- Тише, тише. - Родные руки обняли меня, удерживая на месте. - Я здесь, все хорошо...

  Да, он был здесь. Кошмарный бред отступил, сознание немного прояснилось. В устремленных на меня глазах Асторе я прочитал страх и сострадание. Он вытер мое покрытое испариной лицо влажным полотенцем, и мне стало легче.

  - Ты же Манфреди, - прошептал он. - Ты не можешь умереть просто так.

  - И то верно, - улыбнулся я через силу. - Прости, что так напугал тебя.

  Он притих, не выпуская моих пальцев из своей руки, и вскоре я действительно задремал. Мне ничего не снилось, но это, наверное, было к лучшему.

  Проснулся я утром, чувствуя себя почти сносно. Лежа с закрытыми глазами, я вслушивался в ровное дыхание спящего Асторе и размышлял, скоро ли я окрепну достаточно, чтобы не заставлять его так волноваться из-за меня. Пока я не шевелился, раненая нога представлялась сущим пустяком, но стоило просто повернуться на бок - и стало ясно, что мне придется проваляться еще несколько дней, прежде чем я перестану морщиться от боли, доставляя братишке страдания своим видом.

  Как только я стал кряхтеть и возиться, он, разумеется, проснулся. Прежде всего, он поинтересовался, как я себя чувствую, потом быстро поцеловал меня и умчался, чтобы распорядиться насчет завтрака и узнать городские новости.

  Пока он пытался кормить меня, как ребенка, а я слабо сопротивлялся, мне стало известно, что армия Валентино, похоже, действительно отошла от стен Фаэнцы и отступила к востоку. Я велел выслать разведчиков, чтобы выяснить все до конца. Возможно, герцог Чезаре убрался в Форли, в Чезену или еще дальше, а может быть, он просто занял покинутые окрестные деревни и собирается подождать, пока жители города потеряют бдительность, чтобы уже без помех взять Фаэнцу штурмом.

  - Он должен отдохнуть и подтянуть войска, - размышлял я. - Сын папы любит комфорт, так что нынешняя зима ему вряд ли по нраву. Нам нужно узнать, куда он направился, и если он ушел достаточно далеко, починить стену и усилить гарнизон.

  - Я немедленно напишу письмо деду в Болонью, - с готовностью сказал Асторе.

  - Да, хорошо. Нам пригодились бы еще люди. Только подожди немного, что донесет разведка. Если город оцеплен войсками, вряд ли гонцу с письмом удастся проскользнуть незамеченным.

  Я провел в постели весь день, и Асторе бдительно следил за мной, как обещал. Он уехал лишь после обеда, пока пришедший врач осматривал меня и менял повязку, а вернувшись, сказал, что в городе царит ликование. Разведчики были отправлены в ближайшие окрестности, и к вечеру советники должны были доложить, что они выяснили. Асторе не видел ничего предосудительного в том, чтобы позволить горожанам праздновать победу и убрать усиленные караулы со стен и улиц, если окажется, что армия Борджиа ушла далеко от Фаэнцы.

  В тот же вечер весь городской Совет явился в замок, чтобы проведать меня и заодно рассказать, что происходит. Я был тронут, не ожидая, что моя популярность настолько велика. Браччано и остальные пожелали мне скорейшего выздоровления и с восхищением отозвались о смелой вылазке, позволившей нам отогнать врагов от Фаэнцы. Хороших новостей было немного. Чезаре Борджиа разместил отряды в окрестностях, покинув лагерь у городских стен. Фаэнца оказалась в кольце блокады, и из пяти высланных разведчиков возвратились только трое. Опасность не миновала, а лишь была отсрочена, чтобы обрушиться на нас с еще большей неотвратимостью.

  Он соберет еще больше людей, подумал я. В его распоряжении все золото Церкви и наемники Франции, Италии и Испании. Он не станет зря тратить время, и падение Фаэнцы не за горами.

  Похоже, я оказался прав. На следующий день посланники герцога Валентино явились в город и были препровождены в замок. Асторе принял их как правитель, в присутствии всех советников и знатных горожан. Чезаре Борджиа вновь предлагал нам сдать Фаэнцу в обмен на обещание неприкосновенности. С ответом Асторе не колебался ни минуты, да и все жители были единодушны: Фаэнца сдастся только со смертью последнего из ее защитников. Советники поклялись, что горожане будут сопротивляться и сражаться за своего герцога до конца. Парламентеры уехали, и в тот же день герцог Чезаре отступил с большей частью войска в Форли.

