Когда Матрена находилась с мужем в Эльбинге, туда приехала Екатерина Алексеевна, и государь писал, между прочим, мужу Матрены: «отпустил я жену свою в Эльбинг, к вам – и что ей понадобится денег на покупку какой мелочи, дайте из собранных у вас денег».

Расторопная и сметливая Балк скоро умела снискать расположение Екатерины до такой степени, что даже государь, может быть, в угоду своей супруге, забыл свою опалу на нее и на ее недавно овдовевшую сестру и показывал ей все знаки царского внимания. «Отпиши ко мне, – писал, между прочим, Петр Екатерине Алексеевне в августе 1712 года, – к которому времени родит Матрена, чтобы мне поспеть».

Через два месяца, Петр, приказывая очистить Эльбинг от войск, велит озаботиться, чтобы Матрена была бережно вывезена из крепости вперед с обозами. Видно, что Петр не забывал того времени, когда знал Матрену еще девушкой в «Кукуй-городке», и был счастлив там своей первой привязанностью.

Все эти знаки царского внимания дали Матрене Ивановне надежду на лучшие времена, и она стала рваться из Эльбинга в Россию, ко двору, поближе к тому светлому центру, из которого исторгло их несчастье сестры Анны.

Около этого времени и брат ее Виллим уже далеко поднялся в гору. К нему-то она теперь шлет письмо за письмом, чтоб чрез влиятельных особ он вывел ее из далекого Эльбинга, чтобы у царя выхлопотал ей с мужем перевод, по крайней мере, в Або. «Здесь же все очень дорого, – говорит она, – а муж полтора года не получает жалованья, и мы проживаемся; к тому же мой бедный муж так болен, что я опасаюсь за его жизнь».

Мало того, практическая Матрена не забывает выдвигать вперед и своего сына Петра, который уже был взрослым молодым человеком.

«Прошу вас, – пишет она к брату, – пожалуйста, сделайте, чтобы сын мой Петр у царя доброй оказией был, понеже лучше чтобы он у вас был. Я надеюсь, что он вскоре у вас будет, понеже муж мой пошлет его с делами в Санкт Петербург».

Скоро – как нам уже известно – умерла их общая любимица, сестра Анна.

Но это семейное горе умерялось другим счастьем: брат Виллим шел в гору так быстро, что у всякого на его месте должна была закружиться голова – и действительно, голова закружилась не только у красавца Виллима, но и у его умной сестры Матрены.

В 1716 году, Виллим Монс из «генеральс-адютантов» царя произведен был в камер-юнкеры ко двору царицы. Это была особая милость и царя, и царицы: Виллим становится всесильным временщиком даже при таком всезнающем и всевидящем царе, каков был Петр.

«Я от сердца обрадовалась, – писала по этому поводу сметливая Матрена к брату, – что вы, любезный мой брат, слава Богу в добром здравии – боже помози вам и впредь! А вы ко мне пишите – что то к счастью или несчастию. Бог вас сохранит от всякого несчастия».

Да, это было и к громадному счастью и к еще более громадному несчастью и Виллима, и Матрены.

Матрена Ивановна достигла своих стремлений – она опять при дворе, Счастье широко им улыбнулось, только счастья этого уже не разделяла их бедная Анна, лежавшая уже в сырой земле и утратившая тот прелестный образ, которым так многие когда-то любовались.

Брат Матрены стал общим любимцем при дворе. В него влюблялись все фрейлины и другие важные девицы и дамы, а Матрена охотно становилась посредницей между влюбленными. Через ее руки шли любовные записки, признания – и все это после обнаружилось, а обнаруженное – стало потом достоянием архивов и истории.

