Но драгоценностей оказалось немного. Только сверху. А ниже были старинные иконы и посеребрённые подсвечники.

На самом дне сундука нашли бутылку из толстого зеленоватого стекла, закупоренную большой пробкой. Когда Анатолий Николаевич поднял её над сундуком, кругом засмеялись. Думали, что в бутылке вино или масло для лампадок. А вытащили пробку и наклонили — из горлышка посыпались разноцветные, мелкие, как пшено, бусинки.

Когда окончили пересчёт и подписали акт, комиссия повезла драгоценности в Госбанк. Не поехал только Алёшин отец, поддевший ковшом клад. Он торопился очистить пруд.

Ребята долго не уходили от пруда и всё ждали, не подцепит ли ещё чего экскаватор. Но, кроме ржавого ведра без дна, передней оси от тарантаса и почерневшего кладбищенского креста, ничего интересного не попалось.

Талка подняла бутылку, оставшуюся от клада, потёрла её ладошкой, посмотрела сквозь сумеречное стекло на солнце.

— Давайте возьмём эту бутылку. Она нам пригодится, — сказал Алёша.

Привезли ещё трубы. Автокран стал осторожно снимать трубы с площадок и укладывать вдоль линии будущей траншеи одну в конец другой.

Трасса была прибранной, укатанной. Трубы раскладывались аккуратно и ровно, и казалось, что это ложится одна бесконечная труба, доходящая до самой Москвы.

Сразу после того как закончили укладку трубопровода в гористом Предкавказье, Куренёвы переехали в степь.

Газопроводчики остановили свой передвижной городок вблизи степной реки Леи. Палатки стояли вдоль лесной полосы. Ровные полосы леса поделили степь на квадраты, как делят синими линиями страницы тетради на клеточки. Только эти клеточки-квадраты в степи — каждая величиной со сто футбольных полей. Куда ни глянешь — всюду зелёные стены ровного густого леса. Когда ехали, Талке всё время казалось, будто проезжаешь через ворота, прорубленные в этих лесных стенах.

Газопровод будет тут пересекать реку Лею, и строителям выходило работать здесь дней десять на одном месте.

Мама Ирина отправилась в город с проектами. Талка осталась за хозяйку.

У куста смородины, под высокой акацией, отец устроил ей кухоньку: опрокинутый большой ящик из-под лапши — стол, два ящика поменьше — табуретки. На столе — походная плитка. К ней подсоединён шланг от баллона с газом. Сам баллон спрятан от солнца, чтоб не нагревался.

Нравится Талке походная плитка. Повернёшь лучистый краник вправо — в горелке зашипит газ. Поднесёшь спичку — вспыхивает вокруг горелки синезелёный венец пламени. Поставишь чайник или кастрюлю — через десять минут закипит вода, подкидывая крышку.

Сначала Талка готовила свои любимые кабачки. Нарезав очищенный кабачок на куски-колёсики, она обваливала их в муке и укладывала в кипящее на сковородке масло. Раздавался треск, взлетали острые, как осколки, брызги, колёсики быстро покрывались ореховой корочкой, издавая самый вкусный обеденный запах.

Поджаренные кружочки Талка сложила в кастрюльку, вылила на них со сковородки остаток масла, накрыла крышкой и поставила на солнцепёк, чтобы кабачки не остыли к обеду.

Потом она взялась готовить компот из свежих фруктов.

Над кастрюлькой взвился ароматный парок. Тихие, еле уловимые токи воздуха понесли запах сиропа и горячих фруктов вдоль лесной полосы. Этот запах быстро учуяли пчёлы и полетели навстречу ему. Они стали виться над кастрюлькой, пробуя сесть, но мгновенно отскакивали, обжигаясь. Дыма не было под кастрюлей, а пчёлы ещё не знали, что бывает такой огонь, от которого совсем нет дыма.

Талка захотела помочь пчёлам. Она набрала с краёв кастрюльки ложку загустевшего пенистого сиропа, долго дула на него и, когда остыл, разлила его маленькими, с три копейки, кружочками на листья подорожника, как на тарелочки. Пчёлы нашли эти зелёные тарелочки.

— Чего ты баловать их вздумала! Они и так наберутся.

