— Быть может, вы и правы, Пенкроф, — ответил инженер, — однако…

— Но ведь ничто не доказывает, — заметил Герберт, — что бутылка уже давно плавает по морю?

— Ничто, — ответил Гедеон Спилет, — и даже записка как будто написана недавно. Что вы об этом думаете, Сайрес?

— Трудно сказать, но мы непременно всё выясним! — ответил Сайрес Смит.

Во время этого разговора Пенкроф не сидел сложа руки. Он повернул на другой галс, и «Бонадвентур» на всех парусах помчался к мысу Коготь. Каждый думал о человеке, заброшенном судьбой на остров Табор. А вдруг они опоздали и его не спасти? В жизни колонистов произошло большое событие. Они сами потерпели крушение, но боялись, что этому человеку не так повезло, как им, и считали своим долгом поспешить на помощь несчастному.

«Бонадвентур» обогнул мыс Коготь и в четыре часа стал на якорь возле реки Благодарения.

В тот же вечер колонисты подробно обсудили план путешествия. Благоразумнее всего было отправиться на остров Пенкрофу и Герберту, так как оба умели управлять судном. Отплыв на другой день, 11 октября, они могли пристать к острову тринадцатого днём, ибо при попутном ветре за двое суток легко было пройти сто пятьдесят миль; день они пробудут на острове, три-четыре дня потратят на обратный путь, значит, 17 октября они должны вернуться на остров Линкольна. Погода стояла прекрасная, барометр плавно поднимался, направление ветра как будто установилось, — словом, всё благоприятствовало отважным путешественникам, которые покинули свой милый остров из чувства долга и из любви к ближнему.

Итак, решено было, что Сайрес Смит, Наб и Гедеон Спилет останутся дома; но Гедеон Спилет, не забывший о том, что он корреспондент газеты «Нью-Йорк геральд», вдруг заявил, что готов пуститься вплавь, а подобного случая не упустит, и тоже попал в число путешественников.

Вечером колонисты перенесли на борт «Бонадвентура» кое-какие постельные принадлежности, посуду, оружие, боевые припасы, компас, провизию на неделю и, быстро погрузив всё это, вернулись в Гранитный дворец. На другой день в пять часов утра три друга не без волнения попрощались с остающимися, и Пенкроф, подняв паруса, взял курс на мыс Коготь, который нужно было обогнуть, прежде чем плыть на юго-запад.

«Бонадвентур» уже был в четверти мили от берега, когда его пассажиры заметили, что два человека стоят на площадке у Гранитного дворца и машут им на прощание. То были Сайрес Смит и Наб.

— Вот они, наши друзья! — воскликнул Гедеон Спилет. — Мы впервые расстаёмся за полтора года.

Пенкроф, журналист и Герберт помахали им в последний раз, и Гранитный дворец скоро исчез за высокими скалами мыса.

Всё утро «Бонадвентур» шёл в виду южной части острова Линкольна, напоминавшего издали зелёную корзину, из которой торчала гора Франклина. Гористая его поверхность, сглаженная расстоянием, вряд ли могла бы привлечь внимание кораблей, случайно попавших в эти воды.

Около часа дня миновали Змеиный мыс в десяти милях от берега. Отсюда уже нельзя было разглядеть западную часть побережья, простиравшуюся до отрогов горы Франклина, а три часа спустя клочок суши, называвшийся островом Линкольна, скрылся за горизонтом.

«Бонадвентур» шёл отлично. Он легко всходил на волну и развивал порядочную скорость. Пенкроф поднял топсель; бот, идя на всех парусах, держал курс прямо ни остров Табор по компасу.

Время от времени Герберт сменял Пенкрофа за рулём; он так уверенно управлял, что бот не отклонялся от курса и капитану не в чем было упрекнуть своего помощника. Гедеон Спилет вёл беседу то с моряком, то с Гербертом а иногда помогал им ставить или убирать паруса. Капитан не мог нахвалиться своим экипажем и обещал «поднести вахтенным по стаканчику винца».

Под вечер в прозрачных сумерках показался тонкий серп луны, первая четверть которой должна была появиться шестнадцатого числа; он быстро померк. Наступила тёмная, но звёздная ночь, предвещавшая погожий день. Пенкроф из предосторожности убрал топсель, чтобы не подставлять верхний парус под неожиданный порыв ветра. Быть может, это и была излишняя предосторожность, потому что ночь стояла тихая, но Пенкроф принадлежал к числу благоразумных моряков — не будем его за это упрекать.

