Во сне это было или наяву, наверное не знаю. Помню только, что я вдруг посмотрел вверх и увидел свет. Да, Умслопогас, это не мог быть свет месяца, падающий на сидевший скелет, нет, то был красный свет, фигура точно пылала в нем. Я все смотрел, мне показалось, что отвисшие челюсти дрогнули, что из пустого желудка, из высохшей груди донесся резкий, глухой голос:

«Привет тебе, Галази, потомок Сигуйяны, — сказал голос, — привет, Галази-Волк! Скажи, что ты делаешь здесь, на горе Призраков, где столько веков уже каменная Колдунья сторожит конец мира?»

Я отвечал, Умслопогас, или мне казалось, что я отвечаю, ибо голос мой тоже звучал дико и глухо:

«Привет тебе, мертвец, сидящий, как коршун, на скале! Слушай, зачем я здесь, на горе Призраков. Я пришел за твоими костями, чтобы твоя мать могла похоронить их».

«Много, много лет просидел я тут, Галази, — отвечал голос, — следя, как привидения-волки подскакивают и стараются стащить меня вниз, так что скала стала гладкой под их скользящими лапами! Так просидел я еще живым семь дней и семь ночей, томясь голодом, с голодными волками подо мной. И так просидел я мертвым много лет в сердце каменной Колдуньи, следя за месяцем, солнцем, звездами, прислушиваясь к вою волков-призраков, пожирающих все подо мной, проникаясь разумом вечной неподвижной Колдуньи. Но мать моя была молода, прекрасна, когда я вступил в очарованный лес и взобрался на каменные колени. Как выглядит теперь она, Галази?»

«Она поседела, сморщилась, очень постарела! — отвечал я. — Ее считают помешанной, однако я по ее желанию пришел разыскивать тебя, вооруженный Стражем, принадлежавшим твоему отцу и перешедшим теперь ко мне!»

«Он останется при тебе, Галази, — сказал голос, — потому что ты один не побоялся волков, чтобы предать меня погребению. Слушай же, ты проникнешься разумом вечной, давно окаменелой Колдуньи, ты и еще другой. Не волков ты видел, не волков убил, нет, это души злых людей, живших в давно прошедшие времена, обреченные скитаться по земле, пока не истребит их человек. Знаешь ли ты, как жили эти люди, Галази, чем они питались? Когда просветлеет, взберись на каменные плечи Колдуньи, загляни во впадину меж ее грудей. Тогда увидишь, как жили эти люди. Им вынесен приговор, они обречены блуждать истощенные, голодные, в волчьем обличий, пребывая на горе Призраков, где когда-то жили, до тех пор, пока не погибнут от Руки человека. Жесточайший голод заставляет их годами тянуться к моим костям. Ты убил их царя, а с ним и царицу. Слушай дальше, Галази-Волк, выслушай, каким разумом я награжу тебя. Ты станешь королем волков-призраков, ты, да еще один, принесенный тебе львом. Обмотай по плечам черную шкуру — тогда волки пойдут за тобой, все оставшиеся триста шестьдесят три волка, и пусть тот, кто явится к тебе, наденет серую шкуру. Куда вы двое поведете их, там они все пожрут, принося всем смерть, а вам — победу. Знай одно, что они сильны только в тех местах, где прежде добывали себе пищу. Недобрый дар взял ты от моей матери, дар Стража. Хотя без него ты бы никогда не одолел царя волков, но зато, приобретя его, ты сам погибнешь. Завтра снеси меня обратно к матери, чтобы мне уснуть там, где уже не мечутся духи-волки. Галази, я кончил!»

По мере того как он говорил, голос мертвеца становился все глуше, так что я еле различал слова. Однако я успел спросить его, кого же принесет лев, кто поможет мне управлять волками-призраками, как зовут этого пришельца? Тогда мертвец ответил столь тихо, что, если бы не окружающая тишина, я бы не расслышал:

«Его зовут Умслопогас-Убийца, сын Чаки, Льва Зулусов!»

Тут Умслопогас вскочил с места.

— Мое имя Умслопогас, — сказал он, — но я не убийца, так как я сын Мбопы, а не Чаки. Ты видел это во сне, Галази, а если нет, то мертвец солгал тебе!

— Может быть, я и видел сон, — ответил Галази-Волк, — может быть, солгал мертвец. Все же, если в этом он солгал, то, как ты увидишь, относительно всего остального он сказал правду!

