— Уберите от меня свои чертовы руки! — добавила я, вложив в свои слова столько злобы, сколько смогла.

Он резко отдернул голову, словно я дала ему пощечину. И в этот момент я поняла, что наделала — и чего от меня добивался Сомерс Инграм. Последние два месяца я вела себя как леди, за которую себя выдавала, — невзирая на внутреннюю борьбу. А этот мужчина заставил меня забыть о том, кем меня здесь считают: он бросил мне вызов, а я глупо попалась на его удочку.

Сомерс Инграм смотрел мне прямо в глаза, и то, что я там увидела, заставило меня моментально их закрыть. Как я могла быть такой дурой? Я же так старалась…

— Я правильно вас понял, мисс Смолпис? — спросил он, отпуская меня, и отступил на шаг назад с выражением триумфа на лице. По его лицу было ясно, что он добился того, на что надеялся.

— Я… Я… — Я прижала перчатки к пылающим щекам. Между тугими завязками моего корсета выступил пот.

Мистер Инграм огляделся по сторонам, убедившись, что за нами никто не наблюдает, и взял мою ладонь в свою, ненавязчиво, но все равно чересчур интимно. Он провел большим пальцем по моей ладони, и от этой ласки я задрожала. Затем он произнес тихим и довольным голосом:

— Моя дорогая мисс Смолпис, последний раз со мной подобным образом говорили в турецких банях в восточной части Лондона.

Мне было нечего сказать.

Мистер Инграм выпустил мою руку и отошел на почтительное расстояние.

— Мисс Смолпис, я нахожу вашу… прямоту выражений освежающей. Я и сам не чураюсь простого языка, в подходящей обстановке. Значит, это был твердый отказ от моего приглашения?

Я развернулась и ушла, шурша юбками и надеясь, что произвожу достойное впечатление.

Тридцать первого января Клаттербаки устраивали вечер игры в карты, на который были приглашены Уотертоуны и мы с Фейт. У меня было отличное настроение. Сегодня днем мне удалось уговорить Фейт ускользнуть со мной с майдана на целых полчаса. Обычно бдительная миссис Уотертоун сегодня отвлеклась, потому что встретила здесь старую подругу, жившую в поселении на севере страны, и они увлеклись беседой. Мы с Фейт сидели напротив них на скамейке, затем я вежливо прервала их разговор и попросила разрешения погулять по майдану вместе с Фейт. Миссис Уотертоун рассеянно кивнула.

Как только мы оказались вне ее поля зрения, я потащила Фейт к дорожке, ведущей к выходу. Затем провела ее мимо рядов рикш и паланкинов. Фейт колебалась, но я крепко держала ее за руку.

— Линни, Линни, остановись. Куда мы идем? — спросила она, раскрасневшись от волнения.

— Я не знаю. И это прекрасно, — засмеялась я.

— Но нам нельзя, Линни. Что, если нас кто-нибудь увидит? Что, если с нами что-то случится? Что, если кто-то…

Я не обращала внимания на ее несмелые протесты, и через несколько минут мы оказались на рынке. Цветы — я узнала среди них розы и бархатцы — лежали беспорядочными кипами, за ними шли фрукты и овощи, которых я раньше никогда не видела. Я остановилась перед одной из тележек и стянула перчатку, чтобы потрогать лежащие передо мной гладкие продолговатые плоды; некоторые из них были цвета слоновой кости, другие — темно-красные. Сидевший возле тележки мужчина в тюрбане вскочил на ноги и протянул мне блестящий пурпурный плод. Я покачала головой — нет, нет — и медленно сказала ему на хинди, что у меня нет денег, но он осторожно вложил мне плод в руки и сделал приветственный жест. Я поняла, что это подарок. Я благодарно склонила голову, и он с достоинством кивнул.

— Что это такое? И что ты собираешься с ним делать? — спросила Фейт, стараясь держаться поближе ко мне.

— Я не знаю ответа ни на один из твоих вопросов, — сказала я. — Но я просто не могла обидеть его отказом.

