Недавно отец привёз в тракторную бригаду барана.

— Варите, ешьте, — сказал он дяде Косте. — Я получил по дополнительной оплате тридцать баранов. Весь молодняк мы сохранили.

— Нет уж! — заупрямился дядя Костя. — С чего эго ради мы будем брать у тебя мясо?

— Как это — с чего? — обиделся отец. — Мой Андрейка здесь обедает? Обедает. Разве мне барана ему жалко?

— Ну и что, в самом деле! — вмешался дед Егор. — Арсен от чистого сердца барана даёт.

— Ох и хитёр ты, дед Егор! — насмешливо сказал дядя Костя. — Баран, конечно, нам не помешает. Раз привёз, Арсен, то оставляй, но больше этого не делай.

Отец, конечно, правильно сделал, что барана привёз: Андрейка любит мясо, а в бригаде его не хватает. Дед Егор часто ворчал: «Как на неделю растянешь этот кусок мяса? Нас, почитай, девять мужиков». Андрейку он при этом не считал, но всегда в обед давал ему самую вкусную порцию баранины.

— Он бурят, а бурят без мяса — всё одно, что русский без хлеба либо китаец без риса, — рассуждал при этом дед Егор.

И правда, Андрейка почти не ел хлеба и был всегда сыт мясом.

— Баранина — это вор, — сокрушался бригадный повар, когда получал в кладовой не говядину, а баранье мясо.

— Пошто вор? — спросил Андрейка.

— А то нет? — сердился дед Егор. — Вот я сварил полбарана — кажется, на глаз много, а хвать — там и мяса нет, а больше кости. Няньке твоей дело сподручное — кости глодать.

Как бы там ни было, а в лес с собой дед Егор взял кусок баранины.

— В лесу аппетит большой приходит, — пояснил он.

Андрейка сидит на телеге, свесив ноги. Дед Егор правит лошадью, всё время чмокая губами. Нянька бежит по траве, что-то вынюхивает, гоняется за птичками.

Дорога тянется по степи, то поднимаясь на сопки и бугорки, то опускаясь.

Небо ясное, и по нему плывут облака, как будто медленно передвигаются отары овец.

Дед Егор тоненьким голосом напевает:

Бежал бродяга с Сахалина

Звериной узкою тропой…

Андрейка вслушивается, старается вникнуть в смысл слов, но всё равно ничего не понимает. Кто такой бродяга? Что это Сахалин? Почему звериная тропа узкая?

"Укрой тайга его густая — бродяга хочет отдохнуть…" — выводит дед Егор жалобно.

Андрейке жалко неизвестного бродягу, который должен куда-то бежать, жалко его старушку мать… Он очень не любит, когда приходит такое настроение. Будто снова отец принесёт в юрту седло, узду и поведёт Рыжика на конеферму… Андрейка упрямо мотает головой и начинает свою песню. Дед Егор на полуслове замолкает и слушает. Это хорошая, весёлая песня, которую часто поёт Андрейкина мать. Но Андрейка каждый раз придумывает к песне новые слова, только мотив всё тот же. О чём поёт Андрейка?

О Няньке, о Рыжике, о «Тимоше», о дяде Косте и дедушке Егоре.

Нянька, услышав Андрейкин голос и своё имя, побежала рядом с телегой и пытается ухватить зубами унты хозяина. Андрейка подставляет ей то одну, то другую ногу в такт песне:

— Спасибо тебе, дед Егор, что ты взял с собой Андрейку! Но не надо петь про бродягу. Хочешь, я спою тебе вон про то облако? К ночи оно опустится на землю и станет озером. Хочешь, я спою тебе, как однажды с неба упала звезда и я чуть не нашёл её?..

Ну, что ты там лопочешь? — прерывает дед Егор.

— Песню пою.

— Пел бы по-русски.

— Не, это бурятская песня, по-русски нельзя.

— А я вроде слышал: Нянька, Егор, Костя, Тимоша.

— Ага, — обрадовался Андрейка, — это бурятская песня. Сам пою! — Он стукнул себя кулаком в грудь. — Что хочу, то пою.

— Ишь ты, как ладно! — позавидовал дед Егор. — Ну-к, давай ещё.

Андрейке ничего не стоит. Он уже забыл, о чём пел раньше, но песня поётся и поётся. Лукаво посматривает он на весёлые щёки деда Егора, все в мелких морщинках, на чистую, как снег, бороду, раздуваемую ласковым степным ветерком, и поёт о том, как повар любит пересолить суп, как его за это ругает дядя Костя. Что хочет, то и поёт сейчас Андрейка. Однажды у деда Егора из бочки вытекла вода, на целый час остановились тракторы. Дядя Костя даже не хотел обедать, да и все трактористы сердились на деда Егора… А почему вытекла вода? Об этом знает один Андрейка. Знает, но никому не скажет.

