Чтоб не редела, не скудела
Неистощимость новых дел?!
А есть ли сущему граница?
Где заповедная черта,
Когда в любом из нас гранится
Святая запредельность та?!
Перешагнуть. Переумножить.
Рвануть за дальнюю черту.
И так светила потревожить,
Чтоб закачало высоту.
Я не скажу, что все мы боги,
Чтo все при счастье. На коне.
Но те, кто не нашли дороги,—
Так это по своей вине.
Ведь у предела нет предела.
Он для того и есть — предел,
Чтоб не редела, не скудела
Неистощимость новых дел.
Осенняя ночь
А вчера здесь луну хоронили.
Вот на этом пригорке. Вот тут.
Ветры в колокол чёрный звонили
И сейчас всё метут и метут.
Я стою у дороги. А рядом,
Окаянно сбиваясь с пути,
Две звезды пробираются садом
И не могут друг друга найти.
Только мне ничего здесь не надо.
А когда-то, не очень давно,
Сквозь зубчатые прорези сада
Мне всегда здесь светило окно.
И светило оно. И светало.
А потом заугрюмилось вдруг.
И погасло. И холодно стало.
И деревья сомкнулись вокруг.
С той поры здесь заглохли тропинки.
Почернели узлы на коре.
И ни зги. Ни следа. Ни светинки.
И осенняя ночь на дворе.
Глаголы
В мире много неустроенного,
На сыром песке построенного,
На крутой беде замешенного,
Добрым словом не утешенного.
В мире много недосказанного,
К зыбким домыслам привязанного,
Кривотолками калеченного,
Прямотою не примеченного.
И мире много неизведанного,
Разжиревшей ленью преданного,
Без внимания оставленного,
Человечеству не явленного.
В мире много неоплаченного,
В пустяках легко растраченного,
В суете сует схороненного,
На сухой пустырь уроненного...
Тайна
Какие тайны постигаем,
Как раздвигаем окоём,
А разве знаем, разве знаем,
Кому мы руку подаём?!
Всё покорили: твердь и сушу.
А разве ведаем сполна,
Кому мы открываем душу?
До подноготной всей? До дна?
Где без боязни, где с опаской
Идём по звездному хребту.
А как узнать под доброй маской
Недоброй зависти тщету?
О эти вкрадчивые беды,
Что так тиранят нам сердца,
Какие человековеды
Их разгадают до конца?
Ведь вот — и звёзды открываем,
И раздвигаем окоём,
А разве знаем, разве знаем,
Кому мы руку подаём?
Противостояние
Мне всю ночь сегодня снились реки.
Бешеная, белая вода.
Я ещё воды такой вовеки,
Никогда не видел. Никогда.
Утверждая собственное иго -
Шла она, беря живое в плен.
Чертово страшилище. Шишига.
С космами седыми до колен.
И тогда, навстречу этой силе,
От которой мир дрожал и дрог,
Вышла вдруг ольха, каких в России
Ветер хороводит у дорог.
Встала. Перед злом. Перед бедою.
Туго распрямилась. Как могла.
- Не пущу! —
И руки над водою.
Руки. Над бедою. Подняла.
И тогда я вспомнил дни былые,
Как среди войны, среди годин,
Сколько раз солдат моей России
Танки останавливал. Один.
Живая память
Нас всё меньше и меньше.
А ведь было нас много.
А ведь было нас столько,
Аж ломалась дорога.
Наши раны болели.
Наши кости белели.
Мы солдатское лихо
Вместе с кашею ели.
Нас всё меньше и меньше.
Мы уходим далече.
Это мы погасили
Бухенвальдские печи.
Наши роты редели.
Наши души седели.
Смерть погреться ходила
К нам в окопные щели.
Нас всё меньше и меньше.
Надвигаются годы.
Мы из той, из двужильной,
Из солдатской породы.
В трудных снах оживая,
Бьёт метель фронтовая,
Вся в рубцах да в ожогах
Наша память живая.
Шли железные марши,
Аж ломалась дорога.
Нас всё меньше и меньше.
А ведь было нас много...
Чайка
Набухало солнце желтизной.
И земля была распухшей. Странной.
Зависала чайка над волной,
Будто бы на ниточке стеклянной.
Крыльями упершись в высоту -
-Так она висела. Долго-долго.
А потом срывалась в пустоту
И вонзалась в воду. И не волгла.
Как её носило — не понять.
Я бы умер от изнеможенья.
И опять взмывала. И опять
Тут же повисала без движенья.
Вот она припала на крыло.
И пошла кружиться на просторе...
Грозовое, яростное море
Ничего с ней сделать не могло.
Безликость
Прочтёшь стихи — ни запаха, ни цвета.
Синтетика... Она теперь в чести.
В таких стихах нет ни зимы, ни лета.
Ни птицам петь. Ни дереву цвести.
А всё на месте. Свинчено на диво.
Всё пригнано. Да так, что не дыши.
И всё тут есть. И вроде всё красиво.
Единственно чего тут нет — души.
Да собственного зрения. При этом.