Гарту было семнадцать, когда состоялась их свадьба. Он помнил, как отец говорил, что Флора выбрала в мужья ненадежного человека. Вскоре стало ясно, что отец был прав. Дарраг считал себя слишком великим художником, чтобы марать руки работой, которая приносила бы хоть какие-то деньги. Он исчез вскоре после рождения Джимми и больше не возвращался. Флора осталась единственной кормилицей в семье.

Гарт делал все, что мог, чтобы помочь и поддержать сестру, когда ее бросил муж, но Флора оказалась такой искусной портнихой, что вскоре сама стала прилично зарабатывать. Гарт всегда восхищался ее работоспособностью, но они часто ссорились из-за ее отношения к Джимми. Гарт считал, что она слишком потакает сыну и из парня вырастет такой же транжира, как и его отец.

Сейчас он вынужден был признать, что ошибался. Джимми оказался трудолюбивым парнем, честным, преданным, — несомненная заслуга его матери. Он мог бы неплохо устроиться в жизни, если бы выбросил из головы мысли о Бэлль. Но пока рядом Мог, Джимми вряд ли забудет о девушке — Мог постоянно подливает масла в огонь.

Энни съехала полтора месяца назад. Она сняла дом в Кинг-Кросс и собиралась сдавать комнаты постояльцам. Пока она жила у Гарта, она целыми днями бездельничала и ходила с таким видом, как будто повсюду дурно пахнет. Поэтому Гарт обрадовался, когда Энни уехала. Мог, вероятно, продолжала горевать о Бэлль, но свою боль держала в себе и оказалась превосходной экономкой. Гарт по-настоящему полюбил Мог и знал, что Джимми она тоже нравится.

Гарт как раз наливал себе виски, когда в паб вошла Мог.

— Рановато ты начал пить! — резко заявила она. Женщина бросила взгляд на камин, который до сих пор не почистили после вчерашнего вечера. — Сегодня опять холодно. Следует разжечь камин до прихода посетителей.

— Я здесь хозяин! — заметил Гарт. — И мне решать, что делать. А это — работа Джимми.

— Он трудится в погребе и старается не попадаться тебе на глаза, — ответила Мог. — Поэтому камин растоплю я. Джимми так часто мне помогает, что это меньшее, чем я могу его отблагодарить.

— Ты добрая женщина, — прохрипел Гарт. Мог опустилась на колени перед камином, чтобы вычистить золу, и почему-то от этого зрелища его сердце размякло. — Честно признаться, не знаю, как мы справлялись без тебя. Теперь у нас белоснежные рубашки, вкусная еда и дом сверкает чистотой.

Мог выпрямилась и села. На ней был серый фартук, надетый поверх темного платья. Когда она заканчивала грязную утреннюю работу, то надевала белый передник.

— Я просто выполняю свою работу, — ответила Мог. — Но чаще всего это и работой трудно назвать. Джимми отличный паренек. Знаю, ты сердишься, из-за того что он не хочет забывать Бэлль, и, возможно, ты даже полагаешь, что это моя вина. Но я не имею никакого отношения к его порывам. Он как молодой бульдог, вцепившийся в кость.

Гарт не смог сдержать улыбку, потому что вспомнил, что, когда он сам был подростком, его мама так же говорила о нем.

— Боюсь, что мальчишка наживет себе неприятности, — признался он.

— Ты должен чаще улыбаться, — дерзко произнесла Мог. — Улыбка тебя украшает.

И тут Гарт засмеялся. Он вдруг подумал, что с тех пор, как здесь появилась Мог, он стал много смеяться и улыбаться — не мог устоять перед ее обаянием.

— Если мне нужно больше улыбаться, чтобы стать привлекательнее, в таком случае я считаю, что тебе следует носить что-нибудь понаряднее, чем это черное платье, — поддразнил он.

— Каков мех, такова и шуба, — ответила Мог, пристально глядя на него своими голубыми глазами. — Если я начну наряжаться, люди скажут, что я положила на тебя глаз.

— И с каких это пор ты стала думать о том, что скажут люди? — удивился Гарт ее ответу.

— Я точно знала, кто я, когда работала у Энни, — задумчиво протянула Мог. — Я была ее служанкой, экономкой, нянькой для ее дочери. Может быть, я и была в курсе всего, что происходит в борделе, знала о наших посетителях такое, что у тебя волосы встанут дыбом, но все вокруг прекрасно понимали, что я не шлюха. И я гордилась этим, это наполняло меня чувством собственного достоинства.

