Он подошёл к сторожу и произнёс:

   — Здравствуй, добрый друг!

   — Здравствуй, — отвечал сторож. — Это ты был вчера? Рад тебя видеть.

   — Благодарю. Я желал бы поесть фруктов, но неловко есть на улице, а потому я думал, что ты позволишь мне войти в комнату, тем более что я и тебя приглашаю.

С видом знатока сторож пощупал один апельсин на лотке.

   — Конечно, зайди, — кивнул он.

Сергий пропустил вперёд себя разносчика и подал незаметно Нило условный знак.

Нило, осмотревшись по сторонам, прошёл через крытый проход во внутренний двор, где одним взглядом охватил все: плитами устланный двор, лестницу, ведущую в цистерну, стены, окружающие с трёх сторон двор, и стоявший в углу паланкин. Он улыбнулся, оскалив свои жемчужные зубы. Ещё раз осмотревшись, он быстро подошёл к паланкину, отворил дверцу, сел в него и убедился, что оттуда можно было видеть разом и вход в цистерну, и дверь в жилище сторожа. Затем снова вышел из паланкина и опустился в цистерну, пристально осматривая всё, что останавливало на себе его внимание.

Очутившись на нижней платформе, он задумался. Белые устои, громадные по величине, и окружающий мрак производили на него удручающее впечатление, тем более что в его глазах темнота всегда была переполнена призраками. Нило не боялся этих призраков, но ощутил суеверный страх, от которого он не сразу отделался, и тогда он пристально устремил свой взгляд в воду, желая убедиться, было ли в ней течение. Когда он увидел, что течение отсутствует, то поспешно поднялся наверх и, по-прежнему осторожно посматривая по сторонам, сел в паланкин и опустил шторки.

Между тем Сергий, чтобы дать время Нило, удерживал сторожа и разносчика в комнате под предлогом выбора фруктов. Потом он отпустил разносчика и долго распробовал со сторожем апельсины, виноград и смоквы.

Во всё это время, по счастью, не явился ни один посетитель. Наконец Сергий, поблагодарив сторожа, удалился. Весь остальной день он провёл на скамейке в ипподроме, время от времени заглядывая на улицу, которая вела в цистерну, чтобы убедиться, сидит ли у двери сторож.

Когда настал вечер, он снова вернулся к цистерне и укрылся под воротами, против жилища сторожа.

После захода солнца сторож запер ворота железным засовом. Скрип ворот предупредил Нило о том, что он остался один, но это нисколько его не испугало. Вскоре он услыхал шаги по двору и, выглянув из-за шторы, увидел, что какой-то человек с фонарём направляется к цистерне. Это был сторож.

Нило тихо вышел из своей засады и последовал за ним. Он увидел, как сторож при свете фонаря сел в лодку и, взяв вёсла, исчез во мраке. Нило вернулся в паланкин и стал по-прежнему терпеливо ждать. Прошло много времени, пока сторож не вышел из цистерны и удалился в своё жилище.

Нило хотел было впустить во двор Сергия, но, поразмыслив, решил, что ещё рано, и продолжал караулить.

Между тем Сергий, оставаясь в своей засаде, видел поднявшуюся бурю, а затем и быстро распространившийся по городу пожар. Мимо него пробегали толпы народа, объятые ужасом, но он не трогался с места. Он так же, как Нило, терпеливо ждал.

После полуночи он начал раздумывать, не лучше ли бросить, по-видимому, тщетное ожидание и поспешить на помощь погорельцам. Пока он колебался, в начале улицы показался человек, быстро шедший из ипподрома. Несмотря на то что он с головы до ног был закутан в плащ, Сергий тотчас узнал в нём Демедия. Забыв теперь о пожаре и его жертвах, он весь обратился в зрение.

Демедий остановился у ворот и постучал. Через минуту ворота отворились, и он исчез.

Как только послышался стук в ворота, Нило незаметно стал следить, как сторож впустил какого-то человека в своё жилище, а потом проводил его в цистерну. Сердце негра радостно застучало. Перед ним был давно ожидаемый враг.

Когда ему показалось, что Демедий и сторож дошли до нижней платформы, Нило тихонько последовал за ними к лестнице.

