Назавтра он снова отправился на станцию и снова вернулся очень довольный, гордясь своим новым именем и собираясь гордиться и дальше. Но на третий день его подозвала к себе мать и велела ему сесть перед собой. Тёмный вечер, хоть глаз коли, уже опустился над деревней. Люди зажгли масляную плошку, в которой плавал зажжённый фитиль, воскурили ароматную сандаловую палочку и уселись в кружок, глядя, как поднимается вверх тонкий кудрявый дымок, не достигая высокой тёмной листвы. Крупные звёзды поглядывали на них сквозь просветы в листве. А люди по своей старой привычке тихонько судачили о том, что в этом мире вечно и что быстротечно, что значит неизменное и что — конечное. А глиняные духи деревни, которые начали немного разрушаться от старости, не попадая в освещённый круг, смотрели на них из мрака.

В этот час и появился гордый Лал, а мать усадила его напротив себя и, пока все остальные сидели, погрузившись в размышление, повела такую речь:

— Тебя-то я и поджидаю. Садись и слушай. Станция, которую ты строишь, даст свет и тепло, чему я очень рада. Станция — дело рук человеческих. Её можно построить и можно разрушить, её можно включить и выключить, пустить и остановить. А свет и тепло, которые я дала тебе от рожденья, нельзя ни выключить, ни погасить, пока ты жив. И потому не путай одно с другим. Лал — это ты, а Термостейшн — это станция. Я дала тебе имя не для того, чтобы ты вносил в этот мир путаницу и сбивал людей с толку. А теперь, Лалли, поешь и отдохни, потому что завтра тебе предстоит строить станцию.

История третья

ТАНЕЦ В ЧЕСТЬ ЛАЛА

Как хорошо всё уметь делать! Жалко только, что всё уметь при всём желании невозможно. Хочешь не хочешь, а приходится в этом признаться. Лучше всего выбрать себе одно какое-нибудь дело, но зато делать его хорошо…

Таким размышлениям предавался Лал, лёжа в выходной день на крыше своей хижины. Все работы по-своему очень занятны, но больше всего нравилось Лалу, как огнём сваривают металл. Сварщик пришивает один кусок толстой трубы к другому быстрее, чем ловкий портной на старом базаре успевает пришить к рубашке рукав. Белый огонь пылает, фонтанами сыплются искры, а сварщик цел и невредим, как сам бог огня Агни. Вот бы этому и научиться, если только возьмутся учить.

Лал рассуждал вслух сам с собой, а Мадавити слушала его, не перебивая.

Мадавити — это ручная кобра двухметрового роста (я имею в виду длины, но слово «длина» как-то не подходит к такой уважаемой особе, как Мадавити). Она всё делает не спеша. По ночам прогуливается в зарослях, днём спит в стоге рисовой соломы, а по утрам будит Лада приветственным танцем, шипя и раскачиваясь у него над головой. Открывая глаза, Лал видит над собой физиономию кобры. Лучшего пробуждения и быть не может. Мадавити, как многие кобры, прекрасно танцует, а кроме того, отличается редким умением слушать. Лал, проснувшись, поведал кобре свои мечты о белом огне, и Мадавити слушала его не мигая.

Сварщик согласился учить его своему делу. Месяца не прошло, а уж Лал сам стал мастером, в огнеупорном ко-стюме, в защитной маске. Все хвалили его работу. Лал был на седьмом небе от счастья и жалел только о том, что Мадавити не видит, как он работает.

Однажды Лал явился на станцию с круглой плетёной корзинкой в руках. Корзинка была плотно закрыта крышкой, а крышка привязана джутовой верёвкой. Все думали, что в корзинке завтрак — рис и бананы. Щёлочки были в корзинке, но никому не пришло в голову в них заглянуть. Лал поставил корзинку на возвышение и принялся за работу. Работал Лал как обычно, а может быть, даже лучше, потому что заслужил общее одобрение.

Тогда он снял свою корзинку, поставил на землю и развязал веревку. Взял в руки дудочку, сделанную из маленькой сушёной тыквы, и дунул в неё.

Крышка корзинки слегка шевельнулась, поднялась и легко отскочила в сторону.

