Напевая под нос привязавшийся с утра мотив: «А я иду, шагаю по Москве…» — Роман Басманов направлялся к зданию конторы леспромхоза. Под мышкой — отцовская сумка с документами. Отец попросил передать бумаги в бухгалтерию, а сам вместе с егерем Лапиным отправился в обход леса.
Не доходя каких-то трёхсот метров до конторы, Роман услышал знакомый гул: по улице на гигантских баллонах катил трактор «Беларусь». В открытой кабине за рулём сидел Михаил Анисимов. Кирпичное от загара добродушное лицо улыбалось. А раз у Анисимова хорошее настроение, можно его уговорить дать покататься на тракторе…
Роман помахал рукой, и Анисимов притормозил. На его лице резко выделяется толстый красный нос. Это не оттого, что Михаил пьяница: нос у него всегда такой. С детства. Лицо нормального цвета, а нос — как помидор. Впрочем, это не портило Анисимова. Главное, как говорил отец, чтобы человек был хороший. А Михаил был добрым парнем.
— Молодому Басманову моё почтение, — сказал Михаил.
— Можно, я с тобой? — попросился Роман.
— В моей карете одно удовольствие прокатиться… — улыбнулся Анисимов. — Это не ДТ-пятьдесят четыре, летом жарко, а зимой холодно. А скорость? Могу запросто выжать шестьдесят километров в час!
— Это ты хватил, — сказал Роман, вскарабкиваясь в высокую кабину.
— Не веришь? Ну, тогда гляди!
Взревев, «Беларусь» ринулся по дороге к околице. Маленькие ямки, выбоины ему нипочём. Он вообще их не замечает. Роман посмотрел на спидометр: стрелка колеблется возле цифры пятьдесят.
Михаил поймал его взгляд и несколько сконфуженно заметил:
— Тут подъём, а вот с горки…
И действительно, когда дорога пошла под уклон, стрелка медленно, с трудом, но всё-таки подползла к цифре шестьдесят.
Анисимов сразу сбросил газ и победно улыбнулся.
— Зверь, а не агрегат!
— Это только ты можешь, — заметил Роман.
«Беларусь» свернул с просёлка на целину и по примятой траве покатил к опушке леса, где на старой выкорчеванной вырубке Михаил расчищал от пней и узловатых корней площадку под картофельное поле. Чёрные, коричневые, серые пни, извлечённые из-под земли, напоминали гигантских морских чудовищ с длинными узловатыми щупальцами. Сваленные в кучи, они так переплелись, что их невозможно было расцепить.
— Миша, — просит Роман, — дай порулить! Ну хоть до вырубки!
— Я ж тебе позавчера давал, — не сразу соглашается Анисимов, но всё же останавливает машину и уступает своё место Роману. Тот, порозовев от удовольствия, нежно обхватывает обеими руками руль, трогает ногами сцепление, тормоза. Правда, чтобы их достать, нужно немного сползти вниз с сиденья. Михаил, не глядя на него, закуривает. Он знает, что мальчишка сумеет стронуть с места трактор. Не первый раз. «Беларусь» — отличная современная машина, не то что старички гусеничные. Мало чем отличается от автомобиля.
«Беларусь» вздрагивает, потом сердито рычит и наконец, выпустив облачко синего дыма, рывком скачет с места. Сейчас он напоминает гигантского кузнечика, присевшего на толстых ногах и готовящегося к очередному прыжку. Слышится скрежет, трактор немного знобит, однако, поворчав, он прибавляет ходу: Роман перевёл рычаг на другую скорость. Бросает косой взгляд на невозмутимо попыхивающего папиросой Анисимова. Тот молчит. Роман смиряется и ведёт машину на скорости двадцать километров в час. Быстрее нельзя: дорога не позволяет. Да и какая это дорога? Две широких полосы в высокой луговой траве. Слышно, как стебли хлещут в днище машины, задевают за скаты.
Точно ведя машину по двум колеям в траве, Роман улыбается. Ему приятно держать в руках чёрную отполированную баранку, чувствовать ногами податливые пружинистые педали, ощущать ладонью рычажок переключения скоростей. И потом сидишь на сиденье, как царь на троне.
— Послушай, Анисимов, — спрашивает Роман, — а есть машины выше трактора?
— А как же? — усмехается тот. — Я в армии ездил на таких тётях… «Беларусь» рядом с ними — букашка!
Разработанная вырубка неумолимо приближается. Роман снова бросает быстрый взгляд на Михаила. Тот выкурил уже полпапиросы. Сидит рядом и задумчиво смотрит на опушку леса. Солнце ярко высветило розоватые сосновые стволы, блестят зелёные иголки. Посередине поля стоит тракторная платформа, нагруженная пнями. Да их и положишь-то всего несколько штук: растопырятся корнями во все стороны, не пускают на тележку один другого. Анисимов всё сам делает: и пни корчует, и ковшом поднимает их на тележку, и бульдозером выравнивает площадку. Выкорчеванные пни отвозит к речке, где их жгут. «Беларусь» — это такой трактор, который всё умеет делать. У него полно всяких приспособлений, их нетрудно быстро заменять.
