Подчиняясь диктату спроса, магазин из мрамора, красного дерева, стекла и позолоты занял целый городской квартал. В начале 1856 года, прежде чем пятый губернатор Техаса Элайша Пиз переехал в недавно построенный губернаторский особняк в Остине, его супруга Лукадия специально приехала к Анри за советом касательно покупки мебели для двухэтажной резиденции в неогреческом стиле, выстроенной из темно-желтого кирпича. В своем описании дома жена губернатора назвала его «продуваемой всеми ветрами скорлупой». Две с половиной тысячи, выделенные для этой цели техасскими законодателями, не позволили развернуться, но Анри и Типпи сделали все, что было в их силах. Плоды их труда настолько изумляли, что каждый, кто побывал в резиденции губернатора, вслух выражал свое восхищение. Светский репортер, писавший для газеты Остина, в частности, утверждал: «Всякий, кто хочет произвести фурор в свете, просто обязан первым делом посетить “Галантерейный магазин Дюмона” в Хоубаткере, Техас, и получить профессиональную консультацию у проницательного владельца и его талантливой помощницы».

Подобного рода комментарии всемерно способствовали укреплению репутации магазина, который нынче торговал всем, начиная от женского белья и заканчивая вилками и столовыми ножами. К концу десятилетия прежде помещавшееся в двух комнатах заведение Анри превратилось в гиганта, ведущего законодателя в мире моды и интерьера.

«Лесозаготовительная компания Уорика» также переживала период подъема, хотя богатство Джереми объяснялось скорее выгодными инвестициями в другие сферы предпринимательской деятельности. Впрочем, лесозаготовки так и остались его единственной любовью. В 1843 году, приехав вместе с женой и детьми навестить ее родителей, Джереми познакомился с Сэмюэлем Б. Морзе, профессором Нью-Йоркского университета и художником-портретистом. Этот человек совершал поездку по стране, собирая деньги для производства машин собственного изобретения, которые он назвал телеграфными аппаратами. С их помощью можно было посредством электросигналов легко передавать сообщения по проводам. Джереми осознал всю важность изобретения и вложил деньги в создание «Телеграфной компании Морзе». Через шесть лет вложенные деньги дали четыреста процентов прибыли, а цена акций взлетела до невообразимых высот.

В начале 1858 года Джереми сделал еще одно очень выгодное капиталовложение, присоединившись к нью-йоркским финансистам, строившим на паях завод по производству консервированного сгущенного молока, долго хранящегося без заморозки. Принцип его производства был разработан и запатентован Гейлом Борденом, в прошлом гражданином Техаса. Он же был человеком, составившим первую топографическую карту будущей республики. Продажи сгущенного молока Бордена росли. Вскоре были построены заводы в Нью-Йорке и Иллинойсе, что принесло огромные прибыли отцам-основателям компании. Результатом всех этих финансовых авантюр стала роскошь, от которой Камилла была без ума, а вот Джереми, как и прежде, всем сердцем отдавался лесозаготовительному бизнесу, до сих пор надеясь на то, что придет день, и его компания станет одной из ведущих во всем Техасе.

На подъеме в пятидесятые годы находилось производство хлопка. Сомерсет, как и другие хлопковые плантации, наслаждался миром и благополучием. Кризис 1857 года, приведший к временному падению экономических показателей в северных и западных регионах США, не особенно сказался на Юге. Постоянно растущий спрос на хлопок в Соединенных Штатах, Мексике и Великобритании избавил восток и юг Техаса от рецессии, поразившей другие, не связанные с текстильной промышленностью сферы производства. Сомерсет лидировал в стремлении дать пищу ненасытным челюстям текстильных фабрик Севера, перерабатывающих «белое золото» в нити, из которых пряли ткани. Выражение «хлопок есть король» было придумано в середине десятилетия. Хлопок составлял половину экспорта США. Он наполнял деньгами сундуки очень многих. С течением времени Сайлас все более верил в то, что никакой войны не будет.