Оба, сторож и грек, сели в лодку и отчалили.

Нило пошёл к воротам, как вдруг услыхал шаги возвращающегося сторожа. Он едва успел спрятаться за паланкин. Но не успел сторож вступить на порог своей двери, как Нило бросился и схватил его за горло.

Скорее из страха, что на него напал чёрт, присланный из ада, чем от боли, сторож рухнул мёртвым на землю. Нило стащил в паланкин и оставил там бездыханное тело. Потом он отломал жерди, на которых носили паланкин и, опустившись с ними в цистерну, соорудил плот, вроде того, на котором он плавал по своим родным рекам.

Негр забыл в пылу борьбы о том, что говорил ему Сергий, и, освободившись от одного врага, вздумал разделаться с другими сам, без чужой помощи.

Пора вернуться к Лаели.

Когда носильщики внесли во двор паланкин с девушкой, сторож запер ворота, взял в своей комнате фонарь и, отворив двери паланкина, вздрогнул.

Похищенная лежала бледная, почти мёртвая, и только слабо колыхавшаяся грудь доказывала, что она жива.

«Вот она и в наших руках, — подумал он. — Не понимаю, зачем он так убивался. Он мог за гораздо меньшие деньги получить живую красавицу, а не полумёртвую. Впрочем, это его дело. Во всяком случае, он будет доволен, что она не будет плакать и сопротивляться».

Он осторожно поднял девушку, отнёс её в цистерну, тихонько опустился с нею по лестнице и положил на дно лодки, которая стояла у нижней ступени. Прежде чем отчалить, он неожиданно увидал блестевшую на груди Лаели брошку и, отстегнув её, спрятал в свой карман, а потом стал энергично грести. Ему пришлось несколько раз повёртывать лодку то в ту, то в другую сторону, огибая многочисленные колонны и опоры. Трудно было сказать, какого направления он держался и сколько времени плавал, но наконец достиг крестообразного плота, причаленного между четырьмя громадными колоннами, поддерживавшими крышу цистерны.

Лаель по-прежнему находилась в бесчувственном состоянии. Сторож поднял её и внёс в дверь маленькой одноэтажной постройки на плоту. Хотя внутри этого помещения царил непроницаемый мрак, сторож прямо подошёл к ложу и положил на него молодую девушку.

— Ну, моё дело покончено, — произнёс он, тяжело переводя дыхание. — Теперь остаётся только осветить дворец. Если она очнётся в такой темноте, то умрёт со страха.

Он вернулся к лодке, взял фонарь и с его помощью зажёг большую люстру, висевшую на потолке. Комната ярко осветилась.

Жилище на плоту состояло из трёх комнат: первой направо — столовой, второй налево — спальней, а третьей, прямо против входа — гостиной. В столовой блестели хрусталь и серебро на роскошно накрытом столе, в спальне манила богатейшая кровать с розовыми занавесами и волнами самых редких кружев, в гостиной была мягкая, удобная мебель, крытая драгоценными шалями, которым позавидовали бы в любом персидском гареме. Здесь всюду виднелись художественно расположенные веера и опахала, а в углу возвышался лист полированной меди величиною в рост человека, заменявший зеркало. Подле него находилась подставка с туалетными принадлежностями.

Магомет мечтал построить дворец любви, а тут был дворец сладострастия, созданный по всем правилам эпикурейства, как его понимал Демедий. Он не пожалел на устройство этого храма ни средств, ни усилий, рассчитывая пользоваться им долго, и не только предназначал его Лаели, но и целому ряду красавиц, которые могли заменить её в его сердце. Смена же одной фаворитки другою была тем легче, что вокруг находилась мрачная вода, которая могла скрыть навеки надоевшую красавицу. Одним словом, этот храм сладострастия в глазах Демедия должен был быть настоящим храмом академии Эпикура, где как он, так него друзья могли не на словах, а на деле поклоняться своему божеству.

Сторож, не обращая внимания на роскошь помещения, занялся приведением в чувство девушки. Он стал спрыскивать её лицо водою и энергично обмахивать её опахалом из белоснежных страусовых перьев, с ручкой, украшенной драгоценными каменьями.