Стерпелись. Просто лгут. Без зла.
Но любит ложь ходить по кругу,
И оттого она кругла.
Обкатан чёрный колобочек.
Его попробуй ухвати.
Он между душ. Он между строчек.
Он знает всякие пути.
Ему что горка, что ложбинка —
Любые тропки хороши...
О, эта маленькая лжинка.
О, эта оспинка души.
Прямота
Люблю двужильных. Не люблю двудонных.
Двуличных не люблю. И двухэтажных.
Я больше всё за тех — за непоклонных.
Я больше всё за тех — за непродажных.
Они бывают истинно прямыми.
Стой на своём — они тебе помогут.
Они бывают жёсткими и злыми
И только подлецами быть не могут.
Они себя не прячут в недомолвках.
Расчётливость не жжёт их чёрной ночью.
Они не выгибаются в уловках.
Не ходят на поклоны к многоточью.
Не пятятся в молчанье оробелом.
Для них сказать неправду — это жутко.
И между словом их и между делом
Пустого не бывает промежутка.
Без гордой фальши и без позитуры,
Крутые, как вершины на отрогах,
Они хранят достоинство натуры
На трудных
человеческих
дорогах.
Слово о равнодушных
Мне равнодушный страшен, как чума.
Боюсь безгрешных. Гладеньких. Скользящих.
Молчащих. И всегда ненастоящих.
Не смейте их пускать в свои дома.
Им всё равно, какой сегодня век.
Какие там на Марсе Аэлиты.
Они живут, не поднимая век.
Глухие, как кладбищенские плиты.
Всё мимо них. И радость. И беда.
И зимний день. И с вешнею пыльцою.
У них в глазах стоячая вода
С холодною голубенькой гнильцою.
Такие ходят молча. Не спеша.
Апостолы, с улыбочкой немою.
А там, где помещается душа,
У них дыра, наполненная тьмою.
Свет не пробьётся. Луч не зазвенит.
Всё там темно. И всё невозмутимо.
И тычутся тычинки о гранит.
И всё живое пролетает мимо.
О, я встречал их даже на войне.
Бездушных этих. Равнодушных этих.
Цветы и камни корчились в огне,
Земля кричала о погибших детях.
А этих — грела теплая нора,
И никогда им не бывало больно.
...Когда нам запрещали доктора -
Мы уходили в роты добровольно.
Без почестей. Без выгод. Без похвал.
Иной судьбы тогда мы не просили.
Спроси меня: зачем я воевал?
Да разве я бы прожил без России!
А эти — жили. И сейчас живут.
И всё живое серой краской метят.
И глупого глупцом не назовут.
И умного как будто не заметят.
А рядом замерзает человек.
Уже его метели отпевают.
— Откройте дверь!—
Но дверь не открывают.
Здесь путника не пустят на ночлег.
А ты, поэт, певец своей норы,
На мир глядящий из глухих отдушин,
Играющий в кубы или в шары,
Ты в сущности-то к людям равнодушен.
Я всех вас знаю. Каждый мне знаком.
Всё для себя. Всё к своему порогу.
А вы хоть раз ходили босиком,
Чтоб кожею почувствовать дорогу?!
А вы кого любили? Кто ваш враг?
Какой вы предпочтёте род оружия?
Вы — кто предаст любой на свете флаг,
Прикрывшись серым флагом равнодушия.
Молва
То погремушкой громкой брякая,
То с волчьей завистью в ладу,
Про нас молва ходила всякая.
И до сих пор ещё в ходу.
Она спешит, молва спесивая,
Заворожить, наворожить.
Уж ты не слишком ли красивая,
И как с тобой, с красивой, жить?
И кто кого из нас достойнее?
И чьи блистательней права?
И ранит, ранит всё разбойнее
Та — черногубая — молва.
И что ей точности? Неточности?
Ползёт сквозь сорную траву.
И лишь любовь — запасом прочности -
Сбивает
начисто
молву.
Час
Мы часто произносим:
- Битый час!
А почему он битый? Кем он битый?
А может, он не битый? А убитый?
Ушёл от нас — не совершив для нас?
А может, всё не так на этот раз?
В полярной тьме, сквозь ветер ледовитый,
В беду и в снег почти по грудь зарытый,
Быть может, он людей от смерти спас?
И это был порыв. А не приказ.
Добру открытый, радостям открытый,
Быть может, он строитель знаменитый
И на лесах эпохи — верхолаз?
И время про него ведёт рассказ?
Вот кто такой он, этот самый час!
Клевета
Она ползёт, она шипит змеино.
Метёт углы шершавым языком.
И тянется по следу длинно-длинно.
И к дому подбирается тайком.
И по дорожке заспанной, полночной,
Когда стоят все двери под крючком,
Она крадётся к скважине замочной
И оловянным пялится зрачком.
Потом идёт по городу судачить.
Живых и мёртвых исподволь бранить.
Ей надо всё вокруг переиначить.
Пересобачить. И перечернить.
Ей надо сделать сильного бессильным.
Людскую радость завистью скосить.
И в мелкозубой ярости крысиной
Слушком поганым душу укусить.
И спрятаться. И в тайнике безвестном
Скрипеть пером, ползучим и тупым.
Ей надо сделать честного бесчестным.