После этих слов, услышанных наяву или во сне, я действительно заснул, а когда проснулся, то лес застилали облака тумана, слабый серый свет скользил по лицу той, что сидит на камне. Я вспомнил про свой сон и. захотел проверить его. Я встал и, выйдя из пещеры, нашел место, где мог взобраться до грудей и головы каменной Колдуньи. Я полез, и в это время солнечные лучи заиграли на ее лице. Я им обрадовался, но по мере того, как приближался, сходство с женским лицом утрачивалось; я уже ничего не видел перед собой, кроме шероховатых скалистых глыб. Так всегда бывает с колдуньями, Умслопогас, будь они каменные или живые — при приближении они меняются!

Теперь я находился на груди горы и сначала бродил взад и вперед между каменными глыбами. Наконец я набрел на расщелину шириной в три мужских прыжка и длиной в полполета копья. Близ этой расщелины лежали большие, почерневшие от огня камни, а около них сломанные горшки и кремневый нож. Я заглянул в расщелину: она была глубока, сыра и вся поросла зеленым мхом да высокими папоротниками.

Вернувшись, я сделал следующее. Я и с волчихи содрал шкуру. Когда я кончил, солнце уже взошло и пора было отправляться! Но один я не смел уйти, надо было захватить с собой того, кто сидел в скалистой щели. Я очень боялся этого мертвеца, говорившего со мной во сне. Но я обязан был его взять, так что, навалив один на другой камни, я добрался до него и снес вниз. Он оказался очень легким — кожа да кости. Спустив его, я обвязал вокруг себя волчью шкуру, оставил кожаный мешок, куда скелет не помещался, и, подняв мертвеца себе на плечи, как ребенка, держа его за уцелевшую ногу, направился в крааль.

По откосу, зная дорогу, я шел скоро, ничего не видя и не слыша. Я вступил в лесной мрак. Тут пришлось умерить шаг, чтобы ветви не ударяли мертвеца по голове. Так я шел, продвигаясь в глубь леса. Тогда справа от меня раздался волчий вой, слева ему ответил другой, послышались еще завывания за мной, впереди меня. Я шел быстро, боясь остановиться, направляясь по солнечным лучам, изредка красневшим сквозь большие деревья. Теперь я уже различал крадущиеся на моем пути серые и черные тени, обнюхивающие на ходу воздух. Наконец я дошел до открытого места, и — о ужас! — все волки мира собрались тут. Сердце у меня замерло, ноги задрожали, со всех сторон были звери, большие, голодные. Я стоял неподвижно, занеся Дубину, а они тихо подползали, ворча, бормоча, образуя вокруг меня большой круг. Но они на меня не бросались, а только подкрадывались все ближе. Один из них прыгнул, но не на меня, а на то, что я держал на плечах. Я двинулся в сторону, он промахнулся и, упав на землю, стал жалобно, точно испуганно, визжать. Тогда припомнилось мне предсказание в моем сне, что мертвец наградит меня разумом, сделающим меня королем волков-призраков, меня и еще другого, принесенного мне львом.

Разве это не оправдалось, разве не растерзали бы меня в противном случае волки?

На минуту я задумался, потом крикнул, завыв, подобно волку. Тогда все волки откликнулись могучим, заунывным воем. Я протянул руку, позвал их. Они подбежали, окружили меня, но вреда не причинили, — напротив, они красными языками лизали мне ноги, дрались, чтобы стать ко мне ближе и терлись о меня, как коты.

Один еще попробовал схватить мою ношу, но я ударил его Стражем, и он улизнул, как наказанный пес. К тому же другие искусали его так, что он взвыл.

Я уже знал, что мне нечего бояться, я стал главой духов-волков, поэтому пошел дальше, и за мной побежала вся стая.

И я все шел, а они покорно следовали за мной; упавшие листья шуршали под их ногами, подымалась пыль. Наконец показалась лесная опушка.

Тут я подумал, что люди не должны видеть меня окруженным волками, иначе они примут меня за колдуна и убьют. На опушке я остановился и приказал волкам идти обратно. Они жалобно взвыли, точно жалея обо мне, но я крикнул им, что вернусь опять и буду править ими. Слова мои точно отозвались в их диких сердцах. Они повернули и, завывая, ушли, так что скоро я остался один.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: