— Дорогая… что случилось?

— Одевайся, давай, — ответила она, сидя на краю кровати.

— Который час?

— Три. Давай же, вставай. — Она поднялась и стала тянуть тебя за руку.

— Почему мы должны вставать в три часа ночи?

— Ну, ради меня…

«Мне это снится, — подумал ты. — Ясное дело».

В этом сне, однако, она уже начала одеваться. И довольно быстро.

— Ну же! — подталкивала она тебя.

— Какие у нас планы?

И вот вы уже на улице. Вас встретила та таинственная тишина, какая царит обычно на ночных полупустых и слабоосвещенных городских улицах.

Прошло еще несколько минут, прежде чем остатки твоего сна окончательно выветрились, пока ты покорно шел за Сельваджей.

Фонтан Треви. Ночью. Эта спокойная водная громада, чьи волшебные отблески, казалось, оживляли мрамор.

— Ты с ума сошла? Нельзя! — попытался ты остановить ее.

Она обернулась и улыбнулась тебе:

— Я всю жизнь мечтала об этом.

— Если кто-нибудь увидит, тебя арестуют. Вылезай! Скорее!

— Ну, не посадят же в тюрьму за это, — сказала она, оглянувшись.

Ты безнадежно вздохнул:

— Выходи, прошу тебя.

— Слушай, многие актрисы так делают, — она засмеялась, водя по водной глади руками, — почему мне нельзя? Разве я хуже какой-нибудь актрисы, только потому что не знаменита? — Она приблизилась и подала тебе правую руку.

Ты подумал, что она хотела выбраться из фонтана, но она просто забралась на парапет бассейна и пошла по нему, пока ты, как верный паж, поддерживал ее за руку.

«Она перегибает палку», — подумал ты, представляя, как вы выглядели со стороны.

— Если ты заболеешь из-за мокрой одежды, — начал ты, — я не буду тебя лечить.

Восемь вечера. На небе только что показались первые звезды. На западе заходящее солнце высвобождало последние лучи, освещавшие лицо Сельваджи, и в этом умирающем свете ее глаза блестели ярче. Прогуливаясь, вы с сестрой тихо разговаривали. Вскоре небо начало темнеть все больше.

В то утро, отстояв бесконечную очередь, вы зашли наконец в собор Святого Петра и совершенно растерялись. Не из-за огромности его, а из-за вашего несоответствия ему. Вы, которые уж никак не могли считаться праведниками, остановились, чтобы рассмотреть купол изнутри. Его мощь давила на вас, и широкие лучи света, проникавшие через расположенные по периметру круглые окна, казалось, указывали на вас пальцем.

— Пойдем отсюда, — прошептала она, ослабевшая и взволнованная.

Ты обнял ее и поддерживал, пока вы не вышли из собора.

— Мы никогда не будем, как все, и я не смогу любить тебя, брат мой Джонни, — заговорила она, спустя несколько молчаливых часов.

— Вовсе не нужно быть, как все, — сказал ты без тени сомнения. — Потому что мы лучше других.

Ну, разве не сжималось сердце от твоего наивного заблуждения, мой дорогой Джованни? Да. Конечно. Но в тот момент любое заблуждение для тебя было желанным, лишь бы оно смягчало ненавистную реальность.

— Что нам делать? — спросила она. — Тебе достаточно знать, что я могла бы полюбить тебя, если бы ты не был моим братом?

— У любви не бывает компромиссов, — ответил ты. — Или все, или ничего.

Она освободилась от твоего объятия, и в этот момент ты понял, что она любила тебя, но не могла признаться в этом. Ни самой себе, ни тебе, потому что в глубине души она знала, что ваши отношения были обречены на катастрофу. Если бы она призналась, что любит тебя, это было бы началом вашего существования как пары, во всех отношениях, и, если бы это было возможным, — осложнило бы все еще больше.

Но сознание того, что она любит тебя, а не просто пытается из жалости облегчить твои страдания, лишь усилило их. Она вынудила себя улыбнуться:

— Я самая неудачливая девчонка в мире, видишь? Какое страшное невезение найти родственную душу в лице собственного брата, вторую половинку, в которой течет та же кровь.

