- Ты хотел получить сердце Ледяной Девы? Что ж добился своего…

- Погоди! Здесь была Нелли? Что она наговорила?

Девушка опять закрыла ему рот.

- Не надо слов! Они лишние. Я тебе отдала ледяное сердце. Ты верни мне живое…

- Как? – только прошептал Виталий.

- Получи премию десять раз подряд. Потом посмотрим… На одиннадцатый… - и исчезла, просто растворилась в воздухе, как мираж.

Никита открыл глаза. История походила на сказку. Разумеется с оговоркой «не для детей до 18-ти…».

Саша и Мороз выжидающе глядели на него.

- Не хило, - прошептал в ответ водитель. – И сердце ему… И дочку, значит, оставил… Его ищете, что ли? А почему не он сам?

- Это в сказках так бывает, - проговорил Иван Иванович. – Десять лет подряд он получал премию. Заслуженно, между прочим, никто не спорит.

- А Нелли? – Кит ждал, что Виталий, как положено в реальности, женился на ней, несмотря на ночь с Миланьей.

Мороз покосился на внучку и пожал плечами.

- Ничего не знаем. Вышла замуж, уехала за границу, папочка для нее расстарался.

- Не за Виталия?

- А на кой он ей? Так, поиграться если только…

Александра смотрела в окно. Никита видел ее напряжение и нетерпение.

- Можно узнать, делал ли он скульптуры в этом году? Может не на конкурс, а так? – спросила девочка. – Мама меня первый раз сюда отпустила, говорила, не время еще…

- Сейчас!

Никита позвонил в агентство и попросил Клавдию узнать, кто был победителем «Ледяного сердца» - и где можно посмотреть его скульптуры. Оказалось, что в этом году конкурс проводился за городом. Был построен целый ледяной городок одним автором – Виталием Снегуровым, как он назывался.

Никита набрал в навигаторе координаты и поехали туда. Саша почти полтора часа бродила между ледяных статуй. Любовалась, трогала. Разговаривала с прозрачными зверушками, знакомилась с холодными жителями сказки.

- Смотри, дед! Он опять получил «Ледяное сердце»! – восклицала девочка.

Мужчина только смотрел на внучку теплым взглядом.

Как и договаривались, к полночи Никита отвез Мороза с внучкой на главную елку, подождал их там два часа, а потом доставил домой. При прощании, парень остановил мужчину:

- И что теперь? Волшебство кончилось. Виталий получил премию без ледяного сердца. Миланья к нему вернется?

- Решать ей, - Иван Иванович улыбнулся. Лукавый огонек в его глазах, кустистые брови, аккуратная борода – словно сошли с лубочной картинки.

Никита остановил машину у супермаркета и поехал в офис с подарками для Клавдии, она ведь все-равно его ждала …

Мусор.

Женя всегда очень аккуратно относилась к своему мусору. Она его не просто в мусорное ведро выбрасывала, а проводила своеобразную сортировку: фантики от конфет заворачивала в один, туго-туго; очистки от овощей – в отдельный мешочек, еще в процессе этой самой отчистки; некондиционные обрезки – в коробочки (мало ли их набирается время от времени); пустые футляры, флаконы и баночки – предварительно помыв и высушив… И так все.

Зачем Евгении это было нужно? Она, наверное, и сама это не знала. Просто до сих пор вспоминался запах от мусорного ведра в доме ее мамы: тошнотворный, удушливый, въедливый. Вроде и ведро уже порожнее, а приходится лезть в эту вязкую жижу на дне и скрести, скрести, споласкивать чистой водой несколько раз. Потому как иначе голова начинала болеть.

А мама все удивлялась, зачем? Если через день будет то же самое? Гладила дочку по голове, и шептала, будто припечатывала:

- Аккуратистка ты моя…

Теперь мамы уже не было. Никто не погладит, не назовет…

Жене тридцать семь. У нее хорошая работа. В смысле: платят достаточно, а график – свободный, можно вообще все дома делать, а готовую документацию приносить, или даже по электронке отправлять. Мечта современной женщины… Поэтому дома у Евгении полный порядок. Всегда. Тем более что некому его нарушать: муж был да сплыл, еще, когда мама только болеть начала, почти пятнадцать лет назад, детишек они завести не успели.

