Синь морская у меня в чести.

Корабли выходят на работу

В будни — в семь, а в праздники — к шести.

Экскурсанты сгрудились у трапа.

Затолкали ветер. Он затих.

Золотая солнечная лапа

Обнимает каждого из них.

А вокруг кавказские красоты.

От пейзажа глаз не отвести.

Корабли выходят на работу

В будни — в семь, а в праздники — к шести.

Каждый день одно и то же дело:

Синеву вдоль берега паши.

И уж так им это надоело,

Хоть письмо в «Известия» пиши.

А по вечерам, когда над портом

Небо начинает звёздный час,—

Корабли, приткнувшись к стенке бортом,

Долго-долго не смыкают глаз.

И не слышат, старые, седые,

Как на берегу, невдалеке,

Юноша — попав сюда впервые —

Чтит их

на якутском

языке.

***

Что ищем мы в женщине? Чуда!

А если оно не сбылось?

Была вместо чуда причуда,

И та теперь тянется вкось.

И сердце молчит виновато.

И тянет всё реже домой.

А так ведь светало когда-то.

Так верилось. Боже ты мой!

Но стоит нам только расстаться —

И всё возвращается вновь.

Прости своего домочадца

За странную эту любовь.

Прости. И не надо об этом.

И дело тут вовсе не в том,

Что кто-то придёт за ответом

И в доме замёрзнет пустом.

Нет, нет, я не сломлен покуда.

И счастья тебе, и тепла

За то ожидание чуда,

Которое ты мне дала.

Размышленье

Случалось, когда уходил я в путь,

Люди твердили мне:

— Кому на роду суждено утонуть,

Тот не сгорит в огне!

Потом просили запомнить впредь:

Уж если пришла беда —

Кому на роду суждено сгореть,

Того не возьмёт вода!

А я-то, простак, жил-поживал,

Шагал себе напрямик.

Одолевал в пути перевал.

Отчаянно жить привык.

А я-то кидался в огонь не раз.

Печалился о воде.

Так разве они, в мой тревожный час,

Оставят меня в беде?!

Я падал с коня. Я был на коне.

Ни в чём не жалел души.

И всё-таки лучше сгореть в огне –

Чем прозябать в тиши.

Основа

Мне уже не семнадцать. Не двадцать.

Я уже наигрался с огнём.

Не люблю от земли отрываться

Ии воздушным, ни водным путём.

Не терплю пустоты под собою.

Зыбкой бездны, глухой и слепой.

Я пройду расстоянье любое,

Но к земле припадая стопой.

Мне завещано это издревле.

С колыбельной, что пела мне мать.

Я люблю эту твёрдую землю –

Мне на ней как-то крепче стоять.

Припадаю к ней снова и снова.

Отдаю, ничего не тая.

В ней твердыня моя. И основа.

И душевная прочность моя.

И, влюблённый всю жизнь в голубое,

В тот простор, что зовёт за собой,

Я пройду расстоянье любое,

Но к земле

припадая

стопой…

Обман

Он был ей предан. Был ей предан.

Он верен был. Он дал зарок.

Он ею предан. Ею предан.

Чуть только ступит за порог.

Она в любви клялась отважно.

Сулила верность, в свой черёд.

И всё врала. Многоэтажно.

Теперь ушла. И не придёт.

Он был обманут. Предан. Продан.

О эта лживость на крови!

...В тот самый день, перед уходом,

Она ещё клялась в любви.

Участье

Я иногда ловлю себя на том,

Что в трудной ссоре или в трудном споре

Хочу прикрыться фиговым листком

И спрятаться за дверью на запоре.

Хочу отгородить себя стеной

И отсидеться, рта не раскрывая.

Да что же это сделалось со мной?

Да что ж она, душа моя живая?

Молчит. Тушует резкие тона.

Ах, не задеть кого б! Да не обидеть!

А ведь не так давно ещё – она

Боготворить могла. И ненавидеть.

Старею, что ли? Мненьем дорожу?

Страшусь молвы? Мол, злой да неучтивый?

Вдоль истины хожу, как по ножу.

А сам всё стены, стены возвожу,

Всё норовлю в укрытье, нестроптивый.

Чего ж ты не летишь, моё копьё?

Не тешишься открытою игрою?

О жаркое неистовство моё,

Как мне недостаёт тебя порою!

Как я хочу, покою вопреки,

Во всём живом найти своё участье

И никогда не прятать кулаки

В упрямой драке за людское счастье.

Прихоть

Кто может знать, скажи мне ты хоть

(И не блажи! Не суесловь!),

Где нас обманывает прихоть

И где к нам жалует любовь?

Они бывают так похожи.

Так однолики. Различи!

И всё же, говорю я, всё же –

Где отсветы? А где лучи?

Ведь истина не половинна.

Так в чём же разница? В чём суть?

Не в том ли, что любовь глубинна,

А прихоть поверху? И чуть?

И пусть в ней вовсе нету чуда,