— Как же? — больше удивился, чем испугался Филипп Костелюк. Из-за усилившейся головной боли он плохо понимал происходящее. — Как же так, расстрелять? Я что же, столько проехал, чтобы вы меня вот здесь сразу к стенке?
— А вот так! — Голос молодого капитана стал даже веселым. — Без суда и следствия! По закону военного времени!
Все дальнейшее происходило совсем уже как во сне. Ему скрутили руки и поставили лицом к пустыне возле развороченного полусгоревшего танка. Спиной Филипп чувствовал раскаленный металл. Он тряс головой, пытаясь отогнать неприятное видение, но семь солдат в защитных комбинезонах с боевыми карабинами в руках исчезать не хотели. Руководил расстрелом тот же капитан Лопусов. Он встал, как и полагается, слева от солдат и командовал:
— На плечо!
Понимая, что через каких-то несколько секунд в тело его вонзятся семь раскаленных пуль, Филипп поморщился. Внутри у него все похолодело. Процедура казни оказалась такой простой, такой банальной, что создавалось впечатление, будто здесь это практикуется на уровне легкого общего завтрака или партии в кегли.
— Готовьсь! — командовал молодой капитан.
«Сейчас он крикнет «пли», и наступит вечная мгла? — вдруг совершенно успокаиваясь, спросил себя Филипп. — Или все-таки я попаду в рай?»
Подул легкий прохладный ветерок. Отчетливо было слышно, как шелестят вокруг песок и пепел. Филипп стоял с закрытыми глазами, но ничего не происходило. Тогда он открыл глаза и увидел, что капитан Лопусов, вместо того чтобы взмахнуть уже приготовленным платочком, заглядывает в какой-то мятый листок.
Капитан посмотрел в листок. Разгладил его на колене, опять посмотрел, глянул на Филиппа и вдруг объявил:
— Отбой, ребята! Этого расстреливать мы не будем. Не псы же мы бешеные такого парня за какие- то украденные часы в рай отправлять. Зачем вообще мертвому часы?
С неохотой солдаты разбрелись. Здесь было довольно скучно, и неожиданная отмена расстрела не понравилась им. Потоптавшись немного на месте капитан Лопусов сложил листок, который рассматривал и который, по всему похоже, спас Филиппу жизнь. Капитан сам подошел и длинным ножом разрезал веревки на руках беглеца.
Танкисты выходили из своих боевых машин, но никто не приближался. Смотрели издалека. Вроде с опаской и уважением.
— Уходи! — сказал молодой капитан, протягивая Филиппу пистолет. — Бери и уходи. Мы солдаты, а не палачи. Но имей в виду, не все такие добрые. — Он сам поднял с земли, отряхнул и подал Филиппу его сумку. После чего молодой капитан приложил ладонь к виску. У него был нездоровый взгляд. Приступ астматического кашля скомкал его последние слова. — Лови! — Он кинул Филиппу часы мертвеца, и шофер подхватил их левой рукой. — Надеюсь, они еще пригодятся тебе. Прощай. Может быть, скоро увидимся.
Быстрым шагом удаляясь по полю, Филипп пытался понять, почему был вдруг помилован, и не мог.
Черный пепел, перемешанный с песком и гравием, неприятно хрустел под подошвами. Чувствуя направленные в его спину сотни человеческих глаз, беглец непроизвольно вжимал голову в плечи. Уже порядочно удалившись, Филипп Костелюк все-таки обернулся. Оказалось, что никто и не смотрел в его сторону. Солдаты развели несколько костров. Похоже, готовили пищу. Порывом ветерка принесло запах разогретых консервов. Филипп принюхался.
Нужно было идти. Над остатками его разбитого грузовика все еще дрожал воздух. Сколько же хрономобилей кинулось в погоню за обыкновенным шофером?
ДОРОГА СКВОЗЬ ГНИЛЫЕ ДЕРЕВНИ
Погода портилась. Над пустыней повисли грозовые облака, и вскоре пошел дождь. Первоначальная иллюзия, будто военные машины стоят до самого горизонта, быстро развеялась. Удалившись только на пару километров от места своего несостоявшегося расстрела, Филипп Костелюк уже не видел впереди этих бронированных монстров. Здесь образовалось что-то наподобие дороги: неглубокая выемка. По сторонам стали попадаться какие-то руины, но руины чуждые, ничем даже отдаленно не напоминающие русскую столицу.