К моменту возвращения в отель у вас почти пропал интерес к жизни. Поднявшись в номер, вы даже не стали зажигать свет. Она пошла в ванную, а ты вышел на миниатюрный балкончик вдохнуть глоток-другой свежего вечернего воздуха. Ты зажег «Camel light» и заставил себя выкурить ее не спеша, прежде чем лечь рядом с Сельваджей в постель.

Она ждала тебя. На ней был нежно-розовый кружевной комплект белья, который контрастно подчеркивал черноту ее распущенных волос на подушке. У нее был грустный взгляд, и теперь она была не той дерзкой Сельваджей, которую ты знал. Она изменилась, напуганная жестокостью реальности. Может быть, вот это и была настоящая Сельваджа, лишенная дневного панциря, за которым она пряталась от боли.

— Где мы? — спросила она, открыв глаза.

Ты улыбнулся и проверил время по дисплею сотового телефона.

— Почти прибыли, — сказал ты.

Сельваджа кивнула, вынула сотовый из сумки и набрала номер, быстро перебирая пальцами. Ты подумал, что она звонит маме и отцу, чтобы сообщить им о вашем решении завершить свое путешествие в Генуе, но она вдруг заговорила с какой-то Анезе.

Тогда ты стал смотреть в окно, делая вид, что занят своими мыслями, но звонок оказался простой болтовней, ничего интересного. Закончив разговор, Сельваджа посмотрела на тебя с довольным видом, и ты снова улыбнулся ей.

— Нам нужно найти отель, когда приедем в Геную, — защищаясь от ее взгляда, напомнил ты эту маленькую практическую деталь.

Она отрицательно покачала головой, и глаза ее лукаво сверкнули.

— Нет, — сказала она. — Не нужно. Анезе, моя генуэзская подруга, из очень богатой семьи.

Ты не понимал, какое это имеет значение.

— Мы вообще-то тоже не такие уж бедные.

Сельваджа коротко рассмеялась:

— Что верно, то верно. Но у нас нет трех загородных домов в разных концах Италии, впрочем, нет, кажется, одна вилла в Ницце. И семидесятиметровой яхты, на которой устраивается ежегодное празднование Феррагосто[28], у нас тоже нет.

Ты вытаращил глаза:

— Семьдесят метров?

Сельваджа снова засмеялась и кивнула:

— Вот именно, она пригласила нас погостить на этой роскошной яхте. Иногда полезно иметь хорошие знакомства, мой дорогой.

У нее была забавная способность исправлять положение, хотя ты понимал, что гостить на яхте означало, что у тебя будет мало возможности, а то и вообще никакой, оставаться с ней наедине. А тут еще, кстати, эта знаменитая мегавечеринка на Феррагосто, прозрачный намек на которую ты хорошо уловил и которая наверняка в этот раз будет посвящена Сельвадже. И там, конечно, будет толпа подруг твоей сестры, и друзей твоей сестры, и ее бывших бойфрендов, и ее знакомых. А ты? Хороший вопрос. Что ты будешь делать в этой орде?

Тебя вдруг пронзила мысль, что, вероятнее всего, Сельваджа избавится от тебя. Что за опрометчивая идея сопровождать ее в Геную? Как ты мог согласиться? Неосмотрительность этого решения была так очевидна!

Вернувшись в свое прошлое, Сельваджа встретила бы такое количество знакомых, что, вероятно, у нее просто не осталось бы времени даже спросить, нравится ли тебе город. Как всегда, ты позволил провести себя и теперь три дня, вероятно, будешь сидеть в уголке, наблюдая за твоей сестрой и желая ее общества как никогда. Три дня могли стать вечностью, ты бы сошел с ума от мысли, что она игнорирует тебя и проводит время с людьми, которых наверняка предпочитала тебе.

И все же ради ее счастья ты решил оставить Рим, который после первых замечательных дней заставил ее так печалиться. Только эта мысль хоть как-то поднимала тебе настроение. А потом ты мудро рассудил, что на всякую беду страха не напасешься.

Или нет?

Сельваджа и эта Анезе обнимались и целовались в щеки, и болтали, болтали, не переставая. А ты стоял в трех шагах от них и закуривал вторую «Camel light», уже порядком нервничая и ревнуя.