Тетка Маргрет коротко и довольно холодно поприветствовала Юлию, окинув ее испытующим взглядом:
— Как прекрасно, что тебе удалось приехать к нам.
Юлия чуть не рассмеялась. «Удалось приехать…» Можно подумать, что у нее был выбор!
Ее кузины послушно стояли рядом с теткой Маргрет и оценивающе рассматривали Юлию. Марта была невысокого роста, и хотя она была всего лишь чуть-чуть старше Юлии, однако выглядела, словно точная копия своей матери. Ее волосы были гладко зачесаны назад и собраны в пучок. На Марте было платье с накрахмаленным твердым воротничком, который, как сразу отметила про себя Юлия, уже не соответствовал моде. Доротея же пошла в отца: она была почти на целую голову выше матери и сестры, и у нее были очень широкие бедра. Она улыбнулась Юлии глуповатой, беспомощной улыбкой во все свое широкое, краснощекое, похожее на луну лицо. Доротея была далеко не такой проворной, как Марта, и мать с сестрой держали ее в ежовых рукавицах. К Юлии она тоже не испытывала особой симпатии.
В этот момент из комнаты, находившейся рядом, вышли Вильгельм и его сын. У Вима был несколько разгоряченный вид, и он в первый момент даже не заметил Юлию.
— Отец, я уже сказал ему, так что прошу тебя! Неужели ты запретишь мне пригласить в дом своего друга?
Маргрет обратилась к сыну с легким упреком в голосе:
— Вим, у нас гости!
Только теперь молодой человек заметил Юлию. Он неуклюже, с отсутствующим видом коротко поздоровался с ней, чтобы снова сердито взглянуть на отца. Тот же вскинул руки, словно защищаясь:
— Вим, позже…
Юлия сдержалась, чтобы не улыбнуться. Ее кузен совсем не изменился.
Юлия сидела за столом, бросая взгляды по сторонам и стараясь не дать заметить никому из присутствующих, что она тайком их всех рассматривает. Маргрет и Марта сидели очень прямо и манерно ковырялись в своих тарелках. Доротее предоставили место рядом с Юлией, и она, не стесняясь, набирала себе в тарелку всяких лакомств, для того чтобы немедленно и с наслаждением их проглотить. Вильгельм и его сын вполголоса спорили. Они обсуждали празднование Нового года, однако подробностей Юлия разобрать не могла. Вим, казалось, не уступал отцу, что заметно раздражало Вильгельма.
Наконец тихий спор мужчин вывел Маргрет из себя.
— Вильгельм, если Виму непременно хочется пригласить этого Хендрика, то пожалуйста… разреши ему.
Вильгельм сразу же умолк, а на лице Вима отразилось удовлетворение. Он не смог удержаться, чтобы не поддразнить отца:
— Ты ведь тоже пригласил гостей!
Коварный удар достиг своей цели: Маргрет тут же вопросительно взглянула на мужа. Изменения в планах и в списке гостей, особенно когда речь шла о столь важном празднике, всегда повергали ее в ужас. Юлия уже знала об этом и втайне радовалась, наблюдая за унижением дяди. Тот бросил на сына грозный взгляд, сделал большой глоток из своего бокала и пожал плечами:
— Ну, этот Леевкен… Раз уж он находится здесь, в Европе, было бы невежливо не позвать его на ужин. Он заедет, и я приглашу его на новогодний бал.
Маргрет вздохнула и жеманно промокнула салфеткой уголки рта.
— Надеюсь, что он хотя бы оставит в гостинице своего слугу, а не то этот негр распугает мне всех гостей, — ядовито сказала она.
Каждое ее слово следовало воспринимать всерьез.
Юлия внимательно прислушивалась к разговору за столом. Леевкен? Не тот ли это мужчина, с которым она столкнулась, входя в дом в день своего приезда?
Предновогодние дни в доме Ванденбергов были полны хлопот. В связи с этим все, казалось, полностью забыли о существовании Юлии, что ее, однако, не особенно опечалило — она привыкла к тому, что в доме дяди никто не проявлял к ней интереса. Девушка молча наблюдала за подготовкой к ужину.
