Я научился видеть разницу между теми факторами, которые способствуют экономическому росту, и теми, которые способствуют улучшению жизни людей. Отсюда возник главный вопрос: как выглядело бы развитие, если вместо ориентации на рост, где люди служат средством достижения роста, оно бы ориентировалось на людей как на цель и основное средство? В 1984 году я редакатировал антологию «Развитие во имя человека», которую готовило к изданию «Кумариан пресс». В 1986 году я редактировал для этого издательства еще одну антологию «Местное самоуправление», где акцент делался на то, как важно передать контроль над ресурсами в руки людей.
Чем дольше я наблюдал, как люди, для пользы которых и предназначались программы развития, отчаянно пытаются сохранить свое достоинство и качество своей жизни вопреки всякому вторжению агентств по развитию и проектов, колонизирующих их ресурсы, тем больше я отдалялся от господствующей идеологии развития. В 1988 году я ушел из AMPCIJLI, но остался в Юго-Восточной Азии.
Разочаровавшись в официальных агентствах по развитию, я с головой ушел в деятельность неправительственных организаций (НПО) и быстро познакомился с коллегами по НПО, задававшими коренные вопросы о сущности процесса развития. Я стал собирать воедино и записывать коллективные догадки участников все более интенсивного диалога в среде НПО. Для меня это был период активного самообразования, результатом которого явилась моя следуюшая книга «Переход к 21-му веку: добровольное действие и глобальная повестка дня», опубликованной издательством «Кумариан пресс» в 1990 году. В этой книге рассматривается троякий кризис, переживаемый человечеством нищета, разрушение окружающей среды, социальный распад, а корни кризиса прослеживаются до моделей развития, которые ставят экономический poст целью, а людям отводится роль средства. В книге делается вывод, что поскольку доминирующие институты современного общества порождены концепцией развития, ориентированного на экономический рост, то изменить существующее положение можно лишь на основе добровольной деятельности граждан, берущих инициативы в свои руки.
Для того, чтобы привести свои действия в соответствие с убеждениями, я вместе с несколькими коллегами основал «Форум во имя человека» (ФорВИЧ) глобальную сеть общественных организаций, ставящих целью разрабатывать концепцию будущего во имя человека и переориентировать практическую деятельность в соответствии с этим видением. ФорВИЧ уделяет особое внимание изучению роли национальных и глобальных структур и институтов в том что люди на местах лишены возможности решать свои задачи на принципа)ответственности и внутренней устойчивости. Это объясняет кажущийся памрадокс: хотя я говорю о необходимости дать больше прав жителям на местах я, уделяю много внимания преобразованию глобальных институтов. Я отношусь к числу людей, которые стремятся преобразовать глобальный уровень в пользу прав на местах.
В ноябре 1992 года я поехал в Багио, курортный городок на Филиппинах, на встречу с руководителями нескольких азиатских НПО. В течение десяти дней мы обсуждали опыт развития Азии и его значение для стратегии НПО. У нас вызывало тревогу слишком поверхностное экономическое развитие Азии, ибо это чревато опасностями. Под тонким слоем динамичной и конкурентной экономики азиатских стран скрывается глубинная реальность обнищания и ускоренного разрушения социальной и экологической основ этого региона. В итоге дискуссии мы пришли к выводу о необходимости теории, которая могла бы объяснить глубинные причины кризиса и послужить руководством к действию. Без такой теории мы напоминали штурмана без компаса. Однажды поздно вечером в небольшом китайском ресторанчике наши дискуссии начали сосредоточиваться на двух ключевых моментах. Прежде всего, нам в качестве руководства нужна не альтернативная теория развития. Нам, скорее, нужна теория устойчивых сообществ, в равной степени применимая и для северных, и для южных стран. Во-вторых, эта теория должна выйти за рамки бесплодных экономических формулировок и объяснить, почему человечество настолько отчуждено от природных процессов.
