– А я и не собираюсь гоняться за «тощим волком», который на самом деле очень упитанный. Панцирь носить тебе, ты его и добывай. Мне уже поздно. Учти, однако, что впервые ты облачишься в знаменитые доспехи на следующий день после женитьбы.

Канболет покраснел и кивнул головой.

– Слушай еще. Хагура надо обязательно перехватить по дороге к Шогенукову. Если он поспеет к своему князю, тогда прощай панцирь. Что у тебя с собой? Так… Ну, этого достаточно.

Хотя недалеко и ненадолго отлучился джигит от своего дома, но основное оружие привычно держал при себе: на поясе – кинжал и сабля, на голове, под шапкой – мисюрка – прикрывающая темя своеобразная стальная тарелочка с прикрепленной к ней кольчужной сеткой-бармицей. Конь был под седлом, а к седлу приторочено добротное ружье – эрижиба.

Сверху раздался лошадиный топот, и конь Канболета весело заржал, встречая четырех всадников, спускающихся к реке. Впереди ехал на рослой широкогрудой лошади огромный человек лет тридцати пяти с невероятно массивным торсом и крупной головой на короткой и толстой шее. На лице его тоже все было крупным и массивным – и нос, и губы, над которыми воинственно топорщились рыжие густые усы, и надбровные дуги, и серые широко расставленные глаза, и выпирающие скулы, и крепкая нижняя челюсть с коротко остриженной бородой. Вот только имя у него было Шужей, что, как известно, означает «маленький всадник». Спутники его были помоложе и особенными приметами своей внешности не отличались. Вес они спешились и подошли поздороваться с Тузаровыми.

– Почему не взяли Хамишу? – спросил Каральби. Шужей вместо ответа на вопрос сердито засопел, а его задушевный друг Нартшу, любивший подшучивать над немногословным товарищем, рассмеялся и сказал:

– Лучше спроси, Каральби, почему наш кроткий Шужей не погладил Хамишу [41] своей мягкой ладошкой. Шужей говорит: «Седлай коня!», а этот «волк-медведь», любопытный, как кошка, спрашивает: «Куда едем?» Тогда Шужей, который не любит отвечать на подобные вопросы, приказал ему оставаться дома.

– Ладно! – махнул рукой Канболет, – справимся и впятером.

Каральби взял поводья своего коня у сына и сказал:

– Теперь поторапливайтесь. Удачи вам.

Тузаров поднялся на высокий откос и провожал взглядом всадников, пока они не переправились через речную; долину и не скрылись в темных лесах по ту сторону реки.

Возвращаясь домой, он думал: а не стоит ли завтра на рассвете поехать к большему князю Кабарды Кургоко Хатажукову и рассказать ему все? Ведь этот вероломный Шогенуков может напасть на тузаровский дом, когда узнает, что панцирь уплыл из его рук, еще не коснувшись их. А Кургоко мог бы предупредить возможный набег.

«Сказав "догоню", вслед за солнцем не иди», – говорят в народе. Но Канболету как раз и надо было идти на заход солнца и нагонять упущенное время. Селение князя Алигоко лежало в стороне от дороги, по которой Адешем скакал от Бабукея к Тереку, но если двигаться напрямую, то к Тузаровым Шогенукей гораздо ближе, чем к Бабуковым. Канболет надеялся еще, что вряд ли Хагур отправился в путь сегодня утром, после обильного застолья. Скорее всего даже, он поедет к Шогенукову завтра.

Узкими лесными тропами Канболет и его люди ехали всю ночь. Перед самым рассветом миновали стороной алигоковское селище. Там было тихо и спокойно. Судя по всему, никакие гости сюда еще не заявлялись.

Маленький отряд Канболета продвинулся десятка на полтора ружейных выстрелов вперед по дороге, где следовало ожидать скорого появления Хагура Бабукова. Краденый панцирь, конечно, будет при нем.

Солнце, вслед за которым пошел вчера Канболет, уже начало подниматься у него за спиной, но дорога оставалась пустынной. Ее отлично видно: она тянется вдоль опушки леса, между сплошной стеной деревьев и чуть покатыми склонами травянистой возвышенности.

Здесь, за островком высокого терновника, и устроили засаду.