Мы шли по узким проходам между базарными рядами, вдыхая запахи масла, на котором что-то жарили, чеснока и табачного дыма. Я узнала имбирь и гвоздику, но кроме них здесь было еще множество других пряностей, названия которых были мне неизвестны. В один миг нас окутывал дивный аромат сандалового дерева, а в следующий — резкая вонь паленого коровьего навоза. Фейт зажала нос перчаткой. Когда мы проходили мимо жаровен, на которых женщины готовили какие-то продолговатые куски теста, я поняла, что голодна и ужасно хочу попробовать то, что они сначала лепили в руках, а затем бросали на плоские разогретые сковороды и жарили. Я слышала доносящиеся до нас обрывки чужой музыки, исполняемой на незнакомых инструментах, звяканье колокольчиков и скрип запряженных волами повозок.

Я неожиданно остановилась, и на меня сзади налетела Фейт. Стоя неподвижно, я закрыла глаза и прислушалась.

— Почему ты остановилась, Линни? Ты знаешь обратную дорогу к майдану? О Боже, посмотри только на этого ребенка! Он что, здесь совсем один?

Открыв глаза, я увидела голенького мальчика двух лет, который ковылял по утоптанной земле. К его запястью был привязан красный шнурок. Я проследила за шнурком и увидела, что другой его конец привязан к запястью молодой матери, прижимавшей к своему сари младенца. Она торговалась с продавцом за отрез ярко-желтой ткани, который держала в другой руке.

— Нет. Смотри, вон там его мать.

Мальчик подошел прямо ко мне, остановился и посмотрел на меня. Его маленький кулачок сомкнулся на крапчатом поплине моего платья. Я улыбнулась и погладила его по головке. Волосы мальчика были на ощупь как шелк.

— Не прикасайся к нему, Линни, — глухим голосом произнесла Фейт. — Ты можешь чем-нибудь заразиться.

— Это всего лишь ребенок, Фейт, — сказала я. — Ты только посмотри, какой он хорошенький!

— Все равно, какой стыд! На нем совсем нет одежды!

Ребенок смотрел на блестящий пурпурный плод у меня в руке. Он выпустил мое платье и потянулся к нему обеими ручками. Глаза у мальчика были огромными, черными и блестящими. Он захныкал, как хнычут дети во всем мире, когда хотят что-то получить. Я вложила плод в его протянутые ладошки. Когда мальчик брал его, шнурок на его запястье натянулся. Я взглянула на его мать и встретила ее обеспокоенный взгляд. Я улыбнулась ей. На лице женщины отразилось облегчение, и она улыбнулась мне в ответ.

Фейт дернула меня за рукав.

— Линни, мы должны отыскать дорогу обратно. Прошло уже много времени. Миссис Уотертоун может отправиться на поиски и скоро выяснит, что нас нет на майдане.

— Хорошо, хорошо, — сказала я, бросив еще один взгляд на ребенка, который ковылял на маленьких кривых ножках к матери, смеясь и протягивая ей плод.

Я инстинктивно разобралась в местоположении рядов на рынке — он почти не отличался от того рынка в Ливерпуле, через который я в детстве ходила каждый день.

Фейт облегченно вздохнула, когда впереди показались аккуратные очертания майдана.

— Ну разве мы не проказницы? — сказала она, радуясь, что мы удачно пережили приключение, которое было, по ее мнению, невероятно смелой выходкой.

От хаоса рынка остались только слабые воспоминания о звуках и запахах.

— У миссис Уотертоун случилось бы несварение желудка, если бы она узнала, где мы только что были.

— Будет лучше, если она никогда об этом не узнает, — ответила я Фейт и улыбнулась.

Сквозь новый образ моей подруги снова пробивалась прежняя Фейт. Я надела перчатки и поднесла одну из них к лицу. На ней остался слабый запах дыма и специй, запах Индии, которую я хотела узнать. Я взяла Фейт под руку, и мы поспешили к миссис Уотертоун.

Когда позже мы прибыли в дом Клаттербаков, меня все еще переполняла радость испытанной сегодня днем свободы. Там было несколько приглашенных, и через пару минут у дверей на веранду я встретила мистера Инграма. Увидев его, я почувствовала не только легкое удовольствие от встречи, но и беспокойство — я не желала с ним разговаривать и не хотела, чтобы он на меня многозначительно смотрел, провоцируя на глупости. Я боялась, что он испортит мне настроение. На данный момент я нуждалась только в глотке свежего воздуха. Комнаты были переполнены, и в них нельзя было продохнуть от женских духов, а еще от запаха олеандра, жасмина и цветов королева ночи, стоявших повсюду в огромных вазах.