- Успокойся, дорогой. - Тереза подошла сзади и положила ладони ему на плечи. - Ты же говорил, что граф Томазо должен тебе пятьдесят дукатов за портрет жены. Почему бы тебе не напомнить ему об этом прямо сегодня?

   - Портрет еще не окончен, Тереза. Граф очень придирчив и не станет платить, пока полностью не будет доволен работой. Что касается росписи южной стены баптистерия, за это я вообще много не жду. Наверняка все деньги достанутся этому выскочке Черути и его ученикам.

   - Ты сам выгоняешь всех своих учеников, - упрекнула Тереза.

   - Среди них нет ни одного по-настоящему одаренного, так что не о чем особенно сожалеть.

   - Ох, Фабио...

   Покачав головой, Тереза принялась убирать со стола, а Фабио в скверном расположении духа направился к себе в мастерскую. Холсты с набросками, раскиданные по столу и даже по полу, как обычно, выглядели молчаливым упреком: он никак не мог начать ни одной хорошей картины, а все наброски были неудачными и потому не оконченными. Портрет графини Орети был, пожалуй, единственной созданной им вещью за последние несколько месяцев, и все же Фабио ни за что не хотел сознаться даже себе самому в переживаемом им творческом кризисе. Пару лет назад им восхищались, его приглашали для росписи своих дворцов правители и богачи, и именно тогда он ощутил вкус к хорошей жизни. Хорошая одежда, вкусная еда, слуги и собственные лошади - все это стало не предметами роскоши, а привычной обстановкой. Он не испытывал трудностей с деньгами, а если их иногда не хватало - брался за срочные заказы или попросту занимал у ростовщиков, расплачиваясь по мере оплаты своих работ. Потом из Венеции хлынул поток молодых художников, талантливых и честолюбивых, и вскоре в конкурентах уже не было недостатка. Заказов стало меньше, а затем нашелся умник из Рима, посмеявшийся над его картинами и заявивший, что "будь на них изображено побольше голых женщин, они имели бы определенный успех, несмотря на явно бездарную манеру исполнения".

   Фабио был буквально уничтожен подобной критикой. Ему редко приходилось сносить насмешки, но беда была в том, что шутник принадлежал к окружению Папы и пользовался репутацией могущественного человека и тонкого ценителя искусств. Вскоре, плененные новыми веяниями, прежние заказчики перестали обращаться к Фабио Сальвиати. Ему пришлось продать свой большой дом и переселиться вместе с молодой женой в ремесленный квартал, а также продать собственный выезд, отпустить слуг и расстаться со всеми лошадьми, содержать которых становилось накладно. К тому же обнаружилось, что остались неуплаченные долги, и вот уже банковские поверенные приходят к нему домой с самого утра и грозятся прислать солдат...

   Разумеется, оставались еще старые связи: тот же граф Томазо Орети, добродушный и щедрый человек, бывший для Фабио больше другом, чем просто заказчиком, или приказчик герцогской канцелярии синьор Альбескотти, да еще некоторые, кто не забывал художника и время от времени снабжал его деньгами, предоставляя заказы на картины. Несмотря на их расположение, Фабио чувствовал, что еще немного такой жизни - и ему придется узнать, что такое нищета. Ему давно хотелось создать что-то впечатляющее, что можно было бы предложить для украшения палаццо самого герцога, но мысль о написании десятков обнаженных женщин не казалась ему удачной, что бы там ни говорили столичные острословы.

   Взяв кусочек угля, он принялся рассеянно набрасывать на листе пергамента лицо юноши, виденное им во сне. Он плохо помнил его черты, хотя видел сон не один раз, только глаза - темные, блестящие, полные страсти и пронзительного ума. Черные волосы завитками обрамляли гордый высокий лоб, в разлете бровей притаилась скорбь. Лицо постепенно обретало объем, уверенные штрихи добавляли ему выразительности: сжатые губы, твердая линия подбородка, еще по-детски округлые щеки... Фабио вгляделся в рисунок, рука его дрогнула и замерла. Если продолжать, а потом доработать набросок, может действительно получиться стоящая картина. Апостол Иоанн, любимый ученик Христа. Жаль только, что такая красота может существовать лишь во сне, придется рисовать по памяти, а для фигуры пригласить натурщика.