- Ты – одиноооокая, - вот именно так, с упором на «о», говорит женщине ее соседка Машка.

Машке почти тридцать. У нее двое детей от разных мужиков. Сами они уже давно сплыли с Машкиного горизонта. Но она не «одиноооокая». А вот Женя, значит, такая, по определению.

Соседка пару раз сватала Евгении своих «спиногрызов», мол, под присмотр. Тогда были каникулы. И Машке было влом маленькую Катьку в садик водить, а Пашке тоже еще не особо доверишься, ему восемь в ноябре исполнилось.

- Приглядишь? Мне на смену, - забежит, и смотрит собачьими глазами, - Ты же все - равно дома…

- Оставь у себя. Я зайду, покормлю. В пять выгуляю.

Машка обижалась:

- Покормлю… Выгуляю… Они что, собаки тебе? – хватала дочку на руки и уносила в детсад, а сын оставался сам на себя.

Хороший мальчик. Очень серьезный. В очках. Смотрит всегда как-то наискосок, и чуть-чуть улыбается. Рот щербатый. Нос в конопушках.

Женя пробовала Пашку накормить, но он предпочитает самостоятельно кормиться, а она не настаивает. Уходит домой с чувством исполненного долга. И зря потом соседка обижается, что не проследила, потому что мальчишка так себе гастрит «наел». Не Женины же дети…

У Евгении привычка: когда сидит за компом и работает, периодически бросает взгляд на окно. Ландшафт – так себе. Главная достопримечательность – мусорные бачки. Вот в десять часов наметится замызганная парочка. Он – всегда в вытянутых трико и фуфайке, она – в вязаной шапочке, перекошенной кофте и длинной цветастой юбке. Морды испитые, но их обладатели всегда ходят за ручку, горделиво так. В мусоре шарятся недолго, переругиваясь. Следом за ними приходит дама с собачкой. Эта уже в поношенном зеленом пальто с песцовым воротником, и в кедах. Ее псина – большая, лохматая, на толстой веревке. Дама аккуратно вытаскивает верхние мешки с мусором и роется только в них, добычу складывает в бесформенную клетчатую сумку. Следующий посетитель бачков – ближе к трем часам. Это мужик лет сорока с небольшим. Одет относительно чисто. Почти всегда выбрит. Для Жени – это показатель. Она не почувствовала к нему отвращения даже тогда, когда он, видимо, изрядно оголодав, что-то жадно начал есть, прямо «не отходя от кассы». За мужиком, уже в районе шести приходили еще несколько маргиналов. Но за этими Евгения наблюдала без особого интереса: ничего особенного в них, в массе не выделятся.

С некоторых пор, как-то незаметно для себя, Евгения вдруг стала выносить свой мусор именно ближе к трем часам. Наблюдала, как мужик выуживает ее коробочки, мешочки, нюхает, перебирает. Почему-то было приятно осознавать отличие ЕЕ мусора от отходов других. Иногда Женя намеренно складывала вполне еще пригодные кусочки пищи: хлеб, колбасу, сыр, котлеты – в отдельную тару, и смотрела. Бомж осторожно так вынимал ее подношения и ел, медленно, с наслаждением. Потом оглядывался по сторонам, впивался взглядом в окна домов, в спешащих мимо прохожих. Как-то подслеповато щурился, разводил руками. Потом обращал взор к небесам – и уходил до завтра.

Один раз то ли Женя припозднилась, то ли мужик подошел раньше, но они встретились. Прямо у мусорных бачков.

Женщина неловко сжала свой пакет с мусором, не зная, отдать в руки незнакомцу, или все-таки положить по прямому назначению. Мужик принял молниеносное решение и протянул руки сам.

- Там кусочки вырезки, у меня день рождения был вчера, хлеб белый, - прошелестела Евгения.

- Спасибо, - заволновался вдруг он, засуетился руками, лицом, - я так и понял, что вы специально мне подкладываете. Знаете, я ведь ловил вас. Ждал. Вы не думайте, я человек положительный. Это просто обстоятельства…

- Пьете? – припечатала Женя.

- Нет, что вы, - махнул рукой мужик. – Я по этому делу раньше слабый был. А теперь – ни-ни…