Девочка оглянулась:

— А-а! Алёша! Здравствуй! Откуда ты взялся?

— На колхозную пасеку ходил.

— Вот ты всех пчёл-то и распугал! Правда!

Пчёлы вились теперь и над ложкой, которой девочка размахивала, разговаривая с Алёшей.

— Ой, сколько их налетело! Весь компот мой поедят. Как это они быстро пронюхали?

— А ты не знала? Как только хоть одна пчела наткнётся на место, где можно богато набрать мёду, так тут же тебе и летит прямо в улей и рассказывает там о находке.

— И не собьются они с дороги, не заблудятся?

— У них, у пчёл-то, не то что у людей. У них по пять глаз!

Талка недоверчиво покосилась на Алёшу, зачерпнула из кастрюльки ещё ароматного сиропа и накапала на листья.

Запустив хоботки в сироп, пчёлы наполняли им свои цистерночки-животы. Потом, глухо гудя крылышками, они стали улетать.

Талка видела, как пчёлы сначала поднимались немного вверх, а потом по прямой линии улетали в сторону пасеки.

— Смотри, смотри! Ой, что же это такое? — испугалась девочка. — Он уносит пчелу!

С акации слетела большая полосатая, как шмель, оса и, спикировав, набросилась на пчелу. Маленькая, отягчённая ношей пчела не могла сопротивляться. Полосатый разбойник схватил пчелу, как паук муху, и улетел за деревья, к реке. С высокой акации стали пикировать на пчёл другие чёрно-жёлтые осы.

— Они покрадут всех пчёл! Гони их, Алёша!

Талка запустила ложкой в ос.

— Идём! Мы найдём, где они живут! — крикнул Алёша.

Талка выключила плитку, и ребята побежали за осами, стараясь не потерять их из виду. Чёрные, они были хорошо видны на фоне светло-синего неба. Осы перелетали через лесополосу, как через забор, шли на снижение к реке и пропадали за обрывом.

Разбойничье гнездо ребята нашли в норе, в невысоком обрыве над самой Леей. Весной нора эта принадлежала ласточкам. Но приглянулась осам, и они завладели норой, прогнав хозяев.

Кустик ивняка маскировал вход в нору. Алёша сунулся было к гнезду, но тут же с криком выскочил на обрыв и побежал, закрывая руками лицо. Талка пустилась вслед.

Осы гнались за ними и отстали лишь тогда, когда ребята добежали до экскаваторщика.

— Медку захотели? Ну как, сладок?

Он думал, что в обрыве берега жили дикие пчёлы, но, когда узнал о грабителях, сказал:

— Я сейчас буду перемещаться. Работка тут на лёгком грунте идёт — лишь поспевай передвигать экскаватор. Покажите мне, где живут те паразитины.

Машинист поднял ковш и включил ход. Гусеницы, звякая, пошли вперёд по дну траншеи, выдавливая чёткий свой след на чёрной маслянистой земле. Экскаватор приблизился к обрыву.

Изготовясь, ковш рванулся к обрыву, поддел землю и понёс её.

Проводив глазами ковш, девочка беспокойно оглянулась на кустик. Он был цел! Задетый за верхушку, он покачивался, стряхивая с листьев капельки ещё не просохшей росы. На месте осиного гнезда чернела глубокая яма.

— Вот мы и очистили нашу трассу от дармоедов! Чтоб им ни дна ни покрышки, — сказал машинист, быстро набрал ковш свежей земли с борта траншеи и высыпал её поверх первого ковша.

— Так и надо полосатым! — закричали ребята, оглядываясь, на всякий случай, кругом.

Но чёрных точек вверху больше не было.

Над ярко-зелёными, будто после свежего ливня, верхушками лесов — огромное горячее небо. Местами небо заштриховано сетками мачт высоковольтной электропередачи. А совсем вдали, в смутном накалённом мареве, проступали белые, как облака, стены высоких элеваторов. Перекликались птицы и проносились пчёлы, победно трубя.

Траншеи с обеих сторон реки Леи были вырыты.

Теперь нитку газопровода надо протянуть через Лею. Газопровод перейдёт Лею в том месте, где течение остановлено плотиной.