Как бы я ни корила себя за эгоизм, я не могла не радоваться предоставленной мне свободе. В этом доме никто не спрашивал, где я пропадаю после школы, и даже как будто бы не замечали, что иногда я возвращаюсь домой под утро. Компанию я нашла быстро. Такую, от которой пришла бы в ужас не только тётя Фэй, но и мама. А началось всё со старого мотоцикла "Метеор", который дед вскоре после моего приезда распорядился отремонтировать. В молодости он дважды выигрывал на нём кубок округа. "Бери, катайся. Твоя мать говорила, что ты умеешь, но своего у тебя нет. Этот старый коняга ещё даст фору новым маркам…" Да, мотор у "Метеора" оказался как зверь. Однажды после школы ко мне подошли двое парней в чёрных кожаных куртках и предложили за мотоцикл кругленькую сумму. А когда я отказалась, принялись зубоскалить — и зачем это барышне такая машина? Ездила бы на трёхколёсном велике, с него не упадёшь и не ушибёшься. Слово за слово и вспыхнула ссора. В конце концов мне надоела наглость этой парочки, и я одному из них врезала. Так здорово, что он разозлился и полез давать сдачи. Нас растащили и помирили. Позже он говорил: когда девчонка так дерётся, забываешь все рыцарские чувства, впрочем Терри в них и не нуждается. Эти двое — их звали Мик Соммер и Джо Линг — оказались членами местной банды байкеров, обожавших устраивать гонки на Моби-драйв — горной дороге, по которой нормальные люди не ездили даже на вездеходных машинах. За тот год, что я провела в Маграте, двое ребят там разбились насмерть — включая Мика, с которым я подралась возле школы. Я много раз носилась по Моби-драйв, но Бог меня помиловал.

Парни довольно быстро смекнули, что в известном смысле они меня не интересуют, так что не приставали. У всех байкеров и так были красивые подружки, а я… Тогда, в шестнадцать, я была долговязая и нескладная, как щенок дога. Меня то и дело принимали за мальчишку, и меня это устраивало. Я даже нарочно одевалась так, чтобы как можно больше походить на парня. В общем-то так одевались все те немногие девчонки, что были среди байкеров. Меня уважали. Я была сильной, ловкой и такой же безрассудной, как и мои новые приятели. Временами мы совершали набеги на рынок подержанной техники, охрана которого оставляла желать лучшего. Однако оружие у сторожей всё же имелось, причём не парализаторы, а самое настоящее, поскольку большинство местных воров где-то добывали средство от временного паралича. Позже, учась в академии, я узнала, что это за средство. Ампулы аконина продавались на всех чёрных рынках Федерации, и в последние годы цена на них стремительно падала — выяснилось, что аконин снижает потенцию. Несколько наших набегов на рынок закончились ранениями. Я схлопотала пулю чуть пониже левой груди. К счастью, она прошла скользом и лишь немного задела ребро. "Повезло тебе, девочка, — сказал доктор Джонс, к которому меня привезли ребята. — На этот раз тебя пронесло, но запомни — судьбу нельзя испытывать до бесконечности". Это был мой первый боевой шрам, и я им гордилась. С тех пор я ещё много раз испытывала судьбу и, похоже, буду делать это до тех пор, пока у неё не лопнет терпение. Рана была такой лёгкой, что мне не пришлось пропускать школу, да и дома о ней ничего не узнали. Через месяц мы привезли к доктору Джонсу Нору и Джека. Это было после крупной разборки с бандой из Лохена. Нора получила цепью по голове, а Джек ножом под лопатку. Доктор Джонс занимался частной практикой, и байкеры время от времени наведывались к нему залечивать свои раны. Как правило по ночам, чтобы никто не знал об этих визитах. Об огнестрельных и ножевых ранах доктор должен был сообщать в полицию, особенно если дело касалось несовершеннолетних, но Тимоти Джонс нас не выдавал, хоть и знал, что рискует своей лицензией. Он лишь сокрушённо качал головой и для порядка взывал к нашему благоразумию. В молодости он был военным врачом и принимал участие в подавлении мятежа на планете Хаан. Повстанцы решили возродить диктатуру и вернуть к власти Аммиана Хварода — одного из самых безжалостных тиранов, каких только знала история человечества. Во время демократической революции, проведённой там при поддержке Федерации, ему удалось бежать. Вернувшись в Хаан через десять лет, он умудрился собрать сторонников и устроил в нескольких городах страшную бойню. Федеральные войска, явившиеся на помощь молодой республике, тоже действовали без пощады. О том, что тогда творилось в Хаане, до сих пор вспоминали с ужасом. Говорили, что большинство ужасов так и осталось под грифом "Секретно". Позже, став тамплиером, я убедилась, что это так. И что от народа скрывается гораздо больше, чем он думает. Доктор Джонс слишком много повидал во время той войны, чтобы удивляться нашим подвигам. Он лишь говорил, что не стоит рисковать своими жизнями впустую. "Так ли уж вам нужны эти машины, ребята?"