Двадцать третьего декабря каждого года Ванденберги открывали завершавшие год праздники, приглашая компаньонов по торговле и знакомых. Юлия с любопытством ожидала появления вышеупомянутого Хендрика. Судя по словам Вина, речь шла о его школьном товарище, который был весьма интересным молодым человеком. Каждый раз, когда Вим говорил о Хендрике, его глаза загорались. Этот молодой человек учился в том же пансионе, что и Вим, и явно являлся для него примером для подражания. Время от времени Хендрик писал статьи для амстердамских газет, то есть выполнял работу, которая вызывала восхищение Вима, к огромному неудовольствию Вильгельма, который не раз выражал надежду на то, что сын пойдет по его стопам.
Хендрик приехал с утра и действительно оказался весьма приятным собеседником. Уже во время обеда Юлия заработала сердитый взгляд и ядовитое замечание со стороны Маргрет, когда решилась заговорить с Хендриком о правах женщин.
— Этому вас учат в пансионе, Джульетта? — въедливо поинтересовалась тетка.
Юлия предпочла не отвечать на этот вопрос, зато теперь в глубине души радовалась предстоящему ужину. Благодаря Хендрику вечер, конечно же, будет интересным. А Леевкен с его экзотической аурой послужит волнующим дополнением к этому весьма скучному в прочих отношениях событию.
Первый час ужина, однако, прошел как всегда скучно. Дядя Вильгельм, очевидно, дал Хендрику и Виму указание вести себя за столом сдержанно: Хендрик ограничился вежливой беседой, и Вим тоже не пытался как-то оживить разговор. Юлия тоскливым взглядом обвела собравшихся за столом и на другом конце, рядом с дядей, увидела Леевкена. Во время их новой встречи, состоявшейся несколько часов назад, его обаяние приковало к нему ее внимание. К тому же его смуглое лицо выделялось на фоне благородной бледности остальных гостей. Юлии нравилась манера поведения Леевкена — она исподволь рассматривала его, когда он с независимым видом приветствовал остальных гостей. При этом дядя Вильгельм не отходил от него ни на шаг. Леевкен, казалось, был для него особо важным гостем, да и остальные проявляли к владельцу плантации внимание и любопытство, ведь он был так не похож на бесцветных пожилых гостей.
Словно почувствовав на себе взгляд Юлии, Леевкен посмотрел прямо на нее. Затем он слегка кивнул ей, подняв при этом бокал. Сердце Юлии вдруг замерло, а затем подпрыгнуло. Она тут же вспомнила о хороших манерах: порядочной девушке не пристало так пристально смотреть на мужчину. Она быстро отвела взгляд и постаралась сосредоточиться на разговоре.
Когда общество после трапезы удалилось в салон, Леевкен уселся в одно из кресел и приказал подать себе вина. Хендрик и Вим присоединились к нему.
У Хендрика проснулось любопытство журналиста, и он начал расспрашивать Леевкена:
— Значит, у вас есть плантация сахарного тростника в Суринаме?
— Да, молодой человек, это так, — коротко ответил Леевкен.
Юлия незаметно подошла чуть ближе. Может быть, ей удастся узнать больше об этом человеке? Суринам… Неужели она не слышала о нем раньше?
Между тем Хендрик с ожиданием взирал на Леевкена:
— Вы возделываете свои земли с помощью рабов?
На лице Леевкена появилось насмешливое выражение, и он небрежно забросил ногу на ногу.
— Разумеется, — сказал он с улыбкой и пригубил вино.
— А что вы думаете по поводу того, что некоторые из членов правительства собираются высказаться за отмену рабовладения в колониях?
Хендрик не стеснялся затрагивать неприятные темы.
Юлия почувствовала, что в атмосфере возникло легкое напряжение.
Однако Леевкена, казалось, это нисколько не смутило.
— Вы знаете, Хендрик, я думаю, эти люди не отдают себе отчета в том, что тем самым они лишат колонии экономической основы. Без рабов мы не сможем сохранять высокую производительность труда, и до тех пор, пока правительство не найдет альтернативы, оно определенно поостережется принимать решение об отмене рабства.
Он говорил спокойно, глубоким, властным тоном. Было видно, что этот человек не позволит втянуть себя в дискуссию.
— Однако разве вам не кажется, что существуют другие пути, помимо применения рабского труда? Можно ведь было бы привлечь рабочих из Европы.