Глава 2

Калиста

Когда взошло солнце, с ним вспыхнула жара.

Пыль и мелкие травинки прилипли к потному, распухшему лицу. Я все еще была на обочине дороги, борясь с самой собой, чтобы не сдаться.

Отец не ожидал, что я выживу, и это впервые за девятнадцать лет заставило меня осознать, что я свободна. На этом моя история не закончилась ― не тогда, когда она еще даже не началась.

Хотя я была чертовски измотана. Мысль о перемещении почти вызывала у меня беспокойство, но не могла продолжать бездействовать на обочине дороги. Если бы кто-то здесь нашел меня в таком жалком состоянии, то у меня не было бы никаких шансов против него.

В сотый раз безуспешно пыталась дернуть шпагат вокруг запястий. Скрипя зубами от натиска боли, исходящей из задницы, и с помощью собственных мышц и ног отталкивалась от земли, шипя, когда ребра протестовали.

Поднявшись на ноги, качалась и боролась за то, чтобы остаться в вертикальном положении. Оглядываясь вокруг только одним здоровым глазом, вглядываясь в окружающий пейзаж.

Прежде я никогда не была в Бесплодных Пустошах. Мне вообще не разрешалось отлучаться из Ордена. Даже понятия не имела, куда идти. Слева и справа были длинные полосы дороги, окруженные полями… Ничего…

Рискуя, я выбрала право. Избегая дымящегося черного асфальта, я шла по краю дороги. Даже не представляя, что, черт возьми, буду делать, но, по крайней мере, двигалась, пусть и медленно. Я шла и шла, и шла, и шла.

Грудь вздымалась с каждым сдавленным вздохом, который делала, когда пыталась набрать слюну в рот. Пот катился со лба на потрескавшиеся губы.

Сколько времени понадобится сердцу, чтобы сдаться? Каждая капля крови, которую оно проталкивало по моим венам, была похожа на непрерывный скрежет на бас-барабане, отражающийся в моем мозгу. Теперь вся болезненность и страдания за день до этого стали сильными и мучительными. Левый глаз опух до размеров мяча для гольфа, что снижало обзор. Моя одежда была тяжелой, черной, и служила маяком для солнца.

В конце концов, я остановилась, чтобы передохнуть у дерева, которое создавало некое подобие тени, говоря себе, что это всего лишь на несколько секунд. Зрение было размытым, а ноги едва могли удержать меня. Окружающий вид таким же, как в самом начале, создавая ощущение, что на самом деле я никуда не ушла.

Я была уверена, что выдержу это. Просто мне нужно было идти как можно дольше, не падая. Убедила себя, что все будет хорошо, никаких негативных мыслей, никакого анализа или детального обдумывания всего, что случилось.

Как только начала проваливаться в забытье и терять сознание, внутренний голос не сумел вновь заставить меня двигаться. Лишь тогда, когда на мое лицо положили прохладную ткань, очнулась настолько, чтобы осознать, что находилась в движущемся транспорте, а руки были свободны.

― Это она? ― прошептал мужчина.

Кажется, моя голова покоилась у него на коленях.

― Я не уверен. Она как-нибудь вообще реагирует? ― ответил другой мужчина, звук был чуть дальше.

― Ну, она ведь дышит, так?

― Умник, ― проворчал удаленный голос.

― Почему они заставляют их рядиться как монахинь? Это божественное дерьмо поджаривает мне мозг.

― Ты же в курсе, что они сборище уродов, бро. Я только надеюсь, что Тилли у них нет.

Тилли! Он был знаком с Тилли?

Она мертва! Я пыталась сказать ему, но рот не открывался.

Услышав ее имя, открылись шлюзы, которые я старалась держать взаперти. Воспоминания о том, как ее тело сгорело дотла, были чересчур свежи. Это была уродливая гноящаяся рана, которую не знала, как можно было залечить.

Хотела прокричать. Желая дать себе минутку, чтобы распасться на части и оплакать первого человека, c которым подружилась, но была слишком истощена морально и физически.

По мере того, как снова стала ускользать во мрак, почувствовала, что мерзкие пальцы тянутся к коже, пробираясь к кресту на шее. Должно быть, я издала какой-то звук, потому что мягкое прикосновение исчезло, когда голова погрузилась в умиротворение.

― Ты меня слышишь? Можешь сказать, кто ты?

Я слышала, но не могла ответить кто я, потому что понятия не имела. Могла сказать, кем должна была быть и что должна была делать; что с тех пор, как помнила себя маленькой девочкой, папочка использовал меня как пешку, чтобы воплотить в жизнь свои планы, передавая меня мужчинам втрое старше с тех пор, как я созрела в одиннадцать лет для оказания сексуальных услуг. Для поселения мужчин и женщин я была живой, дышащей секс-куклой. Меня осудили и признали виновной в том, что отличалась от других и неправильно воспринималась.

Если бы имела возможность говорить, то рассказала бы ему то единственное, что более не имело значения.

Я монстр, которого они сотворили. Шлюха, которой они пристыжены.

Они лишили меня рая.

А теперь я устрою им ад.