А ещё в нашей палате в другом углу, у другого окна, лежал другой мальчик — Саша. Ему через два дня тоже должны были вырезать аппендикс. А мне через четыре.

Саше, как и Вове, было всего два года, но возле него не сидела его мама, потому что она жила далеко от нашего города, в колхозе, и там у неё ещё была Сашина сестричка, совсем маленькая.

Саша очень скучал без мамы, ведь ему было всего два года. Он тихонечко плакал и звал:

— Мама-а-а… ма-а-а-ма-а-а…

Тогда однажды я решил подойти к нему.

— Ну, здравствуй, орёл! — весело сказал я, как мне обычно по утрам говорил мой папа.

— Да, — сказал Саша и перестал на секундочку плакать. Слово «здравствуй» он ещё не умел говорить.

— Хочешь? — спросил я и протянул ему конфетку.

— Дай, — сказал Саша, съел конфету и приготовился опять плакать, но я быстренько протянул ему вторую конфету.

Он съел и её, я — третью, он и третью съел и совсем забыл, что хотел плакать. Тогда я ему сделал из бумаги голубя, который замечательно летал; потом тоже из бумаги сделал такую птицу, которая могла махать крыльями, если её дёргали за хвост; потом, когда Саша оторвал птице хвост, я его научил пускать солнечный зайчик, и он пускал его, пока не зашло солнце.

Но тут принесли ужин, и нянечка попросила меня:

— Помоги нам, пожалуйста, покормить маленького.

И я стал Сашу кормить.

Я смотрел, как Вовина мама кормит Вову, и делал точно так же: она набирала неполную ложечку, и я набирал неполную ложечку; Вовина мама ждала, пока её Вова прожуёт всё до конца, и я ждал, пока мой Саша всё прожуёт; Вовина мама вытирала рот своему сыну, а я вытирал Саше.

Потом я перестелил своему Саше постель, уложил его поудобнее, а потом… потом Вовина мама тихонечко запела своему сыну колыбельную песню, а я не мог, потому что все детские колыбельные песни уже забыл.

Но тут я вспомнил одну песню, которую больше всего любил мой папа. Правда, она совсем не была колыбельной, а даже наоборот:

Конечно, эту песню надо было петь громко-громко, но я пел её тихонечко, поэтому она получилась совсем как колыбельная, и Саша уснул.

На другое утро, когда к мальчику Вове пришла его мама, Саше, наверное, очень захотелось, чтобы и рядом с ним сидела его мама.

Он потянул меня за руку и вдруг сказал:

— Мама…

Я немножко удивился, ведь я всё-таки был мальчик, но с той минуты он меня по-другому и не называл: «мама» и «мама».

«Мама, дай! Мама, на! Мама, иди…»

Теперь, когда он только начинал хныкать, я говорил:

— Саша, не плачь, мама здесь!

И он тут же успокаивался.

Назавтра Саше сделали операцию. Когда его привезли в нашу палату, он ещё спал, это ему дали такое специальное сонное лекарство — наркоз.

А когда он наконец проснулся, первым, кого он увидел перед собой, был я.

— Мама! — обрадовался он и улыбнулся.

Весь день я ухаживал за ним, выдавливал ему в стакан апельсин и поил соком, умывал, показывал разные фокусы и книжки с картинками, следил, чтобы он не слишком кувыркался в своей кроватке, а он всё время называл меня мамой и совсем не скучал со мной.

А ещё на другой день сделали операцию и мне. Как её делали, я, конечно, не помню, потому что мне тоже дали наркоз и я спал.

Проснулся я уже в своей палате. Сначала увидел лампочку над головой, потом стену, а потом кто-то меня погладил по щеке, и я увидел… Сашу. Он стоял босиком рядом с моей кроватью, трогал меня своей ладошкой и приговаривал:

— Мама… мама… мама…

И я тогда решил, когда я вырасту большой и у меня будет сын, я обязательно назову его Сашей. Только тогда я, конечно, буду не мамой, а папой.

Конечно, каждому мальчишке и каждой девчонке очень хочется объехать вокруг всего земного шара и всё осмотреть.

