О траве под густой синевой.
И ещё я писал о солдатах,
Что почили под этой травой.
Продирается месяц сквозь пущи,
Будто жёлтое око совы.
А трава-то всё гуще. Да гуще.
Неоглядное войско травы.
Ей гулялось ещё при Батые
И завещано быть посему.
И стоят эти стебли литые,
Как солдаты. Один к одному.
Кто в шеломе стоит, а кто в каске.
Сколько судеб тут. Сколько имён.
И бегут по траве, как по сказке,
Разноликие
тени
времён…
Минута
Несётся время люто,
То свет мелькнёт, то мгла,
Ещё одна минута
В историю ушла.
Святой была иль грешной?
Чем люди помянут?
И как ей тaм — сердешной —
Среди других минут?!
А их там много. Много.
Без меры. Без числа.
Где круто, где полого
Дорога их легла.
Ругай их или жалуй,
Все рядом. Без помех.
И всё-таки, пожалуй,
Одна превыше всех:
Ушла под гром салюта,
Ещё в дыму, в огне,
Последняя минута
На той лихой войне.
Подснежники
Сегодня воскресенье.
Я вышел в лес. А тут —
Цветут ранневесенние,
Подснежники цветут!
Под временем тягучим,
Под игом холодов,
Под снегом тем сыпучим,
В котором сто пудов,
Под той кромешной стужей,
От света взаперти,—
Как этот белый ужас
Им удалось пройти?!
Превозмогли. Пробились.
Я видел, как сперва
Один отважно вылез.
Потом их стало два.
И вот им счёта нету.
Радей им, не радей,
Они пошли по свету
Приветствовать людей.
Малышки. Дети вроде.
А вон какая власть!
Есть в нежной их природе
Языческая страсть.
Горе
Горе может кричать.
Воспалённо. И дико.
Горе может молчать.
Ни движенья. Ни вскрика.
Горе может кричать.
Беззащитно. И громко.
Горе может молчать.
Как над пропастью кромка.
Горе может кричать.
Как реклама с экрана.
Горе может молчать.
Как глубокая рана.
Горе может кричать.
Горе может молчать.
А которое горе больнее?
То, что громко кричит?
Или то, что молчит?
Я не знаю. Вам это виднее.
Светание
Удивляться – нет, не перестану -
Сколько их, чудес, в моём дому.
Вот проснусь, с зарёю рядом встану
И пойду по городу всему.
Тишины напьюсь по крайней мере.
Поклонюсь природному огню.
Люди, люди, отворите двери,
Помогите начинаться дню.
Я вас всех прошу сейчас об этом.
Разожгите день у всех дверей
Тем своим неповторимым светом,
Что идёт к светилам от людей.
Пусть он птиц на сонных ветках будит.
Пусть он будит спящие поля.
Раньше всех всегда светают люди,
А уж после светится земля.
Позднее добро
Когда-нибудь, когда-то,
Не знаю я когда,
Вдруг вздрогнет виновато
Далёкая звезда.
К чему? За что ей это?
За то, что много лет
В кромешных безднах где-то
Она таила свет.
Всё пряталась до срока,
Всё скрадывала след.
Далёко-предалёко,
За тридевять планет.
А люди ждали. Ждали.
— Не запоздай, светец! —
И вот она сквозь дали
Сверкнула наконец.
И вот пошла чудесить.
Светить во весь разгон.
А раньше б лет на десять?
На сто? На миллион?
Уж вот бы было чудо.
Пронзай лучами зло.
И людям бы не худо,
И ей светлым-светло.
Поводырь
Так уж это водится. Веками.
Будь ты хоть меньшой, а хоть старшой -
Отбивать обиду кулаками...
Отбиваться надо бы душой.
Пусть ты вознесён или повержен,
Хороша ль судьба, нe хороша —
Никакие руки не удержат,
Если воспротивится душа.
Похваляясь силой озорною,
Напухают спесью кулаки.
Сколько их прошло передо мною —
Силачей, сгибавших пятаки?!
А душа — она всему опора.
Без неё и сила как пустырь…
Вот ведь Альпы перешел Суворов.
А не великан. Не богатырь.
Наивность
Ю. Прокушеву
…А люди должны быть наивными.