— Если бы только это, — обронил Перси.

— Да, — понимающе кивнула Мэри. Они потеряли нечто очень важное, что составляло самую их суть, — наивность и чистоту, решила она. Она видела признаки этой потери в их лицах, знакомых и чужих одновременно. Каждое утро в зеркале, перед началом очередного утомительного дня на плантации, она сама замечала в себе следы этой потери. — Но у тебя были мои молитвы, если уж не письма, Перси. Ты не можешь себе представить, как я счастлива, что они были услышаны.

Она смотрела на него и не могла наглядеться. А он стоял, сохраняя холодное самообладание, что сбивало с толку и даже пугало ее.

— Они были услышаны. Но нога Олли...

Мэри в ужасе поднесла руку ко рту.

— Ты хочешь сказать...

— Та немецкая граната предназначалась мне. Олли спас мне жизнь.

Прежде чем Мэри успела открыть рот, перед ней возник Майлз. Его лицо было хмурым.

— Мэри, когда мы едем домой? Я хочу увидеть маму.

Ошеломленная признанием Перси, Мэри обвела растерянным взглядом толпу, потянувшуюся к выходу с платформы, и заметила, что к ним пробирается Беатриса, в своем наряде похожая на большую черную птицу. За ней следовала Люси. Замыкал шествие Джереми, нагруженный цветами, которые вручили мальчикам по случаю возвращения домой.

— Я приехала с Уориками, Майлз, — пояснила Мэри, по-прежнему ощущая на себе немигающий взгляд Перси.

— Все вышло так, как я и ожидала, — с раздражением заявила Беатриса. — Я уже сообщила мэру Харперу, что парад следовало бы перенести на другой день, но он не хочет, чтобы собравшиеся лишний раз приезжали для этого в город. Абель же намерен отвезти Олли домой. Бедный мальчик очень устал.

— Как и Майлз, — сказала Мэри. — Кроме того, ему не терпится увидеться с мамой.

— Но мы все в «паккард» не поместимся, — заметила Люси, пододвигаясь поближе к Перси и бросая косые взгляды на Мэри.

— Мы прекрасно знаем об этом, Люси. — Беатриса окинула ее ледяным взглядом. — Майлз, дорогой, вы с Мэри поезжайте с Абелем, а потом, часа в четыре, давайте встретимся у нас и оттуда пойдем в город. Надеюсь, мальчики смогут хоть немного отдохнуть.

Никто не возражал, и багаж понесли к машинам. Беатриса взяла цветы из рук супруга и сунула огромный букет Люси.

— Будь добра, помоги мне отнести их в машину, Люси.

— Но я... — запротестовала было Люси, стараясь раздвинуть стебли гладиолусов, закрывавшие ее лицо.

— Прошу тебя, не спорь со мной.

Беатриса подмигнула сыну и Мэри, уводя Люси.

Когда они снова остались одни, Перси вынул руки из карманов и взял Мэри за плечи.

— Сегодня вечером, после того как утихнет вся эта кутерьма, я отвезу тебя и Майлза домой. Имей в виду, тебе придется задержаться, чтобы мы могли поговорить. И не вздумай отказываться, Мэри.

— Не буду, — прошептала она.

Кровь гулко шумела у нее в ушах, и она боялась, что лишится чувств.

Перси впервые за все время улыбнулся.

— Вот и умница.

Он коснулся ямочки у нее на подбородке и поспешил вслед за родителями и Люси к «паккарду».

Майлз поднялся наверх, в комнату матери, и Мэри ждала в гостиной. Она стояла у одного из французских окон, выходившего на некогда роскошный розовый сад. Несколько кустов уцелело, большая же часть роз безвозвратно погибла под ударами кочерги, которой орудовала Дарла, когда домашние уже спали. Ранним утром следующего дня Тоби нашел несколько красных и белых бутонов, срезал обломанные стебли и принялся искать оружие, боясь, что хозяйке взбредет в голову продолжить начатое и избить дочь, пока та спит.

С тех пор розовые кусты никто так и не пересадил, и теперь на месте святотатства росли сорняки, милосердно скрытые со стороны улицы шпалерами, давно нуждавшимися в покраске, Лишь несколько бутонов храбро распускались весной посреди разоренной клумбы.