— Это чувство никуда не делось, — сказал Гарт. — Ничего не изменилось.

— Люди только и ждут, когда я оступлюсь, — продолжала Мог. — Мало кто в округе любил Энни — она держалась слишком холодно и высокомерно. Так же они думают и обо мне, совершенно меня не зная. Теперь, когда Энни съехала, люди станут сплетничать обо мне. Намек на то, что я согреваю твою постель, чтобы обеспечить себе крышу над головой, даст новую пищу для пересудов.

Мудрость Мог удивила Гарта. Он уже оценил ее умение вести хозяйство, но, к своему стыду, признался себе, что считал ее простушкой. Его вдруг осенило: она намного проницательнее, чем он. Мог продолжала работать у Энни только из-за Бэлль.

— Я никогда никому не давал повода считать, будто ты согреваешь мне постель, — заверил ее Гарт, удивляясь тому, что его вообще волнует то, что скажут о Мог посетители или соседи.

— Но я буду по-прежнему носить черные платья и фартуки, чтобы избавить тебя от кривотолков, — заявила она и продолжила чистить камин.

Гарт принялся выставлять бутылки на полках бара, время от времени поглядывая на Мог, которая усердно вычищала совком золу из камина в небольшую коробку. Было очевидно, что она считает себя непривлекательной, и Энни, несомненно, поддерживала это мнение ради собственной выгоды. Но Гарта привлекала ее маленькая фигурка. В лице Мог он видел чистоту, идущую откуда-то изнутри. В молодости ему нравились веселые, красивые женщины, которые пользовались хитростью, чтобы добиться желаемого. Но Гарт на собственном опыте убедился, что такие женщины в большинстве своем неискренни. Они превращались в вероломных гарпий, если подарки, внимание и спиртное не проливались на них дождем. Мод, его последняя любовница, та, которая затронула его душу, была прекрасным тому примером. Когда она сбежала с другим, прихватив все сбережения Гарта, он поклялся, что больше никогда не впустит в свою жизнь женщину.

Два дня спустя, в четыре утра, когда дядин храп разносился по всей «Бараньей голове», Джимми выскользнул через черный ход на темную улочку. До рынка он всю дорогу бежал, останавливаясь только для того, чтобы уступить дорогу грузчикам, толкающим тяжелые тележки, груженные фруктами, цветами и овощами.

Вначале парнишка свернул на Мейден-лейн, но, как он и ожидал, на двери питейного заведения висел замок. Потом он оббежал здание со стороны Стрэнда, перебежал дорогу у гостиницы «Савой» и заглянул в окно с противоположной стороны. Большинство комнат над магазинами принадлежали владельцам магазинов или складов, расположенных внизу; иногда владельцы там жили. Кабинет, в который намеревался пробраться Джимми, он нашел без труда — окна там не мыли несколько лет, и, более того, в одном из них когда-то была разбита маленькая форточка и вместо нее вставили кусок фанеры — Джимми заметил это еще в первый раз, когда заглядывал в контору через приоткрытую дверь.

С крыши здания прямо на улицу спускалась крепкая на вид водосточная труба. Она находилась всего в полуметре от окна на первом этаже. Даже с противоположной стороны улицы Джимми смог разглядеть, каким широким был подоконник. В кармане пальто у него лежала связка ключей, пара свечей и несколько отмычек и других инструментов для взлома. Под пальто юноша обмотал грудь длинной крепкой веревкой. Но он увидел, что сможет пробраться в нужную комнату и без всех этих вещей.

Оглядевшись, чтобы убедиться в том, что вокруг никого нет, Джимми перешел улицу, подпрыгнул, ухватился за край водосточной трубы и стал по ней карабкаться. Он всегда отлично лазил по деревьям; мама говорила, что он ловкий, как кошка.

Оказавшись на подоконнике, юноша осмотрел разбитое окно и с радостью обнаружил, что фанера прибита гвоздями к раме, чтобы уберечь помещение от дождя или от холода, но никак не от грабителей. Движение ломиком, рывок… и фанера отлетела. Но прежде чем спрыгнуть с подоконника, Джимми крепко обвязал веревкой, которую снял с груди, водосточную трубу — на случай, если ему придется поспешно покинуть здание.