— Северу не обойтись без Юга. Мы держим их экономику на плаву. Если рабство отменят, как, скажите на милость, мы сможем этого добиться? — отмахивался он от аргументов тех, кто считал иначе.

В то время как большинство отцов города и друзей Толивера черпали мужество в уверенности Сайласа, многие другие были настроены не столь оптимистично и не верили в благоприятный исход противостояния. Юг, к которому Техас себя причислял, то и дело подвергался тому, что некоторые считали «пощечинами перчаткой по лицу». Книги и газетные статьи, критикующие рабство, появлялись во все возрастающем количестве. Наиболее скандальной оказалась опубликованная в 1852 году «Хижина дяди Тома» — направленный против рабства роман, который свободные от рабовладения штаты считали свято-правдивым, без ретуши описывающим жестокую систему эксплуатации негров, на которой зиждется благополучие плантаторского Юга и процветание его экономики. Книга Гарриет Бичер-Стоу вызвала бурю протестов в рабовладельческих штатах. В «Демократическом телеграфе» и «Вестнике» роман назвали «конъюнктурной халтурой, полной лжи». Его появление уменьшило число южан — сторонников мирного компромисса с Севером.

Еще одним камнем преткновения стало нежелание свободных от рабства штатов выполнять Закон о беглых рабах 1850 года. Согласно этому закону вводился институт федеральных комиссаров, в обязанности которых входил розыск беглых рабов на всей территории федерации. Всем гражданам вменялось в обязанность всячески содействовать этим комиссарам. Упорное саботирование северянами этого закона подливало масла в огонь недовольства Юга. Ради защиты беглецов некоторые северные штаты приняли Законы о личной свободе, аннулирующие вышеуказанный федеральный закон. Разозленные южане считали подобные действия неконституционными.

В законодательных органах южных штатов ворчали, мол, как Юг может оставаться частью федерации, если кое-кто позволяет демонстративно насмехаться над вступлением к конституции, в котором ясно говорится, что правительство обязано «гарантировать внутреннее спокойствие» и «содействовать общему благоденствию», в то время как политики с Севера потворствуют бегству рабов и тем, кто им помогает, подстрекают организаторов антирабовладельческих мятежей, распространяют лживую пропаганду и не уважают законодательство Юга. Короче говоря, они спрашивали друг друга: как Юг может позволить властям, выбранным Севером, делать все, что им заблагорассудится, рискуя нарушить внутреннее спокойствие и общее благоденствие страны? Как могут они отказаться от принципа, выведенного в Декларации независимости и гласящего, что «…если какая-либо форма правительства становится губительной для самих этих целей, народ имеет право изменить или упразднить ее и учредить новое правительство»?

Общим мнением было то, что с рабовладельческих штатов довольно терпеть своеволие со стороны Севера, и им следует отделиться от федерации. На Хьюстон-авеню, которую люди попроще называли Аллеей отцов-основателей, подобного рода разговоры вызывали нервный озноб у многих матерей и некоторых отцов, чьи сыновья достигли призывного возраста. Они понимали, что, как только раздастся звук горна, у их отпрысков будет куда больше поводов бороться за свое наследие и способ жизни, чем у большинства южан. Но разговоры об отделении и грядущей войне оставались всего лишь разговорами. Жители Хоубаткера наблюдали за сгущающимися на горизонте тучами, но пока что все они продолжали греться в лучах благосостояния, прогресса и относительного мира.

Не обошлось без смертей. В 1853 году Новый Орлеан пережил эпидемию желтой лихорадки. Умерло свыше пяти тысяч человек. Среди жертв эпидемии оказались родители Камиллы Уорик. Прибыв в город на похороны, Уорики узнали, что Генри и Жизель Морган, владельцы отеля «Винторп», которые дружили с семейством Анри, тоже числятся среди жертв болезни, разносимой москитами. В феврале 1854 года пришло письмо от Юнис Виндхем. В нем сообщалось о том, что мирно, во сне, отошла в мир иной Вилли Мей. Джессика не смогла простить матери того, что та тотчас же не телеграфировала об этом, чтобы Типпи успела на похороны.