В доме не осталось ни капли спиртного, и Мэри пожалела о том, что не попросила Тоби купить бутылку шампанского, чтобы отпраздновать возвращение брата домой. Разумеется, они больше никогда не поднимут бокалы вместе с матерью, но ведь они вдвоем с Майлзом могли бы устроить скромное торжество в гостиной.

Хотя праздновать, откровенно говоря, было особенно нечего. Брат превратился в больного беспокойного человека. Большую часть времени он молча сидел в углу, изредка покашливая в носовой платок.

— Она плохо выглядит.

Стоявшая у окна Мэри едва не подпрыгнула от неожиданности.

— Извини, я не хотел тебя пугать. — Сутулясь и шаркая ногами, Майлз вернулся в гостиную. Он переоделся в штатское и теперь озирался с видом человека, попавшего в зал ожидания на вокзале. — Мама выглядит ужасно, верно? Это место, куда ты ее отправила, выжало ее досуха.

Мэри ощутила укол раздражения.

— Выписываясь из санатория, мама выглядела очень даже неплохо, — заметила она, стараясь, чтобы ее голос звучал ровно и спокойно. — Эммит сказал, что она стала похожа на себя прежнюю, но простуда, которую мама подцепила в поезде, перешла в пневмонию, и выздоровление далось ей нелегко.

— Она говорит, что в прошлом году ты отправила ее на лечение в Денвер, чтобы она не путалась у тебя под ногами, пока ты будешь заниматься сбором урожая.

— Ох, Майлз, это неправда! — с негодованием воскликнула Мэри. — Мама нуждалась в профессиональном уходе. Ты не поверишь, на какие хитрости она пускалась, чтобы заполучить бутылку. Она настолько оскорбительно вела себя с сестрами, что ни одна из них не пожелала остаться, и вся тяжесть ухода легла на Сасси.

— А ты? Где была ты?

— Ты прекрасно знаешь, где была я. Я должна была заниматься сбором урожая. Тебе-то известно, каких усилий требует управление плантацией.

Майлз окинул сестру пронзительным взглядом.

— Если бы мы продали землю после смерти папы, ничего этого не случилось бы.

Мэри едва успела прикусить язык, с которого уже готов был сорваться резкий ответ. Она старательно гнала от себя эту мысль, отказываясь даже задуматься над тем, какой могла бы быть их жизнь, если бы они продали плантацию. Она взяла в руки серебряный кофейник, стоявший на подносе.

— Выпьешь кофе? А вот имбирные пряники. Сасси испекла их специально для тебя.

— Нет, спасибо. Расскажи мне о маме. Как ты думаешь, она когда-нибудь выздоровеет?

— Она пока не перешла в разряд людей, излечившихся от алкоголизма. — Мэри сделала глоток обжигающего кофе, чтобы уменьшить сухость во рту. — Тяга к спиртному никуда не делась, и нас предупреждали...

— Нас?

— Эммита Уэйта и меня. Он помогал мне заботиться о матери. Не знаю, что бы я без него делала. Это он нашел санаторий. Эммит ездил со мной на поезде в Денвер, а потом помог привезти маму домой.

— Без сомнения, из чувства вины.

— Из сострадания. Присядь, Майлз, давай поговорим. Или ты хочешь подняться к себе в комнату и немного отдохнуть?

— Давай поговорим. — Майлз с размаху опустился на диван, свесил руки между костлявых коленей и понуро опустил голову. Спустя несколько мгновений он произнес: — Она попросила у меня выпить.

— О Майлз, нет, только не это...

Мэри и представить себе не могла, что мать способна выпрашивать у Майлза спиртное, - хотя, если подумать, что тут странного? Узнав о приезде сына, Дарла оживилась, ее голос зазвучал бодрее, у нее загорелись глаза, словно она хранила какую-то важную тайну. Мэри тогда решила, что оживление вызвано известием о том, что Майлз возвращается с войны, но, оказывается, мать надеялась, что он станет снабжать ее выпивкой.

— Что ты ей сказал?

Она с опаской взглянула на брата. Мать всегда веревки вила из Майлза.

— Разумеется, я сказал ей «нет».

— И что она сделала?

Майлз рассеянно провел рукой по тонким, редеющим волосам, чем вызвал целый водопад перхоти, которая, подобно снежинкам, закружилась в лучах солнца, проникающего сквозь жалюзи.