Лицо Романа становится напряжённым, в карих глазах появляется упрямый огонёк. Прихватив зубами нижнюю губу, он отчаянно вертит руль, и послушный его воле трактор делает крутой разворот. Щёлкает переключатель скоростей — и машина бежит по старому следу в обратную сторону. На спидометре 30, 35, 40 километров. Всё сильнее хлещет трава по огромным баллонам, трактор то и дело подбрасывает.
Молчит Анисимов. Курит. Вот он выплёвывает окурок и кладёт большую загорелую руку мальчишке на плечо. Лицо у него серьёзное, однако в глазах мельтешат весёлые огоньки.
— Тормози, парень, — спокойно говорит он. И Роман подчиняется. Ему немного стыдно, что не спросил разрешения на этот манёвр, но руки сами всё сделали. Очень уж ему хотелось побыстрее прокатиться.
«Беларусь» останавливается в высокой траве. И снова он напоминает гигантского пригнувшегося кузнечика. Голубого кузнечика, который теперь будет на вырубке стрекотать до самого вечера.
— Не сердись, Анисимов, — говорит Роман.
— Пустяки, — улыбается тот. — Ты скоро лучше меня научишься трактор водить… Эк лихо развернулся.
— Хорошая машина, — говорит Роман. Он понимает, что Михаил это просто так: он, Анисимов, отличный тракторист, это все в посёлке знают.
Роман ждёт, когда Анисимов включит передачу и развернётся, но тот внимательно смотрит сверху вниз на него. Как будто ждёт чего-то.
— Говорят, Тришка с капканом на лапе приходил в посёлок? — вдруг спрашивает он.
— Было дело, — настораживается Роман. Ему хочется, чтобы все забыли про медведя. Тришка уже давно живёт в лесу, и нечего о нём вспоминать. Это не оттого, что Роман ревнует всех к своему Тришке. Просто люди захотели, чтобы его не было в посёлке, так теперь нечего про него и вспоминать… Никто не видел, какими глазами Тришка смотрел на Романа и его отца, когда они, уж в который раз, поздними вечерами, чтобы люди не видели, уводили ничего не понимающего медвежонка в лес. Никто не слышал, даже отец, что говорил на ухо своему любимцу Роман… А разве просто объяснить зверю, вскормленному людьми, что он стал лишним?
— Лучше бы он здесь больше не появлялся совсем, — говорит Михаил. — В прошлое воскресенье напугал мою жену и соседку — они за кореньями в лес ходили. Жена-то ничего, узнала его, а соседка до сих пор не может уняться…
— Он ведь их не тронул?
— Не в этом дело… Народ поговаривает, что надо его… в зоопарк определить.
— Зоопарк — это тюрьма! — перебивает Роман. — Он любит волю. Я ему ошейник сделаю. Всем будет понятно, что он ручной… Никто пугаться не будет.
— Я-то понимаю, что на воле лучше, — говорит Михаил, — а вот… В общем, люди, парень, разные бывают.
Анисимов улыбнулся, помахал рукой и включил передачу. «Беларусь» взревел и почти на одном месте развернулся. Ничего не скажешь, лихой Михаил тракторист!
Трактор укатил к вырубке, а Роман стоял в высокой траве и задумчиво смотрел на кромку леса. Ветер шевелил его густые чёрные волосы.
Собранный и маслянисто поблёскивающий мопед был прислонён к забору. Ничто не напоминало о случившейся аварии, лишь фара была погнута и без стекла. Казалось, крутни рукоятку — и машина весело зафырчит, сорвётся с места и помчится по дороге, только пыль по сторонам… Однако лица у мальчишек были унылые. Засунув руки в карманы испачканных в смазке брюк, Роман хмуро смотрел на своё детище. Почти полмесяца ремонтировал и собирал он этот безнадёжно разбитый мопед. Гриша, как мог, помогал. Он не особенно разбирался в технике, зато был старательным и исполнительным помощником. Что бы Роман ни сказал, Гришка тут же добросовестно выполнял. Пришлось несколько поломанных деталей вытачивать на токарном станке в ремонтных мастерских. Конечно, если бы не токарь, дядя Пантелеймон, этих деталей бы не было. Только такой опытный мастер мог выточить сложные стальные детали для мотора. Дядя Пантелеймон уважал мальчишку за техническую смекалку и в любое время разрешал ему приходить в мастерскую и даже позволял работать на расточном и токарном станках. Больше никто из мальчишек такой чести не удостаивался.