Она потянулась ко мне через столик, и я взяла ее за руку.
Фейт снова заговорила шепотом.
— Я ни в коем случае не хочу тебя оскорбить, — произнесла она. — Так что, пожалуйста, не обижайся. Мне нетрудно понять твою ситуацию, я уверена — если ты согласишься поехать со мной, отец заплатит и за твой билет, и за подходящий гардероб, и за все, что тебе может понадобиться в дороге. Он обсудит все с твоим кузеном, поскольку тот является твоим опекуном, и получит его согласие. Как только мы прибудем в Калькутту, нас примут в своем доме мистер и миссис Уотертоун. Они будут очень рады присутствию двух юных леди, которые привезут с собой кучу новостей с родины.
Фейт сделала вдох, затем затараторила дальше:
— Я разузнала о путешествии все. Оно длится четыре-пять месяцев, в зависимости от погоды. Это, должно быть, захватывающе — проплыть вдоль побережья Африки! А сколько всего можно будет увидеть! Иногда корабли, сбиваясь с курса, бросают якорь в очень странных местах. Последняя остановка перед Калькуттой — порт Аден. Ты знаешь, что у всех коренных жителей Адена на голове шапки из красных или желтых волос? Интересно почему?
Она снова повысила голос.
Обедающие за соседними столиками украдкой наблюдали за нами, некоторые из них переговаривались, не спуская глаз с Фейт.
— А в теплых водах Индийского океана полно китов и дельфинов, которые выпрыгивают из воды рядом с кораблем, словно исполняя представление для его пассажиров. Ты только представь себе, Линни!
В следующую секунду она прикрыла рот ладошкой.
— Ой, мне так жаль, — произнесла Фейт из-под ладони. — Но по выражению твоего лица я вижу, что действительно обидела тебя, слишком прямо заговорив о деньгах. Я знаю, что иногда бываю довольно бестактной. Отец считает, что именно поэтому никто так… — она умолкла.
Но Фейт неправильно истолковала мою реакцию.
Впервые в жизни я поняла, что такое искушение. Если Фейт намеревалась соблазнить меня своими словами, то ей это удалось. Она воскресила мою прежнюю мечту, так тщательно похороненную несколько месяцев назад вместе с моей малышкой Фрэнсис. Фейт задела меня за живое. То, что Фейт истолковала как обиду, было на самом деле пробуждением той мечты и жаждой перемен.
Главным препятствием к отъезду из Ливерпуля и, наверное, самым сложным поступком, который мне пришлось совершить в своей взрослой жизни, оказался разговор с Шейкером. В одно солнечное воскресенье, через несколько дней после беседы с Фейт, я попросила его прогуляться со мной. Мы с Шейкером брели по широкой пыльной дороге за окраиной Эвертона. Возле дороги рос огромный раскидистый куст бузины. Я стала в его тени и рассказала Шейкеру о предложении Фейт и о том, что собираюсь уехать. Я сказала ему, что мистер Веспри возьмет на себя все необходимые приготовления к нашему путешествию в Индию и позаботится о нашем проживании, если только Шейкер даст мне разрешение уехать.
Тот был обескуражен.
— Ты уезжаешь? — спросил он. — Бросаешь Ливерпуль? Бросаешь Англию?
Я практически услышала его отчаянное: «Бросаешь меня?», хотя эти слова так и остались невысказанными.
— Да. Корабль «Марджери Элен» отплывает всего через три недели. Мы проплывем на нем вдоль африканского побережья и высадимся в Калькутте.
— Но такие путешествия длятся несколько месяцев. И к тому же Индия полна опасностей. Что ты будешь делать, когда попадешь туда? И когда ты собираешься вернуться?
— Я не знаю, что меня там ждет, но я просто не могу упустить такую возможность. Мысли об Индии воскресили во мне то старое чувство, о котором я тебе говорила: желание бросить все и уплыть. Я мечтала об этом, еще когда работала на улице.
Шейкер молчал. Затем что-то в его лице изменилось.
— Это путешествие «Поймай последний шанс», не так ли? — спросил он, стиснув зубы.
— Я не понимаю.
Мне было трудно смотреть ему в лицо — сейчас оно выражало столько эмоций! Я читала в его душе как в открытой книге, и оттого испытывала неловкость — словно Шейкер стоял сейчас передо мной в чем мать родила.
