Дулма помогает выгнать овец из хотона и почти целый день ездит за бабкой. Бабка в шутку назвала её однажды «любимой». Так здесь зовут цепкую степную траву. Осенью и зимой сухие колючки этой высокой травы пристают к обуви, к одежде — сколько ни обирай, не оберёшь! Так и ходят чабаны, утыканные колючками «любимой». Вот почему бабка Бутид и назвала так свою внучку: вцепилась в бабку Дулма — не оторвёшь…

У Дулмы есть друг — зовут его Андрейка Нимаев. Он на целый год старше Дулмы и уже два года чабанует вместе со своим отцом Арсеном Нимаевым.

Андрейка всё так же ездит па Рыжике. Он за ним ухаживает, кормит, чистит его щёткой, отдаёт ему украдкой свой сахар. Сахар Андрейка любит сам, но никто об этом не знает. Все считают, что он не любит сахар. Настоящий мужчина не ест сладостей.

Дулма частенько приезжает в гости к Андрейке. Надо немножко проехать на лошади, и станет видно юрту Нимаевых.

Дулма приезжает одна, ей уже не нужно в степи проводника. Андрейка, конечно, рад Дулме, но вида не показывает. Настоящий мужчина не должен обнаруживать радость при виде какой-то девчонки.

Но всё же он уезжает от отары к юрте. Там они с Дулмой играют. Игры они придумывают сами. Это даже и не игры, а всё настоящее. Просто они — Дулма и Андрейка — чувствуют себя здесь взрослыми колхозниками.

Иногда это бывает «стрижка овец». Андрейка берёт овчину и вместе с Дулмой выстригает на ней всю шерсть. От отца, конечно, потом нагорит. Но это не страшно. Хуже другое: по совести сказать, разве это работа! То ли дело, когда отяжелевших от шерсти овец весной пригоняют на электрострижку! Несколько дней отара стоит около самого села, и тогда Андрейка толчётся между колхозниками-стригалями. Овцы после стрижки делаются маленькими, худыми, чистыми. Прямо не узнать отару…

Нет, скучно стричь «овцу» ножницами, когда знаешь, что существует на свете электрострижка! Там только надо подставлять к шерсти нож, который и на нож-то не походит, а, скорее, на скребок, каким чистят Рыжика, — и шерсть сама отваливается от овцы, ложится мягкой пушистой шубой. Эту шубу взрослые называют «руно», сворачивают её в тугой ком и несут на весы. Хорошо, если руно от одной овцы весит пять килограммов, а ещё лучше, если десять. В колхозе есть баран по кличке «Сынок», так от него настригли целых восемнадцать килограммов!

Андрейка не раз видел, как стригут Сынка. Баран лежал со связанными ногами и смотрел на Андрейку круглыми испуганными глазами. Может, он думал, что ему сделают больно или даже зарежут… Но никто не собирался резать Сынка.

Андрейкин отец сидел на связанном Сынке, одной рукой держал его за круглые рога, а во второй у него был нож. Стоило отцу нажать кнопку — нож начинал громко стрекотать. Сильный Сынок, самый большой баран, храбрец, который никого не боялся и мог с разбегу налететь на любого барана и ударить его рогами, начинал испуганно дрожать, стоило только отцу подставить к его шерсти электрический нож. Два ряда острых зубов на этом ноже двигались, впивались в густую шубу Сынка, и рядом ложилась целая гора шерсти. Взвесив от Сынка шерсть, отец сказал однажды Андрейке:

— Знаешь, сколько из этой шерсти костюмов сделают? Вот таких синих, как я себе купил? От одного Сынка выйдет шесть костюмов.

Удивительно, конечно, что из грязной шерсти Сынка могут получаться синие костюмы. Отец говорил, что на фабрике эту шерсть вымоют, а потом выкрасят. Но всё равно Андрейка в это не очень-то верил, потому что отец сам ни разу не был на фабрике. Может быть, всё-таки чёрные костюмы делают из чёрных баранов, а синие — из синих? Только вот беда: Андрейка ещё никогда не видел синего барана… Однажды они вместе с Дулмой попробовали выкрасить синими отцовскими чернилами Катю, но чернил не хватило даже на один Катин бок, и всё равно Катя не стала синей, а какой-то грязной и некрасивой. Хорошо только выкрасились Андрейкины руки. Отцу это почему-то не понравилось, и он наказал Андрейку: не брал его с собой в отару целый месяц, спрятал седло и запретил ездить на Рыжике даже вокруг юрты. Вот как иногда невесело кончалась игра в «стрижку овец» и в «фабрику»…

