Прошло немного времени, как император с удивлением увидел, что какой-то человек, в лёгком вооружении, вышел из-за турецкой батареи; он нёс охапку кольев и стал втыкать их в землю по различным направлениям, на открытом пространстве перед городским рвом.

   — При новых орудиях вводятся и новые методы, — сказал Джустиниани, обращаясь к Константину, — приступ отложен, и неприятель подведёт траншеи.

Действительно, в эту самую минуту толпа рабочих с лопатами и кирками наполнила равнину и стала быстро рыть землю для траншей.

К полудню эта работа настолько подвинулась, что осаждающие были прикрыты грудами выкопанной земли. Тогда снова дали залп с батареи. По-прежнему башня, на которой находился император, сотряслась в своей основе. После того как рассеялись облака пыли, над самой её кровлей оказалась значительная расселина.

Граф Корти находился со своим отрядом у подножия этой башни. Он с беспокойством следил за полётом ядер, исчезавших в городе, и его мучила мысль, что княжна Ирина могла подвергаться опасности. Он крестился при каждом свисте, но это его не успокаивало, и он наконец послал сказать императору, что отправляется в город выяснить, какой вред наносили выстрелы зданиям.

Не успел он проехать несколько шагов по улицам, как увидел, что жители выбежали с ужасом из домов.

Корти пришпорил лошадь.

Чем далее пробирался он в город, тем тревожнее билось его сердце, — по бледным, устрашённым лицам жителей он видел, что приближался к тому месту, где падали ядра. Там обитала княжна.

Наконец толпа на улице так увеличилась, что он не мог больше ехать и, соскочив с лошади, пошёл пешком. Люди толпились у двухэтажного дома.

   — Что случилось? — спросил он у пожилого человека.

   — Посмотри, небо ясное, а ударил какой-то метеор, уверяют, что это турецкое ядро. Убиты две женщины и ребёнок. Боже милостивый, спаси нас, грешных!

Корти хотел подойти к дому, но не успел сделать и нескольких шагов, как должен был остановиться перед толпой женщин, стоявших на коленях и громко молившихся. Издали он бросил взгляд на полуразрушенный дом и увидел, что у дверей его стояла женщина высокого роста и с золотистыми волосами, развевавшимися по её плечам. Она хладнокровно отдавала приказание людям, выносившим мёртвое тело.

Сердце графа дрогнуло. Он бросился вперёд.

   — Боже милосердный! — воскликнул он. — Княжна! Что ты тут делаешь? Разве нет мужчин, которые могли бы распорядиться вместо тебя?

   — Граф, — отвечала она, — это мне надо спросить, что ты тут делаешь?

Глаза её вопросительно смотрели на него.

   — Пока мы ничего не можем противопоставить туркам, — произнёс он, — я отправился в город посмотреть, какой вред нанесли выстрелы. Но если говорить правду, я бросился сюда, чтобы посмотреть, не нуждаешься ли ты в моей помощи.

   — Граф Корти, — спокойно отвечала она, — ты мешаешь вынести труп.

Корти отошёл в сторону, и мимо него пронесли женщину, всю в крови.

   — Это последняя? — спросила княжна.

   — Мы больше не нашли.

   — Бедная. Да будет воля Господня! Отнесите её в мой дом и положите рядом с другими жертвами. Пойдём со мной, — прибавила она, обращаясь к графу.

Она двинулась за носильщиками.

Труп внести в часовню и уложили рядом с бездыханными телами пожилой женщины и девушки. Священник, находившийся там, принялся служить панихиду. Ему помогал Сергий. Граф Корти был во время службы рядом с княжной.

Неожиданно раздался страшный треск. Стоявшие на коленях упали ниц в страхе, но голос священника не дрогнул, а княжна Ирина даже не изменилась в лице.

На улице послышались крики, и княжна, повернувшись к графу, сказала тихим, но решительным голосом:

   — Пойдём, может быть, нуждаются в моей помощи. А ты, отец, — прибавила она, — вместе с Сергием продолжай службу.

В дверях Корти остановился:

   — Подожди, княжна, я должен вернуться к городским воротам. Император может меня потребовать, но я не могу оставить тебя в опасности. Я найду безопасное место. Если не в городе, то...