В основном это были полуразрушенные кирпичные строения, но попадались мазанки и мокрые срубы. Гнилые деревни распространялись с некоторой прерывностью на многие километры вперед.
В окнах поблескивали остатки стекол. Кое-где болтался вместо стекла рваный целлофан, а иногда маленькое деревянное окошко было просто затянуто высохшей животной пленкой. Все двери нараспашку. С низких порогов течет вода. Внутри сквозь пустые проемы окон можно разглядеть скелеты хозяев и какую-то нехитрую утварь, иногда громоздкую старинную электронику, иногда кусочек яркого народного костюма или высокую песцовую шапку с пером, сползающую на полуразложившееся лицо мертвеца.
Приглядываясь к строениям вдоль дороги, во дворе возле одного дома Филипп заметил разбитый экран супермонитора «Диво», точно такой же стоял у него дома сто шесть лет назад, а буквально на сто метров дальше возле остатков большого костра беглец увидел воткнутый в полено типичный каменный топор. Все это не укладывалось ни в какие логические рамки, и он уже не искал объяснений. Просто вертел головой и внимательно смотрел по сторонам.
Попадались мертвые животные и человеческие полуразложившиеся тела. Ни один мертвец не походил на другого. То человек был закован в латы и держал в неподвижной руке рыцарский меч, то он был в суперсовременном инфракрасном шлеме — излучателе любви. Как раз вот такой шлем выпрашивала себе в подарок негодница Земфира. Понятно, тепловой излучатель это мечта любой женщины. Филипп даже хотел вернуться и снять с мертвеца шлем, но вовремя одумался. Земфира умерла, наверное, лет сорок назад. Зачем ему тепловой излучатель?
Часто попадались и скелеты. Иногда на скелетах сидели какие-то незнакомые черные птицы с кривыми золотыми клювами. Когда Филипп приближался, стервятники и не думали улетать. Они только раздвигали широкие крылья, поворачивали в его сторону маленькие головы и, разевая клювы, по-змеиному шипели.
Птицы были явно неземного происхождения. На это указывали единственный глаз во лбу и единственная семипалая лапа. Птицы были одинаковые, одной породы. А скелеты людей если и отличались один от другого, то только размерами и остатками истлевшей одежды.
По-настоящему поразили Филиппа скелеты животных. Среди останков лошадей, собак, кошек, верблюдов и слонов — всех этих животных он определял без труда — присутствовали такие кости, что страшно было даже представить себе, чем это могло быть при жизни.
«Что это за кошмар? — спрашивал себя Филипп Костелюк. — Чьи это безобразные останки? Кто жил здесь? Кто эти люди? Кто эти звери? Кто убил их?»
Но только последний вопрос получил ясный ответ, лишь только был задан. Наверное, он спросил это вслух, и тотчас за спиною путешественника загрохотали выстрелы и взрывы. Раздались залпы орудий, зашуршали выпускаемые ракеты.
Филипп поднял голову. Черное грозовое небо опять было испещрено белыми тонкими полосами, и вдоль всей линии горизонта вспухали грибы взрывов.
Но бой шел севернее, никак не задевая путешественника. Филипп двигался вдоль выемки, похожей на дорогу, и, когда пошел дождь, ноги его оказались по щиколотку в теплой воде.
Наклонившись, зачерпнув полные ладони этой воды и омыв лицо, Филипп Костелюк возблагодарил Ахана за спасение и тотчас ощутил, как усилилась толчкообразно его мучительная головная боль.
Боль не покидала Филиппа с того самого момента, как мэр Москвы Петр Сумароков вложил ему в ухо злополучный ЛИБ, но кроме боли — ничего. Как пользоваться случайно обретенным могуществом, он даже и понятия не имел. Филипп хоть и благодарил Ахана за свое спасение, но подспудно предполагал, что именно это, еще не освоенное личное могущество и спасло его от неминуемой гибели.
ПЕРЛАМУТРОВАЯ БАБОЧКА И ВЕЛИКАН С ЗОЛОТЫМ МЕЧОМ
Он шел, не оборачиваясь и не поднимая головы, только по сторонам смотрел, выискивая что-нибудь похожее на люк или бункер с лестницей, ведущей вниз, в подземный город. Но ничего похожего не попадалось.