Коня у деда Егора зовут Быстрый, а он совсем не умеет бегать, всё шагом и шагом. Только с горы телега катится сама, толкает Быстрого, и он начинает бежать рысью…

Вот о чём поёт Андрейка. И очень смеётся. Потому что дед Егор всё равно ничего не понимает.

Потом он вдруг увидел вдалеке сплошную зелёную полосу. И чем ближе становилась эта полоса, тем отчётливее были видны деревья. На опушке леса разбежались во все стороны низкорослые берёзки и весело переливались на солнце заросли багульника.

И берёзки, и багульник были знакомы Андрейке— они водились и в степи, а вот дальше, поднимая к небу на прямых стволах зелёные вершины, стояли совсем незнакомые деревья.

Когда строили кошару, то возили брёвна с коричневой корой. Вот, оказывается, откуда берутся брёвна!

Телега въехала в лес. Сразу стало прохладнее. Вокруг звенело такое щебетание птиц, какого Андрейка ещё никогда не слышал. Он вдыхал в себя свежий лесной воздух и с беспокойством поглядывал то по сторонам, то в небо, то на деда Егора. Деревья стояли близко друг к другу, и солнце еле-еле пробивалось сквозь густую зелень. Оно на мгновение мелькало острым лучиком, и Андрейка с замиранием сердца вытягивал шею, стараясь не упускать его из виду.

Нянька носилась между деревьями, перескакивала через пни и то и дело приносила Андрейке в зубах лиственничные шишки. На какое-то мгновение Андрейке становилось страшно: а вдруг дед Егор заблудится и они не выедут из этого леса? И никогда больше не увидишь широкую степь, круглое солнце, Рыжика, юрту, отца, мать, дядю Костю, «Тимошу»…

В груди от этого становилось тесно. И уже не хотелось слушать пение птиц и принимать от Няньки шишки. В степи, конечно же, просторнее, легче, веселее.

Ну что можно делать в лесу? Тут не поскачешь на Рыжике, не будешь пахать на «Тимоше» целину, не поиграешь с Дулмой в «бабку Долсон» или в «овечку». Что можно делать в лесу?

— Вот здесь и привал сделаем… Тпру-у! — сказал дед Егор и остановил Быстрого.

Андрейка соскочил с телеги и пошёл по мягкой, густой траве, которую он видел впервые в жизни. Как объяснил дед Егор, это был мох.

Почти из-под самых ног у Андрейки с громким хлопаньем вылетела одна птица, потом вторая и третья…

— Ах ты язви тебя! — закричал вне себя дед Егор, — Да это же рябчики! Эх, нет ружья, а то бы мы их тут нащёлкали…

Рябчики сели на деревья и с любопытством глядели на Няньку. Она громко лаяла на них; они посматривали вниз и не улетали.

— Это уж завсегда так! — сокрушался дед Егор. — Когда ружьё с собой не возьмёшь, птица сама к тебе в руки лезет. Вишь, сидит себе и сидит… Чего ей бояться? Значит, у птицы своё понятие есть. — И вдруг дед Егор рассмеялся: — Да и забыл я, что не сезон сейчас! А вот смотри — сова сидит! — Дед Егор показал рукой. — Это ночная птица, её редко днём увидишь. Глазищи-то какие вылупила!

Андрейка долго не мог увидеть сову. Но вдруг она захлопала крыльями и полетела. Андрейка заметил большие, круглые, как у коровы, глаза и торчащие уши.

Хорошо, что у деда Егора нет сейчас ружья! Иначе бы Андрейка подумал, что он плохой человек.

Андрейка не видел ещё ни одного плохого человека. И, если говорить правду, он вообще не верил, что в степи могут жить плохие люди. Мать, отец, бабка Долсон, председатель колхоза, шофёр Миша, Дулма — всех их, даже Дулму, которую он так часто обижал, Андрейка не мог считать плохими. Только в сказках, которые рассказывает бабка Долсон, были злые люди: ведьмы, воры, убийцы. Но всегда — как это хорошо! — появлялся отважный батор и убивал стрелой из лука или мечом всех плохих людей. Во сне потом Андрейка иногда видел злого человека. Батор — это был сам Андрейка — сражался с ним и, конечно, побеждал. И, может, Андрейка долго бы ещё не знал, что плохие люди живут в степи, если б не один случай.