   Он улыбнулся. Наконец-то его посетила удачная идея, следовало только довести дело до конца!

   - Ты сегодня пойдешь к графу Томазо? - спросила Тереза, просунув голову в дверь.

   - Да, милая. Я постараюсь закончить портрет и...

   - Боже мой, Фабио, я же знаю, что ты никогда в жизни не просил денег! Но похоже, на этот раз у нас нет выбора. Граф добрый человек, он не откажется дать тебе денег даже за не оконченную работу.

   Фабио притянул жену к себе, и она обвила руками его начавшую уже раздаваться, но еще довольно заметную талию.

   - Если он не откажется, я тут же пойду к Спаноччи и отдам долг, а вечером устроим с тобой небольшой праздник. Что скажешь?

   Тереза потянулась к нему, он наклонился и поцеловал ее долгим и нежным поцелуем.

   - Я хочу праздника, - улыбнулась она. - Надеюсь, он не закончится прежде, чем я получу от него полное удовольствие?

   - Черт побери, соблазнительница, еще немного, и я буду готов начать прямо сейчас.

   Она засмеялась и, погладив его по щетинистой щеке, вывернулась из его объятий, а затем быстро спустилась по лестнице в столовую.

   Простившись с женой, Фабио направился в палаццо графа Орети. Дом у графа был не слишком большой, всего на пять комнат, там не было дорогой утвари и роскошных гобеленов, а ковры на полу даже на вид не казались слишком ценными, но хозяин увлекался искусством и не упускал возможности украсить стены спальни, кабинета и гостиной картинами. Фабио не без гордости узнавал свои произведения, написанные в более ранние годы. Граф лично приветствовал художника, выйдя ему навстречу. Этот жизнерадостный, похожий на медведя коренастый человек послужил бы неплохой моделью для написания Геркулеса. В одежде он предпочитал яркие тона и серебряное шитье.

   - Мэтр Сальвиати, - прогудел он, пожимая руку Фабио своей могучей ладонью. - Рад видеть вас снова. Портрет Катерины почти закончен, не так ли?

   - Да, ваше сиятельство, и сегодня я намерен закончить его полностью.

   - Вы быстро работаете, мой друг, и при этом у вас есть талант. Надеюсь, вы не откажетесь, если я попрошу вас написать портрет моей младшей дочери?

   Фабио улыбнулся. Разумеется, он не откажется, но сперва надо закончить портрет графини. Если графу будет угодно, он мог бы начать портрет девочки хоть завтра. Граф выразил надежду, что художник и впредь не станет обходить его своим вниманием, и провел его в гостиную, где уже ждала графиня Катерина.

   Графиня была не слишком красива, но ее живое, умное лицо располагало к себе. Рисовать ее было трудно, поскольку лишь настоящий мастер мог бы передать этот глубокий взгляд синих влажных глаз и скользящую по тонким губам полуулыбку, наполняющую ее черты мягким очарованием.

   Портрет был действительно почти готов. Фабио критически осмотрел его, попросил графиню сесть у окна, добиваясь нужного освещения, и несколькими уверенными мазками кисти подчеркнул золотистые пряди волос, падающие на плечи поверх парчового синего платья. Ему никак не удавалось лишь обозначить легкую тень у краешка рта, и он отчего-то не решался браться за эту часть картины, сознавая, что без этой маленькой детали не удастся добиться желанного сходства с оригиналом. Он добавлял штрихи то здесь, то там, отмечая нити золотого узора на кайме рукава или подчеркивая кремовые тени у тонких ключиц, но портрет по-прежнему был несовершенен.

   Полдень давно миновал, и граф пригласил живописца отобедать, а затем работа продолжилась.

   - Мэтр, вы слишком строги к себе, - сказал чуть позже граф Орети, разглядывая портрет жены. - Что еще можно добавить, ума не приложу.

   Фабио замер перед полотном, готовясь завершить самое сложное место картины. Он снова посмотрел на графиню, она слегка улыбнулась, чуть вздернув подбородок, и он решительно нанес последний штрих. Получилось не так, как он надеялся, но все же сходство обозначилось яснее. Еще чуть подправив, Фабио с тихим вздохом отступил на шаг назад.