Есть более весёлые игры: например, Дулма изображает бабку Долсон. Это родная бабушка Андрейки. А кто не знает, что бабка Долсон — настоящий колхозный герой? Это знает и Дулма. Ещё год назад, когда Долсон спасла отару, Андрейка не позволял Дулме изображать его знаменитую бабку. Он делал Это сам. И Дулме нечего было возразить: бабка-то всё-таки Андрейкина! Но недавно хитрая Дулма узнала слабое место гордого Андрейки. Как же это так: он ведь не девчонка, а хочет быть бабушкой? Хорошо, тогда она будет чабаном Арсеном Нимаевым — отцом Андрейки, или лучше всего председателем колхоза Фёдором Трифоновичем… Этого уж Андрейка стерпеть не мог. Всё, что угодно, но Арсеном Нимаевым и председателем колхоза (конечно, по очереди, то тем, то другим) он должен быть сам. Скрепя сердце Андрейка уступил свою отважную бабку Долсон трусихе Дулме. К его удивлению, Дулма сразу делалась сутулой и, честное слово, здорово была похожа на бабку. Говорила, покачивая головой, ходила ссутулившись. Ну и самое интересное — очень хорошо спасала отару. А ведь это и было самое главное в игре.

…В январские морозы бабка Долсон осталась одна с отарой овец. Арсен Нимаев с женой и Андрейкой поехали в село помыться в бане и посмотреть кино.

Ночью разыгрался шурган — такая снежная буря, что по земле несло не только песок, но и мелкие камни.

Щиты, огораживающие хотон, разметало, и овец понесло по степи. Бабка выскочила из юрты, на ходу накидывая поверх дэгыла доху, и бросилась за отарой.

Глаза слепило снегом и песком. Сколько она сможет так пройти и что она сумеет сделать, Долсон не знала.

Так шла по степи старая бурятка за овцами всю ночь. Шурган не унимался. К утру ветер чуть стих, Долсон удалось отогнать отару на несколько километров в сторону и завернуть её в укромное место — в небольшой распадок между сопками. Здесь шурган не мог хозяйничать, как в открытой степи. А ветер подул с новой силой.

Три дня и три ночи, голодная, без сна, Долсон Нимаева бродила вокруг отары, не позволяя ей выйти из укрытия. Три дня и три ночи не переставал бушевать шурган.

К исходу третьих суток у бабки Долсон не было уже сил держаться на ногах. Она легла на землю, завернулась в доху, и её занесло снегом.

(Дулма тоже ложилась на землю и терпеливо лежала, пока её разыскивал Андрейка.)

А в это время десятки верховых искали в степи пропавшую отару и старую чабанку.

(Андрейка садился верхом на Рыжика и разыскивал Дулму. Это было не так уж легко, потому что Дулма ловко пряталась. Но Андрейка в это время был не просто Андрейка: это был Арсен Нимаев — следопыт и вообще храбрый человек, который когда-то воевал с фашистами и лучше всех на свете знал степь.)

Арсен Нимаев с группой колхозников нашёл отару и откопал из сугроба умирающую мать. Долсон привезли в юрту, отогрели, снегом оттёрли лицо, руки, ноги, поили водкой, кормили вкусным молодым барашком. Бабка осталась жить. К ней приехал в гости председатель колхоза Фёдор Трифонович.

— Ты, Долсон, исключительно молодец! — сказал он (председатель любил повторять слово «исключительно»). — Ты спасла всю колхозную отару. Просто не знаю, как тебя и благодарить, чем одарить…

Так сказал Фёдор Трифонович, а он зря не похвалит.

Когда Андрейка находил Дулму в степи, он вёз её к юрте, посадив впереди себя на Рыжика. Дулма и в самом деле замерзала, хотя поверх дэгыла была закутана в полушубок матери Андрейки, заменявший ей доху. В юрте Андрейка почти до крови натирал суконной рукавичкой и без того красные, как яблоки, щёки Дулмы, растирал её маленькие руки и ноги. Дулма терпела. Вместо водки Андрейка поил Дулму крепким чаем, кормил её бараниной. Дулма всё съедала, Андрейка глядел на неё с завистью, но не ел. Другое дело, когда он заходил в юрту, как Фёдор Трифонович. Тогда он становился гостем. И Дулма, то есть «бабка Долсон», угощала его так, как умеет угощать любая хозяйка юрты, тем более — добрая и гостеприимная бабка Долсон. А гость обязан есть много — всё, что ему подадут! Андрейка, то есть «Фёдор Трифонович», ел. Только после этого он говорил «бабке», блестя круглыми, измазанными в сале щеками и чёрными плутоватыми глазами: