— Давайте поговорим о хороших вещах, — сказала Эйрлис, когда они расселись.
На секунду Меир подумала, что речь идет о счастливых временах, которые они провели все вместе, и необыкновенные чувства захлестнули ее. А потом она поняла, что сестра имела в виду несколько стульев и старое столовое серебро — все, что имело хоть какую-то ценность. Сам дом, согласно завещанию, будет продан, а вырученная сумма поровну разделена между ними. О безделушках они даже не заговаривали. Еще были дедушкины часы с маятником. Их громкое тиканье сопровождало бесконечно длинные дни их детства. Солнце и луна, нарисованные на циферблате, наблюдали за ними. На прошлой неделе Хью назвал эти часы «часами Дилана». Меир сознательно проигнорировала эти слова, поскольку не хотела понимать, что они означают.
— Дилан, заберешь часы? — спросила Эйрлис. — Меир?
И Дилан, и Эйрлис были семейными людьми, у них были дома с альковами, холлами, полками и всем остальным. Меир была одинокой и счастливо жила в съемной однушке. Ей не нужны были ни комод мамы, ни ее серебряный чайник. В доме Эйрлис этим вещам будет лучше. Меир отложила в сторону нож и вилку.
— Можно я возьму бабушкину шаль? — спросила она. — Если вы не против.
— Конечно возьми, — кивнула Эйрлис. — Дилан?
Он посмотрел на Меир. В последнее время морщинки в уголках его глаз стали глубже. У Дилана и Эйрлис была близорукость, к тому же брат имел привычку щуриться. Меир любила брата. Эта любовь окутывала ее, как толстое шерстяное одеяло. Дилан был верным ее союзником, а с Эйрлис они постоянно ссорились. В основном потому, что были полными противоположностями. Но большинство ссор осталось далеко позади. Смерть любимого отца сблизила сестер, заставила быть более внимательными друг к другу.
— Знаешь, откуда она могла взяться? — спросил Дилан.
— Нет, но я хочу узнать, — сказала Меир.
Мысль была настолько спонтанная, что Меир едва сообразила, что говорит. Она не переставала себе удивляться: прежде никакая вещь не вызывала в ней столько любопытства, как эта шаль.
Этой ночью Меир и Эйрлис в последний раз улеглись спать в своей детской. Меир была уверена, что сестра не спит, хотя она, в отличие от самой Меир, лежала тихо и не крутилась на сырых простынях. В конце концов Меир не выдержала и прошептала:
— Эйрлис, ты спишь?
— Нет.
— О чем думаешь?
— Наверное, о том же, что и ты. Наших родителей больше нет. Знаешь, это все меняет. Теперь вся ответственность на мне, потому что впереди никого нет. Понимаешь, о чем я?
В этот момент Меир поняла, что любит сестру не меньше, чем брата. Эйрлис всю жизнь была ответственной. Училась в медицинском на стипендию, недавно получила место консультанта при больнице в Бирмингеме, а еще находила время для мужа и двух сорванцов. Всю жизнь она училась и заботилась о других людях, и получалось так, что и последний этап жизни только добавит ей хлопот. Меир подумала: «С самого детства я не иду тем путем, который до меня прошли сестра и брат».
Она не поступила в престижный университет, сбежала в семнадцать лет из дому, чтобы выполнить давнее обещание (это была шутка-угроза) присоединиться к странствующему цирку. В итоге в цирке «Флойд» она встретила Харриета Хейса, или клоуна Хэтти. Вместе они исполняли простые трюки на трапеции. Выступления в цирке были так давно, что казались событиями прошлой жизни, но с тех пор они с Хэтти остались хорошими друзьями. Потом Меир работала менеджером в магазине одежды, секретарем, PR-менеджером, помощником медсестры, продавала книги, пела в группе — много чем занималась. Не всегда все складывалось успешно, но всегда работа приносила ей удовольствие.
«Нет, даже Хэтти не назовет меня ответственной, — подумала она. — А взгляд Хэтти на мир куда шире, чем у Эйрлис».
Ее сердце застрекотало в груди, перед глазами заплясали белые сполохи, тело стало легким как перышко, и Меир осознала, что свободна. Ей захотелось удержать это благословенное ощущение, но больше всего хотелось, чтобы сестра почувствовала то же самое. Ее рука потянулась к шали.
— Да, я понимаю, — сказала Меир. — Эйрлис, я тут подумала… Я хочу уехать. Стало быть, папа ушел, остались мы одни. Я хочу съездить в Индию, может, узнаю что-нибудь о бабушке и ее шали. Может, разгадаю какую-нибудь семейную тайну. Поедешь со мной? Побудем вместе, в последнее время мы мало общались.
Несколько секунд Эйрлис размышляла над ее предложением.
— Я не могу. Больница. Моей команде будет сложно, учитывая недавние сокращения. А кто присмотрит за Гремом и детьми? Ну а ты поезжай, если действительно хочешь. Я заметила, как ты смотришь на эту шаль.
Меир прекрасно понимала: сестру не переубедить. Упрямства Эйрлис хватило бы на двух человек.
— Думаю, это может быть интересно, — сказала Меир.
После смерти отца в ее душе поселилась смутная тревога, но она не решалась напрямую поговорить об этом с сестрой. Жизнь Эйрлис и Дилана была устроена, чего нельзя сказать о ее собственной жизни. Возможно, расследование семейной тайны поможет ей обрести свое место в этом мире.
— Ты можешь ничего не узнать. Индия — большая страна. Но тебе нужен отдых и смена обстановки. Горевать можно по-разному. А ты больше всего заботилась о папе. Мы с Диланом очень благодарны тебе за это.
Меир часто заморгала, но она не проронила ни единой слезинки. После похорон сестра даже упрекнула ее в том, что она напрасно тратит душевные силы на показное мужество. Эта шпилька больно кольнула Меир, но сейчас она подумала, что горе действительно может принимать разные формы. Эйрлис, например, стала более язвительной. А значит, ее доброта стала более трогательной и ценной.
— Мне было приятно. И хорошо, что у меня было свободное время, — пробормотала Меир.
— Не переживай. Отдохни, съезди в Индию. Если тебе нужен повод, пусть эта шаль будет поводом, — подытожила Эйрлис. — Давай спать.
Снаружи наконец перестали блеять овцы. Меир знала почему. Едва настала ночь, даже самые несообразительные овцы поняли, что их ягнята больше никогда не вернутся к ним. Иногда луг оглашал одинокий крик, но стадо оставалось безмолвным.
Меир проснулась на узкой кровати и попыталась сообразить, где она находится. Ей снились собаки. Они лаяли на овец, те недовольно жались друг к другу. Овчарки бродили по отаре, проверяя, все ли в порядке, а потом неслись по лугу к самому горизонту. Солнечный свет озарил склон холма. Овцы живым потоком заструились по серо-зеленой траве, украшенной турецкими «огурцами». Овчарки гнали их к воротам, которые услужливо распахнул фермер, нарушив целостность высокой каменной изгороди.
Во сне виды родных мест смешивались с диковинными пейзажами неизвестных стран. В комнате было холодно. Меир поежилась и плотнее закуталась в одеяло. В этот момент через закрытые ставни донесся первый призыв муэдзина.
По коже пробежали мурашки. Меир дрожала от холода и нетерпения.
Она вспомнила. И широко открыла глаза.
За окном едва серел рассвет. Гостиничный номер был тесным, везде в беспорядке валялись вещи. Вчера вечером она переворошила все свои сумки в поисках теплой пижамы и носков. Внезапное отключение электричества едва ли способствовало ее поискам. Но шаль была в безопасности — висела на спинке единственного стула. Утреннего света было недостаточно, чтобы оживить все буйство красок, но Меир без труда могла представить эту красоту. Наконец она выбралась из-под одеяла и села на кровати. Было очень рано, но сон как рукой сняло. Меир решила, что первый день она будет отдыхать и привыкать к новому климату.
На завтрак она спустилась в неприветливую гостиничную столовую, там почти не было посетителей. Поев, она принялась собираться для выхода в город. В сумку отправилась карта, которую ей вручил улыбчивый администратор гостиницы. По всей видимости, он принадлежал к ладакхи[1]. За картой последовали бутылка минеральной воды, антибактериальный гель и тщательно вымытое яблоко. Меир очень нервничала, у нее то и дело перехватывало дыхание. И горный климат не был тому виной. Она никогда не была в Индии, не отдыхала на популярных пляжах Гоа, не осматривала достопримечательности Джайпура. И вот вместо безопасных туристических мест ее занесло в отдаленный городок в Гималаях. Меир часто говорила о своей независимости, но на самом деле почти никогда не путешествовала в одиночку. Если удавалось, праздники или выходные дни она обычно проводила в Греции или Испании со своим новым бой-френдом или присоединялась к компании друзей, среди которых обязательно был Хэтти. Эйрлис часто говорила, что Меир отдыхает точно так же, как и работает, — спонтанно и беспорядочно.
1
Ладакхи — народ, проживающий на северо-востоке штата Джамму и Кашмир в Индии. (Здесь и далее примеч. пер.)