Канболет с наслаждением вдыхал бодрящий утренний воздух и любовался окрестностями. Да-а. В очень красивом месте должна была вспыхнуть ожесточенная мужская драка. Прямо под кронами столетних дубов, начавших ронять свою багряно-желтую листву на еще зеленую травку, бойко выбросившую новые свеженькие побеги после первых, еще теплых, осенних дождей. От этой травки и все необозримое плоскогорье кажется только что выкрашенным в чистую сочную зелень. И великий, сверкающий под утренними лучами солнца Ошхамахо будто пододвинулся вплотную к этому плоскогорью и мирно теперь покоится на плоской вершине ближайшего холмика.

Канболет вдруг вспомнил, что до сих пор не сообщил друзьям о цели поездки. И едва он успел это сделать, как вдали показалась группа всадников. Они ехали размеренной крупной рысью и, видимо, не очень торопились.

– Восемь человек, – небрежно бросил Нартшу. – Я думал, будет больше.

Канболет немного подумал и распорядился:

– Нартшу, мы выезжаем с тобой на дорогу. Остальные пока останутся в кустарнике. Шужей! Следи внимательно, сам выберешь время, когда удобнее всего будет вмешаться вам троим… Все-таки жаль, что Хамишу не взяли…

Бок о бок с Нартшу Канболет не спеша выехал на дорогу и остановил коня.

Хагур с Идаром, скакавшие впереди, первыми увидели незнакомых джигитов, преграждающих им путь. Впрочем, Бабуков, знавший Каральби и сейчас встретивший молодого человека, так на него похожего, сразу понял, с кем имеет дело. Однако решил не подавать пока виду.

– Эй! Кто там стоит на пути Бабукова, а значит, и на пути князя Алигоко?

Взяв в правую руку кольчугу, висевшую у него на луке седла, и поднимая руку вверх, Канболет зычно прогудел своим раскатистым басом:

– Я тот, кто каждому хочет вернуть свое: Тузарову – панцирь, а Бабукову – его ржавое имущество.

Хагур побагровел от гнева:

– Этот подтелок с голосом быка слишком самоуверен! Я боюсь, что его отец скоро останется без наследника.

– Ты лучше бойся, как бы твой сын слишком рано не вступил в наследственные права, – не удержался насмешник Нартшу.

(Всадники Бабукова стали полукругом позади Хагура и Идара.)

Шогенуковский уорк терпением не отличался, и вот уже тяжелый бердыш с остро отточенным лезвием полетел в голову Канболета. Молодой Тузаров легко увернулся и послал своего коня вперед. Хагур успел лишь до половины вытащить саблю из ножен: в воздухе просвистела старая кольчуга и со страшной силой хлестнула Бабукова по лицу. Полуослепший от крови, залившей глаза, со сломанным носом и разбитыми губами, он повалился на шею лошади. Второй раз Канболет хлестнул уже лошадь, но прежде чем она понесла почти бесчувственного седока, ловко сорвал притороченный к седлу полотняный мешок с панцирем. Идар, воин, убеленный сединами, чуть замешкался, с удивлением наблюдая за действиями столь неожиданного наступательного оружия, как ржавая кольчуга, и тут же был наказан: Нартшу вихрем пронесся мимо него, захлестнул по пути арканом и сбросил на землю.

Свита Бабукова злобно завопила и всей гурьбой, мешая друг другу, кинулась на Канболета. А он вертелся среди врагов волчком, размахивая все той же кольчугой и подставляя под удары сабель мешок с панцирем: сталь гулко звенела, лошади возбужденно ржали, Канболет громко смеялся, увлеченный азартом боя. Нартшу попался сильный соперник: с трудом удавалось отражать удары его клинка. Не помогала и хитрость, которая часто выручала Нартшу в подобных случаях. Бабуковец угадывал все обманные движения и ложные выпады, а ведь надо было как можно скорее от него отделаться, от этого верзилы вислоусого, и прийти на помощь Канболету. Нартшу забыл в пылу схватки о Шужее и еще двух парнях. Ах, как вовремя они выскочили! Ах, как приятно звучит голосочек Шужея – совсем, как у медведя, которого некстати разбудили:

– Э-ге-гей! Оставьте и на нашу долю! Сами всех не перебейте!