Смерть Ауссы была лишь первым шагом на пути к дальнейшим событиям, которые начались тогда, когда к ста пятнадцати жемчужинам Саид прибавил еще одну.
Это произошло в 1913 году. Корабль Саида «Йемен» стоял на якоре среди залежей жемчужных раковин к югу от Дахлака. Нахудой на нем был хаджи Шере — теперь уже сморщенный, как старая клюква, и усы у него совсем белые, — а самым старшим из ныряльщиков был сомалиец Саффар, тот самый, который мальчиком носил камни на могилу Ауссы.
Но сам Аусса давно забыт. Из всей команды старого «Эль-Кебира» остались в живых лишь двое, хаджи Шере и Саффар; остальные постепенно исчезли, так же как сам «Эль-Кебир».
«Йемен» приходился родным братом «Эль-Кебиру». За ним также плыли на буксире длинные, низкие лодки — хури, но теперь их уже семь. И также на нем были молодые смуглые ловцы жемчуга, данакильцы и сомалийцы, и так же два мальчика занимались приготовлением пищи. Сериндж на нем новый. Звали его Бен Абди, и был он высокий, тучный мужчина, который вечно тер себе спину длинным скребком из рыбьей кости.
С возрастом на икрах и бедрах Саффара наросло немного мяса, но ноги так и остались длинными, худыми ногами африканца. Зато грудная клетка сильно увеличилась, благодаря постоянным упражнениям в дыхании, а мускулы рук были словно из тукового дерева.
Когда Саффар с веслом в руках сидел в лодке, он казался живым воплощением силы. Это впечатление еще более усиливалось, сравнением с узкими плечами мужчины, который сидел в его лодке. Он тоже сомалиец, звали его Раскалла. У него усталые, испуганные глаза; он еще не привык к спускам на большие глубины.
Когда лодка достигла места лова, Раскалла нырнул так, как когда-то нырял Аусса — с сеткой и камнем. Потом нырнул Саффар…
А Раскалла поспешно оглянулся, скорчился в лодке, взял одну из раковин, которую только что достал со дна моря, и раскрыл ее ножом, ища жемчужину…
Он делал так уже много дней, но всегда раскрывал лишь одну раковину, прося прощения у аллаха. Он знал, что ожидает ловца, укравшего жемчужину, и поэтому боялся. Но больше всего боялся аллаха. Поэтому открывал в день лишь одну раковину, оправдываясь перед самим собой, что он не хочет воровать и не ворует; ведь он мог положить в сетку одной раковиной меньше! А эта раковина принадлежит ему.
Но до сих пор он не нашел ни песчинки. И он продолжал испытывать судьбу, потому что должен был найти жемчужину! Ему казалось, что иначе он скоро умрет.
И Саффар знал, что Раскалла тайком вскрывает раковины, потому что, когда он однажды поднимался на поверхность, увидел раковину, которая падала на дно медленно, как сухой лист; это мог сделать только Раскалла. Но Саффар молчал.
Раскалла был из тех немногих ловцов жемчуга, которые начали нырять уже в зрелом возрасте.
Еще год назад он жил в Сомали, ловил рыбу и выращивал растения, из которых потом выжимал благовонное масло. Рыбу он носил на базар, а масло продавал «саладину», потому что другого покупателя не было. Саладин сидел у себя в доме, закутанный в белый бурнус, и курил наргиле. В селенье был один саладин. В каждом селенье был только один саладин, и он сидел и курил наргиле, сколько саладинов, столько наргиле, сколько селений, столько саладинов. Это были арабские купцы, и у них были разные имена, но народ звал их «саладинами». А они звали народ «баркале», что означает «тот, кто не имеет подушку», т. е. нищий, бродяга.
Прошедший год был богат рыбой и маслом. Раскалла наскреб немного денег и привел в дом жену. Чтобы оказать уважение «своему» саладину и обеспечить себе его дружбу, он послал ему в подарок рыбы. Но случилось так, что саладин во время еды подавился и несколько дней не мог курить наргиле. Он обвинил Раскаллу, что тот хотел навредить ему и публично его оскорбил. Раскалла разошелся вовсю и заявил, что саладин просто объелся, что часто случается с саладинами. Все смеялись над саладином, и тот отказался впредь покупать у Раскаллы благовонное масло. Раскалла отправился в соседнее селенье, но и тамошний саладин отказался от его услуг, заявив, что не хочет иметь никаких дел с злоречивым баркале. И Раскалла понял, что он нигде уже больше не сможет продавать свое благовонное масло.
Он возвратился домой и стал жить ловлей рыбы. Но однажды ночью, взглянув в окно, он увидел большой костер. Горела его лодка, а слуги саладина стояли вокруг нее и пекли на огне рыбу, нанизанную на прутья. Раскалла обнажил нож, но то же самое сделали и слуги саладина. Раскалла был вынужден смириться, но, взяв в свидетели аллаха, он поклялся, что пойдет к каиду и пожалуется на злодея. Но слуги смеялись: иди! Для каида и пекут они рыбу! Он частый гость в доме саладина!
Тут Раскалла понял, что это конец и что он должен покинуть селение. Но он не смог взять с собой жену, потому что она ждала ребенка. Так он попал в Массауа, где работал грузчиком в порту, носил бочки и мешки. Но на это он едва мог прокормить себя. И тогда в Массауа прибыл сериндж Саида, который искал ловцов жемчуга и обещал горы серебра тем, у кого окажется счастливая рука. Так и стал Раскалла ныряльщиком, будучи уже в зрелом возрасте, что очень опасно для жизни: сердце и легкие должны привыкать к глубине с малых лет.
А потом он очутился на «Йемене» и сразу же узнал две вещи: что горы серебра существуют только на устах у серинджа, и что смерть его близка. Но он не хотел умирать, потому что у него была жена и ребенок, которого он еще не видел. Лежа как-то ночью рядом с Саффаром и глядя на небо, усыпанное звездами, он рассказал ему о своей судьбе и просил совета. Но Саффар знал только то, чему его учили в детстве: судьба в руках аллаха. И он не мог дать совет… И когда он увидел раковину, которая опускалась ко дну, словно сухой лист, он понял, что Раскалла ищет жемчужину, чтобы продать ее и вместе с женой уехать туда, где нет ни жемчуга, ни саладинов. Поэтому он и молчал, хотя то, что делал Раскалла, было большим преступлением, и за это полагалась жестокая кара. Он надеялся, что аллах будет великодушен и поможет Раскалле. И вот, оказалось, что в голубом небе действительно есть аллах, и что он услышал его просьбу.