В последующие дни в ходе продолжающихся дискуссий отдельные фрагменты начали настраиваться в цельную картину. Механическое представление западной науки о Вселенной привело к философскому или концептуальному отчуждению от нашей внутренней духовной сущности. Это отчуждение подкреплялось в повседневной жизни все большей приверженностью наших общественных институтов монетаристским ценностям рынка. Чем более доминирующую роль занимали деньги в нашей жизни, тем меньше места оставалось ощущению духовной связи, лежащей в основе человеческой общности, и сбалансированных взаимоотношений с природой. Духовное совершенствование все более вытеснялось всепоглощающей и саморазрушительной манией погони за деньгами — полезной, но совершенно беспредметной и теряющей ценность человеческой субстанцией.
В результате нашего анализа нам казалось очевидным, что для восстановления устойчивых отношений с матерью-землей мы должны порвать с иллюзиями мира денег, вернуться к духовному смыслу нашей жизни и вернуть экономические институты на место, так чтобы они были неразрывно связаны с простыми людьми и жизнью. Мы, таким образом, пришли к выводу, что задачей развития в интересах людей в самом широком смысле должно быть создание общества, ориентированного на жизнь, в котором экономика является лишь одним из средств обеспечить хорошую жизнь, а не целью человеческого существования. Поскольку наши лидеры находятся в плену мифов и привилегий тех институтов, которые они возглавляют, то лидерство в этом творческом процессе реформирования институтов и воссоздания ценностей должно сходить изнутри гражданского общества.
Это был во многом банальный вывод. Мы всего лишь вторично открыли ту древнюю истину, что существует большая напряженность между нашей духовнной сущностью и экономической жизнью, и что здоровая общественная духовная жизнедеятельность зависит от поддержания равновесия между ними правильной перспективы. Не было также ничего нового и в признании важности гражданского общества, которое всегда составляло основу демократического управления. И все же мы чувствовали, что углубили свое собственное понимание практической значимости этих идей для того кризиса, в которой находятся современные общества. Мы посвятили остаток времени в Багио формулированию наших выводов в статье, озаглавленной «Экономика, экология и духовность: к теории и практике устойчивости».
Летом 1992 года, незадолго до описанной встречи в Багио, мы с Фрэн уехали из Юго-Восточной Азии и вернулись в Соединенные Штаты. Мы объявили о своем решении друзьям и коллегам в нашем рождественском письме, приведя следующее объяснение:
Нас привлекли эти далекие регионы в начале 1960-х годов, потому что мы считали их средоточием проблем развития, решению которых мы еще в студенческие годы решили посвятить свою карьеру. Мы началу эту карьеру, воспринимая ее как своеобразную миссию — поделиться уроками американского успеха со всем миром, чтобы «они" смогли стать более похожими на «нас.
Развитие, как мы его понимали 30 лет назад и как это до сих пор энергично пропагандирует Всемирный банк, ВМФ (Международный валютный фонд); администрация Буша и большинство влиятельных экономических институтов мира, не служит большей части человечества. И корни этой проблемы кроются не в бедном населении «слаборазвитого» мира. Их нужно искать в странах, которые задают глобальные стандарты расточительной роскоши и диктуют глобальную политику, ведущую мир к общественному и экологическому саморазрушению.
Теперь, когда мы стали на тридцать лет старше и, надеюсь, значительно мудрее, мы с Фрэн поняли, до какой степени американский «успех» является одной из ключевых проблем мира. В самом деле, окончательное подтверждение этого тезиса мы находим в самой Америке.
С нашей выгодной позиции в Азии мы с ужасом наблюдали, как та самая политика, которую Соединенные Штаты проводили во всем мире, создала третий мир в собственных границах, что проявилось в растущей пропасти между богатыми и бедными, зависимости от иностранного долга, ухудшении системы образования, росте детской смертности, экономической зависимости от экспорта первичных продуктов, включая остатки девственных лесов, беспорядочных свалках ядовитых отходов, в разрушении семейных и общественных связей.