  Я решил в последний раз попытаться убедить Асторе тайком уехать из города, но едва я завел об этом речь, он заявил, что гораздо в большей безопасности чувствует себя за высокими стенами Фаэнцы, а потом стал смеяться надо мной, назвав меня пораженцем и трусом.

  - Может, ты решил, что я тебя теперь брошу? - сердито спросил он.

  - Ну, ты же вернешься, если...

  - Интересно, что бы ты сказал, если бы я предложил тебе уехать вместе со мной? Ты, командующий обороной города, синьор кастеллан, сын герцога Галеотто Манфреди? Бросил бы вверенных тебе людей на произвол судьбы и отправился кланяться венецианцам, чтобы они спрятали тебя, пока Чезаре Борджиа будет прибирать к рукам твой родной город?

  - Но ты же не связан долгом, - слабо возразил я.

  - Мой долг еще больше, - твердо заявил он. - Я останусь в Фаэнце, пока мы не победим - или не погибнем. У нас есть время, тем лучше. Ты вылечишь свою ногу, а я пока займусь подготовкой к дальнейшей обороне. Знаешь, ведь мы уже не те дети, которыми были летом. - Он улыбнулся, и мне захотелось обнять его. - Каково это - убивать людей?

  - Я не думал об этом, - растерянно сказал я. - Может быть, просто было некогда. Кажется, я действительно прикончил двоих-троих, но для меня они были вроде кукол в красно-желтых мундирах. Когда я вспоминаю об этом, то ничего не чувствую. В бою все не так, и если твоя шпага протыкает тело, это всего лишь удар, отбрасывающий смерть от тебя самого. Почему бы тебе не спросить об этом кого-нибудь более опытного, например, Микеле?

  - Микеле солдат, он только посмеется надо мной. - Асторе вздохнул и, усевшись за стол, вытащил бумагу, перья и чернильницу. Прежде чем начать писать, он задумчиво погрыз кончик пера, потом отложил его, чтобы высказать беспокоившую его мысль:

  - Говорят, Чезаре Борджиа настоящий убийца.

  - Верно. - Я вспомнил все слухи, что ходили об этом страшном человеке. - Он задушил собственного брата, потом еще мужа своей сестры, заколол одного французского епископа, а уж сколько прикончил не столь знатных людей - и вовсе не счесть. Если он не делает это собственными руками, то для такой работы у него есть целая свора палачей, готовых по первому его слову разделаться с кем угодно. Я слышал, что он получает удовольствие, глядя, как люди умирают мучительной смертью.

  Асторе закрыл глаза.

  - Это дьявол, а не человек.

  - Ты все еще не жалеешь, что отказался сдаться?

  - Заткнись. - Он сердито замолчал и начал писать, сосредоточенно склонившись над бумагой.

  Я уже начал дремать, когда он скользнул ко мне под бок. Его обнаженное тело было теплым, но руки и ноги совсем замерзли.

  - Подвинься, - сказал он, прижимаясь ко мне.

  Я дотронулся пальцем до его маленького твердого соска, и он засмеялся.

  - Ты скучаешь по девушкам? - Его холодные пальцы стали гладить мою грудь. - Не хочешь, чтобы я привел к тебе кого-нибудь?

  - Интересно, кого это ты намерен привести, - пробормотал я, перехватив его ладонь и сжав в своей, чтобы отогреть. - Я сейчас не в том состоянии, чтобы развлекаться с девушками, знаешь ли, да к тому же тебе вряд ли удастся найти подружку поприличнее уличной девки.

  - Полагаешь, я не мог бы... - закипятился Асторе, но я прижал ему палец к губам.

  - Наверное, мог бы, - миролюбиво согласился я. - Зато я бы не смог.

  - Посмотрим. - Он закинул ногу поверх моего здорового бедра, стараясь не причинять боли раненой ноге, и слегка потерся о мой пах коленом. Я невольно застонал, и он лукаво улыбнулся.

  - Вот видишь. Если правильно взяться за дело, у тебя все получается. - Он поцеловал меня в плечо, в подбородок, в губы, и я почувствовал, как меня охватывает огонь желания. - Ну же, Оттавиано, отпусти мою руку, я уже совсем согрелся.