Этот вопрос мне задавал каждый мужчина, с которым я заговаривала. На этот случай я заготовила краткую речь, которую не раз слышала от Фейт и других женщин. О чудесах и странностях жизни здесь, об экзотических различиях между Индией и Англией. Конечно, все это была чистой воды выдумка. Мне не позволили увидеть здесь ничего индийского, что могло бы меня поразить. Пока что впечатления оставались сугубо английскими — бесконечный груз правил приличного поведения, снобизм, царящий в кругах джентльменов, которые занимали посты на службе в компании, попытки питаться только английской едой, неуважение, проявляемое к слугам. Сама же Индия оставалась для меня манящей тайной за семью печатями.

Тем вечером я чувствовала себя уставшей и была совсем не в духе. Я вздохнула.

— Мне хотелось бы научиться разговаривать со слугами, — сказала я. — Должно быть, вы прекрасно знаете хинди, после того как провели здесь столько времени, мистер Инграм?

— Только то, что мне необходимо. В основном — приказы и выговоры.

Воцарилось молчание. Мистер Инграм ждал, что я ему скажу. Должна ли я поступить так, как это принято, и согласиться с ним? Нет. Я посмотрела ему прямо в глаза и, кажется, заметила в них проблеск интереса. Я решила, что мистер Инграм не тот человек, с которым нужно лукавить. Я заинтересую его, если выскажу свои мысли.

— Ну, мне бы хотелось большего. Я изучаю язык, но это так трудно. Я пыталась заговорить со слугами в доме Уотертоунов, но они не желают мне отвечать. Я даже не знаю, в чем причина: в том, что я неправильно произношу слова, или в том, что они просто боятся мне отвечать.

— Скорее всего, причина в другом. — Мистер Инграм слегка сузил глаза. — Они чувствуют себя неуютно, когда вы пытаетесь снизойти до их уровня. Это их смущает. Не знаю, почему это так вас беспокоит. Вам будет достаточно только поверхностного знания языка, чтобы ими управлять. Они же совсем как дети. И лучше всего обращаться с ними твердо. И последовательно. Их собственный мир настолько беспорядочен и лишен всякой дисциплины, что они гораздо лучше себя чувствуют, когда им говорят, что делать, и когда они знают, чего ожидать в случае неповиновения.

Я не ответила. Он ничем не отличался от остальных, такой же самоуверенный. Я попыталась придумать достойный ответ, как, несомненно, поступила бы Мэг, но не смогла. Я разочаровалась в мистере Инграме: мне уж было показалось, что в нем есть нечто, отличающее его от других.

Моя досада все росла, пока мы стояли в водовороте шелка и дорогой шерсти, смеха и болтовни. Мистер Инграм, похоже, испытывал такое же чувство: его взгляд блуждал по комнате. Но приличного способа закончить разговор просто не существовало.

— У вас есть семья в Англии, мистер Инграм?

— У меня никого нет. Мать умерла, когда я был еще ребенком. Я все время жил в Лондоне и только пять лет назад решил переехать сюда, сразу после смерти своего отца. А вы из Лондона, мисс Смолпис? — Он неожиданно пытливо посмотрел мне в глаза.

— Из Ливерпуля.

— Ни разу не приходилось там бывать. Там живет ваша семья?

— Моих родителей тоже уже нет в живых, — сказала я. — Я жила с тетей и кузеном.

На простые вопросы было легче отвечать.

— Полагаю, они живут на Маунт-Плезант?

— Нет, в северной части города, в Эвертоне. Но вы же говорили, что никогда не бывали в Ливерпуле, мистер Инграм.

Выражение его лица не изменилось, но он моргнул, а затем пригладил усы. За секунду до того, как он ответил, я уже знала, что он соврет. Искусный лжец всегда узнает другого лжеца.

— Ну, хотя я там и не бывал, зато многое слышал об этом городе.

— Полагаю, что это так, — сказала я.

Он прокашлялся и посмотрел куда-то через мое плечо. В тот же миг возле меня появился пожилой джентльмен. Мистер Инграм представил нас и вежливо откланялся.

Позже, этим же вечером, когда я вместе с Фейт и миссис Уотертоун уже собиралась уходить, я увидела мистера Инграма, занятого разговором с другим молодым мужчиной. В руке он держал бокал и внимательно слушал собеседника. Неожиданно он поднял взгляд, и наши глаза встретились. Мы смотрели друг на друга чуть дольше, чем следовало. Ни один из нас не улыбнулся.

Привлекательный мистер Инграм показался мне интересным, но немного пугающим: когда он был рядом, мне все время хотелось броситься наутек. Он непонятным образом одновременно и притягивал меня, и отталкивал. Это чувство не давало мне покоя. Раньше я никогда не испытывала ничего подобного.

Но теперь я хорошо знаю, что это было за чувство.

На следующее утро после знакомства с Сомерсом Инграмом я спросила Фейт, знает ли она его. Она призналась, что они знакомы и что он показался ей очаровательным.

— Я слышала, он занимает важную должность в компании, — сказала она. — О нем все говорят, ведь он в свои годы уже поднялся так высоко. Кроме того, мистер Инграм из богатой семьи. Злые языки болтают, что это именно благодаря деньгам своего отца он добился такого стремительного взлета в карьере. Но нельзя верить всему услышанному.

Я кивнула.

— Линни, а почему ты спрашиваешь?

— Вчера я познакомилась с ним, — ответила я. — По-моему, он слишком заносчив.

— Ничего подобного, Линни. Уж если кто и заносчив, так это мистер Уайтингтон. Тебе приходилось с ним разговаривать?

Она продолжала болтать о других холостяках, но я ее не слушала. Мне не давал покоя вопрос: что же такое приходилось скрывать мистеру Инграму и когда наши пути снова пересекутся?

Это произошло во время бала, устраиваемого в «Калькутта Клаб». В число приглашенных входила почти вся элита Калькутты — более трехсот человек. Мое расписание танцев было заполнено уже на две недели вперед. Я надела бальное платье, заказанное по настоянию Фейт еще в Ливерпуле, — золотая парча и муаровый шелк, — накинув поверх кружевную косынку, чтобы прикрыть низкий вырез лифа. Оглядев себя в полный рост в зеркале при мерцающем свете свечей, игравшем на дорогой ткани, я увидела, что выгляжу просто замечательно.

Я сильно изменилась с того дня, когда с ужасом не могла отвести взгляда от зеркала в доме Шейкера после той кошмарной ночи, когда он спас мне жизнь. Волосы снова обрели пышность и блеск, глаза стали ясными, а лицо посвежело. Когда айя укладывала мне волосы, я уже знала, что Сомерс Инграм тоже придет на бал. Как только мы прибыли туда, я поймала себя на том, что ищу его глазами. Хотя я не видела мистера Инграма на приеме и во время обеда, он возник сразу же, как только начались танцы, и вежливо мне поклонился.

— Мисс Смолпис, — произнес он, и меня снова поразили его осанка, гладкость его кожи, его полные губы. — Миссис Уотертоун, могу ли я позволить себе удовольствие станцевать с мисс Смолпис?

Он протянул мне руку в перчатке.

Миссис Уотертоун оживилась, всматриваясь в мое расписание.

— Но, мистер Инграм, я не вижу здесь вашего имени.

— Ну пожалуйста, миссис Уотертоун! — взмолился он. — Конечно, если только мисс Смолпис не возражает.

— Миссис Уотертоун, — протянула я, глядя на нее. Мне хотелось с ним потанцевать — очень хотелось.

— Ну конечно, моя дорогая. Когда появится ваш расстроенный партнер, я передам ему ваши извинения.

Мы плавно кружились в вальсе. Мистер Инграм говорил не переставая, так что мне не составляло труда поддерживать беседу. Он восхищался достойной организацией бала, рассказывал о проблемах со своим кансане и о спортивном мероприятии, которое недавно посетил.

— Вы великолепно танцуете, сэр, — сказала я ему. Одна моя рука лежала у него на плече, другую же он крепко держал в своей руке, затянутой в перчатку.

— Спасибо, мисс Смолпис, — поблагодарил мистер Инграм и придвинулся чуть ближе. Я почувствовала, как его бедро прижалось к моему. Никто из холостых мужчин не вел себя со мной так дерзко — большинство из них держало более чем приличную дистанцию.