Журналист проспал почти всю ночь. А Пенкроф Герберт каждые два часа несли вахту у руля. Моряк полагался на Герберта, как на самого себя: хладнокровие и рассудительность юноши оправдывали его доверие. Пенкроф давал ему указания, как капитан рулевому, и Герберт не позволял судну уклониться в сторону.

Ночь прошла благополучно, и днём 12 октября ничего нового не произошло. Юго-западного направления строго придерживались весь день, и если только «Бонадвентур» не относило в сторону неведомое течение, он должен был выйти прямо к острову Табор.

Море, по которому они шли, было пустынно. Только иногда какая-нибудь большая птица — альбатрос или фрегат — пролетала на расстоянии ружейного выстрела. И Гедеон Спилет задавался вопросом, не одному ли из этих крупных пернатых доверил он свой очерк, написанный для «Нью-Йорк геральда». Казалось, что только эти могучие птицы и могли залететь в воды, омывавшие, остров Табор и остров Линкольна.

— А ведь в это время года, — заметил Герберт, — китобои обычно отправляются в южную часть Тихого океана. По правде говоря, я думаю, что нигде на свете не найдешь такого безлюдья.

— Уж не такое здесь безлюдье! — возразил Пенкроф.

— Что вы этим хотите сказать? — спросил журналист.

— Да ведь мы-то здесь. Или вы принимаете наше судно за обломок кораблекрушения, а нас самих — за дельфинов?

И Пенкроф расхохотался собственной шутке.

Вечером путешественники рассчитали, что за тридцать часов «Бонадвентур», по-видимому, отплыл от острова Линкольна на сто двадцать миль, ибо он шёл со скоростью более трёх миль в час. Дул такой слабый ветер, что казалось, он вот-вот совсем стихнет. И всё же можно было надеяться, что на рассвете появится остров Табор, если только расчёты были правильны и если бот не снесло с курса.

Но никто из них — ни Гедеон Спилет, ни Герберт, ни Пенкроф — не сомкнул глаз в ночь с 12 на 13 октября. Они ждали утра и не могли преодолеть тревоги. Их обуревало столько сомнений! Находятся ли они вблизи острова Табор? Жив ли ещё человек, потерпевший кораблекрушение, на помощь которому они спешат? Кто этот человек? Не внесёт ли он разлад в дружную семью колонистов? Захочет ли он сменить одну тюрьму на другую? Все эти вопросы, которые, очевидно, должны были разрешиться на другой день, не давали им уснуть, и при первых проблесках утра они, не отрываясь, стали смотреть на запад, вглядываться в линию горизонта.

— Земля! — вдруг крикнул Пенкроф около шести часов утра.

Пенкроф, конечно, не мог ошибиться — значит, действительно это была земля.

Можно себе представить радость маленького экипажа. Через несколько часов они высадятся на берег!

Пологий островок чуть виднелся среди волн, не дальше чем в пятнадцати милях. Курс «Бонадвентура», которого чуть отнесло к югу, был выправлен, и бот плыл теперь прямо к острову; солнце всходило, и кое-где всё яснее вырисовывались невысокие холмы.

— Куда этому островку до нашего острова Линкольна, — заметил Герберт, — но, вероятно, он тоже вулканического происхождения.

В одиннадцать часов утра «Бонадвентуру» осталось пройти всего лишь две мили, и Пенкроф, отыскивая фарватер, вёл судно по незнакомым водам с крайней осторожностью.

Теперь друзьям был виден весь островок, на котором зеленели камедные и ещё какие-то огромные деревья похожие на те, что росли на острове Линкольна. Но как ни странно, мореплаватели нигде не приметили ни дымка — верного признака того, что остров обитаем, ни сигнала бедствия. А ведь записка гласила, что на острове живёт человек, потерпевший кораблекрушение, и он, конечно, ждёт помощи!

Между тем «Бонадвентур» отважно плыл между рифами, по извилистым проходам, и Пенкроф с напряжённым вниманием вглядывался в каждый их изгиб. Он доверил Герберту руль, а сам, стоя на носу, вглядывался в воду и, взяв фал, готов был немедленно спустить парус. Гедеон Спилет осматривал берег в бинокль, но ничего не приметил.