— Сэм будет дома через двадцать минут. Я собираюсь пройтись на беговой дорожке пока.

— Я собралась... ничего, если я возьму диск?

Она немного наклонила голову, смущаясь моей просьбой, а затем понимание отобразилось на ее лице.

— Вниз Фергюсон-Стрит?

Я скривила свой рот в сторону. Я не могу врать ей.

— Да. Я подумала, что надо проверить Джину.

Она сглотнула.

— Просто пообещай позвонить, если дела пойдут не так.

— Я обещаю. Худшее, что она когда-либо делала — это игнорировала меня.

Лицо Джулианны нахмурилось, она наклонилась поцеловать меня в лоб.

— Будь осторожна.

***

Я сидела в своей красной БМВ с выключенными фарами и заглушенным мотором на месте, где был припаркован шевроле Уэстона, после того как он забрал меня к нашей эстакаде. Что, казалось бы, целую жизнь назад. Теперь вот я сидела, в своих дизайнерских джинсовых шортах и дорогой машине, набираюсь храбрости, постучать в дверь дома, фантазируя об этом. Ржавый белый Malibu Джины был припаркован передним бампером, касаясь гаража, находясь в задней части дома, где фонарный свет не касался постройки. Две линии пятнистого гравия составили дорогу, от которой неровный раскрошенный тротуар вел к крыльцу. Я схватила свои ключи в руку и толкнула дверь автомобиля на улицу.

— К черту все, — сказала я, громко хлопнув дверью.

Я почувствовала, словно мои ноги были покрыты смолой, от чего не могла идти быстрее. Я медленно приблизилась к лестнице, ведущей к разбитой двери. Музыка играла внутри, и мое сердце застучало в ритм грохочущему сквозь стены басу. Я сжала свою потную руку в кулак и постучала напротив плексигласа; алюминиевая рамка дрожала от каждого стука. После нескольких мучительных секунд, я попыталась снова, но ничего не произошло. Было поздно. Я могла быть и одной из ее «подруг», но она не подходила к двери. Должно быть, она уже отключилась. Не давая себе слишком много размышлять об этом, я повернула ручку. У нее больше не было никого, чтобы следить за ней, чтобы убедиться, что она не зашла слишком далеко, чтобы убедиться, что она пришла домой вообще, или проверять, что есть ли еда в холодильнике. Я сглотнула, боясь того, что может по ту сторону двери, потрясенной до глубины души при мысли о состоянии, в котором она может находиться.

— Джина? — позвала я, наступая на тридцатилетний коричневый ковер из бязи.

Все равно, я никого не нашла. Она не на диване, поэтому она должна быть либо в постели, либо ее голова в унитазе. Я догадалась об этом по старой обстановке в доме, знакомая вонь бливотины и перегар от пива стояли по всему дому, когда она слишком написалась.

— Это Эрин. Джина? — Я позвала снова.

Мой голос был еще более пугающим, чем неожиданное отсутствие Джины в гостиной. Я снова протянула руку и потрогала прямоугольную выпуклость в заднем кармане. Джулианна сказала позвонить, если что-то будет странным, но проблема в том, было ли, то странным о Джине в сравнении с жизнью дома Олдерменов. Дверь ванной заскрипела, когда я толкнул её открыть. Свет был выключен, и маленькая комната была пуста. Раковина совершенно отличалась от апартаментов в моей комнате у Олдерменов. Джинина была вся в грязи и в ржавых пятнах. Из крана текло, душевая занавеска покрылась плесенью, на полу грязь — все также как и было. Пройдя по коридору, я постучала тихонько в дверь Джины.

— Это Эрин, — сказала я достаточно громко, чтобы она услышала. — Мне нужно с тобой поговорить.

После нескольких секунд без ответа, я толкнула дверь. Петли заскрипели, я сощурилась, чтобы разглядеть в темноте. Наконец, включив свет в телефоне, я снова позвала ее по имени. Яркий шарик показал, грязную пустую, постель с изношенными цветочными простынями, что она купила в комиссионном магазине, когда мне было девять. Ритмичный стук кондиционера сигнализировал о небольшом дожде. Я зависла в дверях, споря с самой собой о том, искать ли ее в следующей.

Джина сидит в своей машине, и я ее пропустила?