Он замолк, понимая, что задуманный им план был двойной изменой — и в отношении императора, и в отношении Магомета.

   — Продолжай же.

   — У меня стоит корабль в гавани. Мы с тобой выйдем в море, где нас не остановят мусульмане. Мы прямо понесёмся в Италию и там будем жить спокойно, счастливо.

Он снова остановился.

   — Боже, прости мне, грешному! — произнёс он наконец.

   — Граф Корти, — тихо отвечала княжна Ирина, — я никогда не напомню твоих слов. Я останусь здесь, готовая принести себя в жертву. Я ничего не боюсь, и ты не бойся за меня. Мой отец был герой. Я докажу тебе, что женщина может быть так же храбра, как мужчина. Я тебе прощаю и верю, что ты истинный рыцарь. Пойдём, я провожу тебя.

Он поник головой, молча последовал за ней на улицу.

Соседнее здание было полуразрушено новым ядром, но, по счастию, в нём не было жителей.

Семь раз в этот день турки возобновляли канонаду против ворот святого Романа, и хотя многие из ядер перелетали через городские стены, они производили панику среди обитателей Константинополя. К ночи все, кто могли, нашли себе убежище в подвалах и под сводами зданий. Только одна княжна Ирина смело ходила по жилищам, разнося несчастным пищу, перевязывая раны и утешая страждущих.

Между тем после второго залпа из орудий Магомет вошёл в ту часть своей палатки, которая служила кабинетом, так как находившийся в ней большой стол был усеян картами, а также чертёжными принадлежностями. Поверх всех бумаг лежал меч Соломона и стальные, позолоченные перчатки. Серединный столб, поддерживавший верх палатки из верблюжьей ткани, был разукрашен копьями, щитами и оружием, над которыми развевались два флага: боевой турецкий и тот, который граф Корти водрузил у султанской палатки во время вылазки. Через отверстие в кровле проникали свет и воздух.

Это отделение султанской палатки было соединено с другими четырьмя её отделениями: одно из них занимал Халил, другое было спальней султана, третье — занято стойлами для лошадей Магомета, а в четвёртом помещался князь Индии.

Магомет был не в полном вооружении, и хотя его шея, руки и туловище были покрыты тонкой золочёной кольчугой, вроде той, которую носил граф Корти, но на ногах у него виднелись широкие шёлковые шаровары, стянутые на икрах, и красные остроконечные башмаки. Кроме того, в руках у него была нагайка с тяжёлой рукояткой. Если бы Константин увидел его в эту минуту, то узнал бы в нём инженера, который утром разбивал траншеи.

Один из придворных встретил Магомета обычным образом — распростёрся перед ним на полу, ожидая приказаний.

   — Подай мне воды, я хочу пить, — произнёс султан.

Когда его желание было исполнено, он прибавил:

   — Позвать князя Индии!

Старик явился в своём обычном костюме: в чёрной бархатной одежде, в такой же шапочке, широких шароварах и туфлях. Его волосы и борода были гораздо длиннее, чем в то время, когда он жил в Константинополе; поэтому он казался старше и дряхлее. Он преклонил колени пред султаном, бросив проницательный взгляд на своего повелителя.

   — Можешь идти, — сказал Магомет, обращаясь к придворному, и, оставшись вдвоём с князем Индии, он произнёс со сверкающими глазами: — Бог велик, всё для него доступно! Никто не может сказать «нет», когда Он говорит «да». Никто не может ему сопротивляться. Радуйся со мною, князь, Бог на моей стороне. Его могучий голос — в громе моих пушек. Радуйся, князь, Константинополь мой; его башни, пережившие столько веков, и стены, обратившие в бегство стольких победителей, дрожат. Я сотру их с лица земли. Город, бывший твердыней врагов истинной веры, я в одну ночь обращу в ислам. Из церквей я сделаю мечети. Радуйся, князь, встань и радуйся со мной, что Бог избрал меня орудием великих дел.

Он схватил со стола меч Соломона и, размахивая ям, стал ходить взад и вперёд.

   — Я радуюсь вместе с тобой, государь, — отвечал старик, поднимаясь с пола и ожидая, чтобы прошёл первый порыв радости Магомета, так как знал, что призван им для какого-нибудь серьёзного дела.