Легенды молчат о том, как Крон проглатывал своего первенца. Да и остальных своих детей тоже.
Можно только предположить, что в первый раз с непривычки Повелителю Времени такое далось трудновато, а потому до дворцовой челяди, рабов и просто прихлебателей время от времени доносились комментарии, вроде:
– А можно его хотя бы не прожевывать? – голос Реи.
– Кхе! В горле… в горле застрял! – с натяжкой голос Крона.
– Ты запей… запей, чтобы прошло! – голос Реи.
– Цеп… цепляется… ногами сучит… зараза! – с очень большой натяжкой голос Крона.
– Его протолкнуть надо, а то ты подавишься… ты хлебом… хлебом!
Звук мощного глотка. Глухая отрыжка. Раздумчивый голос (кажется, даже уже совсем не Крона).
– Кажись, у меня изжога от этого паршивца.
И сочувственный вздох Реи:
– Ну, он у меня был какой-то мрачненький…
Как бы то ни было, с остальными детьми вышло попроще:
– Дорогой, у меня девочка!
– А-а, пойдет под перчик!
– У нас опять девочка!
– Под финики!
– И опять девочка!
– Будет в сметанном соусе!
– Э-э… мальчик…
– Замочить в виноградном уксусе и посыпать розмарином!
Спустя какое-то время по животу Крона, аукаясь, гуляла довольно разношерстная компания. Компания знакомилась, ссорилась (обозначая перспективу на будущее) и со скуки выясняла, кто попал в живот Крона раньше.
– Я мужик, меня глотали первым! – голосил боевитый Посейдон, изображая, как его глотали (в лицах) и почему-то очень негодуя на розмарин и уксус.
– Как же, первым! – визжала чувствительная Деметра. – Не помнишь, как мы с Герой тебя откачивали! Ты еще лошадью себя вообразил – все орал: я, мол, Черногривый…
– Первенство по данному вопросу за мной! – нахально утверждала младшая Гера.
Мрачноватый Аид и развеселая Гестия философски наблюдали за дискуссией, пока не решили прибавить ей ярких красок.
– Я, конечно, очень рад, что наконец-то оказался в компании, - начал Аид.
– …но века, которые я просидела в брюхе отца в одиночестве, вашим обществом не окупаются! – в тон ему пропела Гестия.
Обменявшись безмолвными жестами уважения, брат и сестра мысленно разделили между собой первое место. Остальные примолкли и живенько составили себе мнение и о месте заточения, и о сокамерниках (собрюшниках?).
– Дыра! – громко выразился Посейдон. – Хотя нет, скорее… – тут он выразился еще более громко.
– Меня от всех вас тошнит! – заныла чувствительная Деметра.
– Это плохо, - флегматично заметил из темноты старшенький.
– Плохо, что тошнит?
– Плохо – что тебя…
Вовне, незаметные для милой компашки, неспешно проплывали годы.