Ты уже в калошах. И с зонтом.

Слушаешь стихи. Или кантату.

А придет пора давать ответ -

Все ты ходишь, словно по канату,

Между словом «да» и словом «нет».

Вот смотрю я на твою наружность.

Плавный жест. Движения круглы.

До чего ж похож ты на окружность,

Сгладившую острые углы.

Ухвати попробуй-ка такого!

Где твоя спина? А где твой бок?

Катится намасленное слово,

Будто это шарик-колобок.

У тебя, как у бескровных мумий,

Никаких ошибок. Никогда.

Идолом сплошных благоразумий

Важно ты ступаешь сквозь года.

Слушаешь стихи. Или кантату.

И уж сколько зим и сколько лет

Всё ты ходишь, словно по канату,

Между словом «да» и словом «нет».

Лень

Говорят, она раньше меня родилась,

Эта хитрая лень. Эта старая лень.

Пожила у меня. А потом прижилась.

И уже она — друг. И уже она — тень,

И уже она ходит повсюду за мной.

И уже мне приятно быть с нею одной.

Как теплы её руки. Кругла её речь...

Мне бы слово гранить. Мне бы песнями жечь.

Мне бы сказки ковать из цветного огня...

Ах, как много украла она у меня.

Как разложит добро — не закроется дверь.

На сто лет ей, наверное, хватит теперь.

Миляга

Вы думаете, что он злодей?

Напротив! Он мягковатый, зыбкий...

Нет, он не печатал фальшивых рублей,

Он печатал фальшивые улыбки.

Он улыбался. Всем. И всему.

Фальшивил? Но разве за это судят?

За это нельзя ни в суд, ни в тюрьму,

К улыбкам тянутся люди.

Разве запретно? Наоборот!

Вот он и вхож был в дома и в души.

Но чем он шире улыбит рот,

Тем он скорее тебя задушит.

Такой миляга — не сыщешь вокруг.

Попробуй найди на земле такого.

Он тебе брат. Он тебе друг.

Не веришь? Честное слово -

Он же с улыбкой к тебе, с добром,

Он же готов за тебя на муки...

А ты ему нужен — как зимний гром.

Как кладбищу — громкие звуки.

И вовсе не ирод он, не злодей.

Напротив. Он мягковатый, зыбкий...

Нет, он не печатал фальшивых рублей,

Он печатал

фальшивые

улыбки.

Мода

В людских глубинах есть течения,

Как бы в бездонностях морских -

То новой модой увлечения,

То отречения от них.

То верой тешатся убогой,

То отрицают всё и вся,

А жизнь идёт своей дорогой,

На стрежень правду вынося.

И, громко требуя развода,

Оплакав временную связь,

В обратный путь уходит мода,

На человечество сердясь.

А те чванливые невежды,

Что ей несли свои цветы,

Уже другие шьют одежды,

Мастачат новые мосты.

И в этой пёстрой крутоверти,

Где нет начала, нет конца,

Немеют души раньше смерти

И расщепляются сердца.

Ах, эти вёрткие течения,

Как бы в бездонностях морских -

То новой модой увлечения,

То отречения от них.

Вес

В каждом сидит беспокойный бес,

Каждому хочется знать упрямо:

А какой у него — у человека — вес?

До волоска. До грамма.

И вот он кидается напрямик

К весам. На стрелку глядит уныло.

А я бы ему — в этот самый миг -

Добавил всё, что с ним в жизни было.

Его дороги. И впрямь, и вкось.

Пристрастья. К хорошему и к плохому.

Добро, что сделать ему пришлось.

Зло, что он причинил другому.

Грехи, в которых попутал бес.

Любовь его, до скончанья века..

Вот это и есть настоящий вес

Каждого Человека.

Молодому стихотворцу

Ни ухабинки, ни кочки,

Поглядишь — одна тоска:

Ровно выструганы строчки,

Как гладильная доска.

Хоть бы малая лощинка,

Ветер в три веретена,

Хоть бы горькая морщинка,

Да одна бы хоть. Одна.

В этой выцвети линялой

Жизнь проходит стороной.

Ни задоринки ни малой.

Ни живинки ни одной.

Молодой ты мой. Болезный.

Что ж ты сразу в старики?!

Все расчислено железно

До бесчувственной строки.

Это что? Веленье моды?

Не отвечу. Не берусь.

А Есенин в эти годы

Пел

про вздыбленную

Русь...

О простоте

То эти вдруг зазнаются.

То те.

А сила-то не в этом.

В простоте.

Тут не слукавишь.

Тут закон простой.

Не наступай на ближнего

Пятой.

И, угадав удачу

Впереди,

Без чванства это поле

Перейди.

И, ощущая крылья

За плечом,

Не унижай друзей своих

Ни в чём.

Когда возвышен ты

Среди других -

Не утони

В намереньях благих.

Когда сидишь с друзьями

За столом —

Не упирайся в облако

Челом.

И спесь свою,

Прикрывшись добротой,