Угнанные машины мы перекрашивали в сарае Билли Гейма и продавали чандам. Эти бродяги где бы ни получали гражданство, жить по местным законам нигде не могли. То есть злостными нарушителями порядка они не были, но законы признавали только свои собственные, и одним из них являлась кровная месть. На окраине Саммертауна был небольшой посёлок чандов, и хотя хлопот властям они причиняли гораздо меньше, чем малолетние хулиганы, тётя Фэй неоднократно писала мэру письма с просьбой очистить город от этих "воинствующих анархистов". Ей каждый раз отвечали, что мэрии нужны факты, подтверждающие антиобщественное поведение чандов. "Безобразие! — возмущалась тётя. — Собирать факты — дело полиции, а не мирных граждан вроде меня!" Полиция же в дела чандов предпочитала не вмешиваться. Ей было достаточно того, что они никогда не устраивали и не провоцировали беспорядков. В Маграте посёлок чандов занимал всю восточную окраину города, и единственной проблемой для здешних властей была хея, которую чанды варили из местных трав и продавали всем желающим. Рецепт изготовления этой дури знали только они. Вот ей-то они и расплачивались с нами за машины. Иногда нам удавалось сбыть машину за деньги, которые тут же шли на выпивку, а добывали мы её через тех же чандов. Мы все были несовершеннолетними, и спиртное нам не продали бы ни в одной торговой точке Ателланы.

"Так ли уж вам нужны эти машины, ребята?" Да конечно они нам были не нужны. Просто мы были очень молоды и скучали в этом тихом провинциальном городке. Хотелось подвигов, настоящей жизни, в крови кипел адреналин, а от играющих гормонов порой и вовсе сносило крышу. "Послушай, Терри, — сказал мне Джо Линг после того, как я на пустом месте затеяла драку с Тимом Свенсоном, — заведи подружку, а то скоро ты станешь совершенно невыносимой". Легко сказать — заведи подружку. Не отбивать же девчонок у своих приятелей-байкеров, а в классе… Красивых девчонок там хватало, но почти все эти красотки косились на меня с насмешливым недоумением. Я не умела одеваться, не умела себя подать. Будучи отчаянно смелой в драках и набегах, в личных отношениях я была робкой и неуверенной в себе. Я вообще не умела завязывать отношения, особенно с теми, кто мне нравился. Я привыкла скрывать свои предпочтения — ведь марионские проповедники постоянно гневно обличали "нечестивцев, которые забыли о своей природе и строгом предназначении каждого пола". В глубине души я привыкла считать себя прокажённой, изгоем, не имеющим права жить среди нормальных людей и постоянно ждущим разоблачения. Я не могла избавиться от этого даже тут, в Маграте, где были официально разрешены гей-клубы. К тому же я считала себя неуклюжей уродиной. Мой брат всегда был красавцем. Он унаследовал от отца ладную фигуру, правильные черты лица и волнистые каштановые волосы. Я же непонятно в кого была худой и нескладной, а с моими непокорными чёрными вихрами не мог справиться ни один парикмахер, причёсывавший нас с Тео к причастию или ещё какому-нибудь большому празднику. Многие говорили, что на лицо мне в общем-то грех жаловаться, но тётя Фэй любила повторять, что мой дурной нрав накладывает на него отпечаток, лишая меня всякого обаяния. Тётя Фэй никогда не была для меня авторитетом, но ей всё же удалось сформировать у меня комплекс неполноценности, от которого я потом очень долго избавлялась. Возможно, не чувствуй я себя изгоем, старания тёти Фэй не увенчались бы успехом, но чувствовать себя одновременно прокажённой и уверенной в себе, увы, невозможно.