— Никто не говорит об этом вслух, но все понимают, Линни. Отчаявшиеся девушки отправляются в длительное путешествие, чтобы найти кого-нибудь и выйти за него замуж.
— Ну, именно этим Фейт и собирается заняться, я же просто составлю ей компанию на время путешествия.
— А ты, Линни? Разве ты не собираешься использовать все, чему научилась за последнее время, пока жила у нас, чтобы найти себе мужа? — В его голосе слышалась непривычная жестокость.
— Шейкер, ты что, и впрямь мог обо мне такое подумать?
Он отвернулся в сторону, так что мне стал виден его профиль.
— А что еще я должен думать? Разве тебе тут плохо живется? Ты хочешь чего-нибудь еще?
Нет, в его голосе звучала боль, а не жестокость.
— Нет. — Мне стало стыдно. — Ты дал мне больше, чем я могла ожидать: крышу над головой, положение в обществе, уверенность в завтрашнем дне. И ты ничего не просишь взамен. Но, Шейкер, мне так хочется поехать! Извини меня, пожалуйста. Ты дал мне все, но тем не менее…
— Линни, я могу дать тебе больше. — Он повернулся ко мне.
Мое сердце екнуло, так как я догадалась, что он сейчас скажет.
— Выходи за меня замуж, — произнес Шейкер. — Пожалуйста. Ты заставила меня испытать чувства, которых я никогда не знал, о которых я даже не мечтал.
Он взял меня за руку, его ладонь была влажной от пота.
— Я люблю тебя, Линни. Ты должна это знать.
Я взглянула на наши сомкнутые, дрожащие руки.
— Я не уверена, что ты меня любишь, Шейкер. Я думаю, что я… возможно, я возбуждаю тебя, ведь тебе известно, кем я была. Потому что ты видел меня такой, какой я была раньше, и знаешь, чем я занималась. — Я очень осторожно выбирала слова, пытаясь объяснить ему, что если бы он мог взять меня столько раз, сколько захочет, то выбросил бы эти мысли из головы. Разве мог человек, всю свою жизнь делавший только добро, полюбить меня, с таким грязным прошлым?
— То, кем ты была раньше, не имеет никакого отношения к моим чувствам, — возразил Шейкер. — Все дело в том, какие переживания ты во мне вызываешь. За эти девять месяцев ты помогла победить мою нелюбовь к самому себе. Ты доказала, что я могу чувствовать себя мужчиной.
Затем он неожиданно отпустил мою руку и отступил на шаг. Теперь его лицо стало мертвенно бледным.
— Конечно, я говорил только о своих чувствах, но никогда не придавал значения тому, какие чувства я вызываю у тебя. Теперь я понимаю, что ты испытывала ко мне только жалость.
— Как ты можешь такое говорить? Возможно, я жалела тебя, когда мы только познакомились, но это давно прошло. Я видела, какой ты в общении не только со мной, но и с матерью. Я видела тебя в кругу друзей, на работе, на званых вечерах и даже в магазинах. Да я могу только восхищаться тобой!
— И как только я мог все это время не замечать, что каждый раз, когда ты мне улыбалась, когда заботилась обо мне — все это было всего лишь проявлением благодарности, смешанной с жалостью? — Шейкер попятился.
Я не нашла слов, чтобы возразить.
— Я был так увлечен собственными чувствами, Линни, что даже не принял во внимание твои. Прости меня.
Он развернулся и зашагал в сторону густой рощи, что росла рядом с пыльной дорогой. Достоинство, с которым он держал голову, не могло не вызывать восхищения.
Шейкер вернулся домой уже после того, как мы с его матерью легли спать. Я не могла заснуть и беспокоилась, что он сейчас бродит где-то в темноте, пока не услышала наконец его шаги на лестнице. Он ступал медленно и тяжело и остановился на лестничной площадке. Я затаила дыхание, думая, что Шейкер вот-вот откроет дверь, и не зная, каких слов и поступков сейчас от него можно ожидать. Но тут тихо скрипнула, открываясь, и захлопнулась дверь в его собственную комнату, и больше не раздалось ни звука.
На следующий день Шейкер не пошел вместе со мной на работу. Его мать спустилась вниз и сказала, что Шейкер просил меня передать мистеру Эббингтону, что он простудился.