Но этого мало. Брат Матрены скоро стал буквально заправлять русской землей, а за ним поднималась и Матрена, так что перед братом и сестрой преклонялось все: князь Андрей Вяземский, Иван Шувалов, отец будущего временщика Елисаветы Петровны, князь Адександр Черкасский, Артемий Волынский, эта крупная личность того времени, Алексей Бестужев-Рюмин, Петр Бестужев-Рюмин, Матвей Олсуфьев, Иоган Эрнест Бирон, будущий грозный временщик другого царствования, Лесток – опять тоже будущий временщик, Гагарин, Михаил Головкин, посол в Берлине, князь Алексей Григорьевич Долгорукой, Лев Измайлов, посол в Китае, Семен Нарышкин, князь Одоевский, князь Никита Трубецкой, Владимир Шереметев, князь Сергей Юсупов – вся эта знать в десятках и сотнях то просительных, то поздравительных, то ласкательных и заискивающих писем спешила расточать свой любезность перед блестящим светилом двора, повергать к его ногам и к ногам его сестры Матрены Ивановны свои просьбы, челобитья и т. д., и т. д. – все это патенты на историческое бессмертие и все это теперь покоится в архивах на полках, ждет будущих историков.

Вся эта масса патентов на бессмертие раскрылась тогда же, когда всесильный брат и сестра его были арестованы и бумаги их разобраны были самим Петром в тайной канцелярии.

И брат, и сестра обвинены были в крупном, поголовном взяточничестве. Было за ними и другое, тайное преступление, о котором история может только догадываться, потому что Петр своей рукой закрыл это преступление от взоров истории…

Не касаясь деяний Виллима Монс, мы укажем только на несколько случаев лихоимства Матрены Балк, что и послужило открытым предлогом для суда над ней.

Петр Салтыков дарит ей возок, и вот Матрена Ивановна, зная, как силен брат ее у императрицы, пишет ему: «Любезный братец! Петр Салтыков посылает к тебе своего слугу и просит ради Бога похлопотать о его имении: его туда не пускать. Сделай пожалуйста все, что только возможно, потому что старая императрица (царица Прасковья) хочет взять имение себе, и Олсуфьев посылал уже туда своих приказчиков, чтобы силой завладеть имением Салтыкова».

Князь Алексей Долгорукой дает ей тоже хорошую взятку – коляску да шестерку лошадей – и Матрена Ивановна снова пишет брату: «князь Алексей Григорьевич Долгорукой меня просил, чтобы я к тебе написала о нем и просила бы тебя не оставить его и помочь ему в его делах… Прошу, любезный братец, помоги ему: он совершенно на тебя полагается».

Другие князья Долгорукие, князь Федор, княгиня Анна, а также жена Василия Лукича Долгорукова, княгиня Черкасская, Строганову Шафиров, княгиня Анна Голицына – все это дарит Матрену съестными припасами, кофеем, опахалами, атласом китайским, балбереком; даже царевны Прасковья Ивановна, Анна Ивановна и сама царица Прасковья дарят ей кто пятьдесят рублей, кто двести червонных.

Прослужив полтрети года (1717–1718) гофмейстернной при дворе Екатерины Ивановны, герцогини мекленбургской, и попав потом ко двору Екатерины Алексеевны, Матрена Балк жаловалась, что «одолжилась на этой службе многими долгами», и потому просила государыню пожаловать ей – в уезде вексгольмском «питерский погост», да в козельском уезде три села с приселками и деревнями и со всеми угодьями, да в дерптском уезде одну мызу, да несколько деревень в Украине, оставшихся после полковника Перекрестова.

Лет восемь продолжалось это темное царствование над русской землей сестры и брата, которых власть из честных простых немцев низвела на такую степень гражданской деморализации, до которой трудно человеку принизиться, не ослепнув окончательно от блеска опьяняющей и одуряющей славы и власти.

А причина этому, главным образом, была в том, что великий Петр стал сильно стареть и хилеть, а вместе с тем стало притупляться и его недреманное, зоркое око.

Только за два месяца до смерти какая-то невидимая рука приподняла завесу с заслепленных глаз царя: царь получил ясные указания на то, что Монс и его сестра Балк обманывают его самым гнусным образом, обманывают не только как царя, но и как супруга, нежно, до самой смерти любившего своего последнего «друга сердешнинького Катеринушку», которая заменила ему, насколько это было возможно, его первую любовь.

Царю кто-то подал «сильненькое» письмо, а о чем или о ком – то знал один лишь царь да таинственный доносчик.

Это был страшный удар для государя; даже его железную силу пошатнул этот удар.

В ночь с 8 на 9 ноября 1724 года последовал арест Виллима Монса.

Узнав об этом, Матрена Ивановна слегла в постель: она поняла что страшный топор занесен и над ее умной головой.