И тут все увидели голову кобры по имени Мадавити. По правде говоря, этого никто не ждал, и все немного оцепенели.

Лал заиграл громче, и Мадавити толчком высунулась из корзинки, как пружина из старого дивана. Потом она прислушалась к музыке, качнулась слегка в одну и в другую сторону, дрогнула неуловимо, словно морщинка на спокойной воде, и начала танцевать.

Такого танца до сих пор никто из нас не видывал в глаза. Мадавити подняла две трети своего туловища, опираясь на одну треть, стала кружиться в воздухе волнами, и танец как огонь побежал по всем её жилкам. Она раскачивалась, она выбрасывала туловище, как хлыст, и кружилась, как пыль на дороге. Недаром все лучшие танцовщицы Индии завидуют танцу кобры, мечтая когда-нибудь его повторить. Но удаётся это только лучшим из лучших.

Неудивительно, что мы смотрели во все глаза на танец Мадавити. Музыка заиграла тише, Мадавити начала опускаться и кольцами укладываться обратно в корзинку. А когда музыка умолкла, она убралась совсем и спрятала голову. Лал закрыл корзинку крышкой. Мы перевели дух и тогда только догадались спросить, очень ли опасна кобра.

— Очень, — ответил Лал. — Её укус смертелен. Правда, она кусает только плохих людей.

Это немного нас успокоило, но всё же мы решили спросить: бывает ли, что она кусает хороших?

— Бывает, — сказал Лал. — Но это означает только одно, что укушенный был всё же не совсем хороший.

Такой ответ немного озадачил нас. Предположим, кто-то из нас кажется самому себе очень хорошим. Но неизвестно, что думает об этом Мадавити. Может быть, она считает, что ты всё же и недостаточно хорош? Тогда держи ухо востро или пиши пропало. И как раз в ту минуту, когда мы стояли, погрузившись в такого рода сомнения, из задних рядов выскочила девочка в жёлтом сари и звонко сказала:

— А я хочу поучиться танцевать у Мадавити. Ты позволишь, Лал? Я хочу смотреть по утрам и вечерам, как она танцует, и повторять её движения, пока не научусь танцевать, как она.

Нет сомнения, что это вполне отважная девочка. А кроме того, должно быть, очень хорошая, потому что она и мысли не допускала, что Мадавити захочет её покусать. Видимо, Лал был того же мнения, потому что он и не подумал её отговаривать. И мы видели, как вся компания отправилась восвояси. Впереди вприпрыжку шла девочка, за ней — Лал, а в корзинке — Мадавити.

История четвёртая

ПРО КИРПИЧИ И ЧАЙНИК

Всем хороши были наши строители — молодец к молодцу, залюбуешься: на головах тюрбаны, панамы или повязки, ноги голы, руки ловкие, а при себе — чайник. Вот это не совсем понятно. Не расстаются с чайником, как будто без чайника ничего не построишь. Не успели мы глазом моргнуть, а они уже чайник подвесили, огонёк развели, сели чай пить среди кирпичей. Ладно, думаем, наверно, у них такой обычай — выпить чаю перед началом работ, совершить, так сказать, ритуальное чаепитие. Ну, любоваться на них некогда, у самих хлопот полон рот. Занялись своими делами, глядь — строители опять за чайник и садятся в кружок на корточки — опять чай пить. Устин Устиныч терпел, терпел и сам раскипятился, как чайник:

— Что за порядки! Что за чаи в неурочное время в неположенном месте! Чайник их отвлекает! Не уложатся в срок, а вину свалят на чайник!

Словом, кипел Устин Устиныч, как говорится, святым негодованием. Но не успел вмешаться: срочно вызвали в командировку, в Мадрас, получать необходимое оборудование. Помчался в Мадрас.

А Мадрасский порт — тоже зрелище необычайное. Грузы со всех концов земли громоздятся этажами вдоль берега моря. Между ними, чтоб не запутаться, проложены целые улицы и переулки.

Устин Устиныч довольно ловко пустился по этим улицам, заюлил по переулкам и отыскал ящики с надписью: «Ленинград — Мадрас». Завозился с приёмкой, проверкой, погрузкой и на пятый день собрался в обратный путь.