Я выключила свет и закрыла за собой дверь, а затем, стоя в коридоре, заметила, сквозь щель пробивался свет из моей бывшей спальни. Хотя это заняло всего четыре или пять шагов, чтобы добраться до ручки, казалось, мили. Мой палец прошелся по окрашенной древесины, и дверь медленно отодвинулась от меня, увидев Джину в полном одиночестве, сидящей на так называемой моей кровати.

Вся комната была убрана, кровать заправлена, и зеленый пушистый ковер был пропылесошен.

Джина все так же была в магазинном фартуке, на котором криво висел бейдж с ее именем. Ее вьющаяся блондинистая челка находилась под головным убором. Она посмотрела на меня, но, кажется, не удивилась.

— Что ты здесь делаешь? — спросила я.

Она пожала плечами.

— У тебя есть сигареты?

Я отрицательно покачала головой.

— Как ты... как ты поживаешь?

Она рассмеялись, словно только что заметила капли дождя на окне.

— Сегодня вечером не обещали дождя.

— Это Оклахома. Если тебе не нравится погода, подожди день, и она изменится.

— Мой отец говорил так.

Ее слова застигли меня врасплох. Это было впервые, когда я услышала о дедушке или о семье в целом.

— Неужели он? — спросила я, опершись головой о дверной косяк. Она не ответила.

— Есть ли у тебя еще кто-нибудь, Джина? Не из наркодилеров. Есть ли семья, чтобы поговорить?

— Ты была единственной, кто говорил со мной после... — Она посмотрела в окно. — А оказывается, ты даже не член семьи. — Она задумалась на мгновение. — Не то, чтобы у тебя был повод поговорить со мной во всяком случае.

— Я знаю, что случилось.

Она засмеялась.

— Я удивлена, что ты не слышала раньше.

— Это было несправедливо. Ты была просто ребенком. Ты осталась, чтобы справиться с этим в одиночку.

— И я сделала то же самое для тебя, — сказала она, уставившись в пол.

— Ты говорила кому-нибудь? Обо всем? Что-либо? — спросила я.

Она покачала головой. Я отпрянула от дверной рамы и подошла к кровати. Она настороженно смотрела на меня. Я села рядом с ней.

— Поговори со мной, — сказала я.

Она искала мои глаза и ждала жестокости в них, это стало настолько привычны за годы.

— Я даже не помню, больше, ─ сказала она.

— Ну... как ты к этому отнеслась?

— Как я себя чувствую?

— Ты с ума сошла? Полегчало? Грустно? — Ее голова медленно двигалась из стороны в сторону, а затем глаза прищурились.

— Я — никто. Трудно чувствовать что-то, когда некому замечать.

— Я заметила. — Она стояла, но не отрывала глаз от пола.

— Если ты пришла сюда, чтобы заставить меня почувствовать себя виноватой ...

Я отрицательно покачала головой, также стоя.

— Нет. Я, нет. Я пришла сюда, чтобы... это было несправедливо, когда Гарри оставил тебя в одиночестве, когда ты была молода и беременна, или как они обращались с тобой.

Она зарычала в свои губы.

— Будь я проклята, если он в конечном итоге тратит время не со своим собственным ребенком, и эта сука открыла двери настежь для нее. Ирония всего этого является лучшей частью.

Самодовольная ухмылка на ее лице растаяла, и она, наконец, посмотрела на меня.

— Не для тебя. Я видела твой новый автомобиль. Они занялись тратой за все те годы, что ты застряла со мной, да?

— Наверстать упущенное время.

— Все в порядке. Ты не должна лгать мне. Я знаю, что я сделала.

— Ни у кого нет чистых рук. Мы все совершали ошибки. Но я просто хотела, чтобы ты знала, что знаю я, и что знают они. Все знают, но не винят тебя, Джина. Ты не злодейка в этой истории.

— Я точно не жертва.

— Тогда перестань вести себя, подобным образом.

Она вытянула шею, смотря на меня, но потом ее мысли были обращены внутрь, глаза расфокусировались.

— Нам обеим нужно начать все с чистого листа теперь. Я просто подумала, ты должна знать. — Джина сжала губы в жесткую линию, чувство вины смягчилось морщинами вокруг глаз.