Ветер надувает паруса, и ты плывёшь себе по разным морям и океанам, или скачешь верхом на коне, или взбираешься на высоченные горы под самые облака к вечным снегам…

Ты видишь невиданных животных, удивительных птиц, ты храбро сражаешься с разбойниками и пиратами, дружишь с настоящим индейцем, которого зовут Талькав…

Тебя уносит в когтях огромная птица кондор, и наконец ты спасаешь своего отважного отца, капитана Гранта, который томится на необитаемом острове посреди бурного океана…

И вот так получилось, что, когда мне исполнилось двенадцать лет, я отправился именно в такое путешествие.

Правда, я не обогнул весь земной шар, но оказалось, что наша страна такая огромная, что в ней можно найти места, которые точь-в-точь похожи и на Африку, и на Австралию, и на Америку, и на любую другую землю.

Как же я попал в такое путешествие? А очень просто: меня пригласили сниматься в кино. Я должен был изображать отважного английского мальчика Роберта Гранта из книги знаменитого французского писателя Жюля Верна «Дети капитана Гранта».

Это была замечательная толстая книга с картинками. Ну, сначала я, конечно, рассмотрел все картинки, и мне очень захотелось узнать, что стало с кораблём, который попал в бурю, или как спаслись путешественники от извержения вулкана, как они потом победили крокодилов, и… я прочёл эту толстенную книгу от первой страницы до последней. Пока я читал, мне даже казалось, что я сам совершаю это удивительное путешествие.

И тут меня позвали на киностудию, где снимают кинокартины, знакомиться с кинорежиссёром.

Сейчас, когда я уже вырос и сам стал кинорежиссёром, я узнал, что режиссёр в кино — самый главный человек: он учит актёров, как им надо играть, он говорит оператору, как ему надо снимать, композитору — как сочинять музыку, гримёру — как гримировать артистов.

Только доктору режиссёр, если заболеет, никогда ничего не советует и не указывает, доктор сам знает, кого как лечить.

Так вот, посмотрел на меня этот режиссёр и сказал:

— Ну, здравствуй, старик!

Мне стало смешно: какой же я старик?! Но я ничего не сказал, а только ответил:

— Здравствуйте!

— Молодец! — сказал режиссёр, хотя я ещё ничего особенного не сделал. — Ну, расскажи нам что-нибудь о себе.

— А что? — спросил я.

— Что-нибудь интересное… Ну, например, сколько тебе лет?

— Двенадцать.

— Прекрасно! — обрадовался режиссёр. — Хочешь быть Робертом?

— Хочу, — сказал я, а сам подумал: «Как же я могу стать Робертом?»

— Отлично! — похвалил режиссёр. — Роберт был храбрый мальчик, а ты храбрый?

— Не знаю, — честно сказал я, потому что был не очень храбрый, а обманывать не хотел.

И тут наступило самое страшное.

— Ты верхом на лошади скакать умеешь? — спросил режиссёр.

А я не умел.

Правда, у бабушки в деревне летом, когда боронили поле, нам, мальчишкам, разрешали посидеть на лошади. Она шла так медленно и спокойно, что на ней в это время можно было даже спать.

Но если я сейчас скажу, что не умею, меня не возьмут сниматься в роли Роберта Гранта. Что делать?

— Ну, — повторил режиссёр, — умеешь?

Тут я покраснел сам не знаю как, тихо сказал неправду:

— Умею…

— Чудесно! — закричал режиссёр. — Молодец! Мы как раз ищем такого отважного мальчика! Ты, наверное, и плавать умеешь?

Тут я покраснел ещё больше, но уж очень мне хотелось стать Робертом, и я опять сказал неправду:

— Умею…

— Великолепно! — И режиссёр обнял меня. — Поздравляю! С этой минуты ты — Роберт!

И начались съёмки знаменитого фильма «Дети капитана Гранта».

Ну, с верховой ездой мне просто повезло. В горах на Кавказе, куда мы приехали, я случайно познакомился с одним дядей, который превосходно умел скакать на коне, потому что когда-то был красноармейцем в Первой Конной армии Будённого.