Да, наверное, возможно, признал он уныло. София явно считает его кичливым. Видимо до такой степени, что с огромным удовольствием передразнивает его, расхаживая, словно испорченная марионетка, по комнате.

«Что ж, значит, пришло время развеять ее заблуждение», – подумал он, слегка волнуясь в предвкушении. Он такой же страстный, как и любой другой мужчина. И особенно, если дело касается ее. Наверное, нужно ей четко показать, что это значит.

Решительно распахнув дверь, он вошел в комнату.

Первой его увидела леди Агата, которая ахнула после того, как смех замер у нее на устах. Но София была слишком увлечена, расхаживая по комнате, чтобы сразу его заметить. Это позволило ему скользнуть ей за спину, легко обхватив ее и притянув к себе. Прежде чем она успела вскрикнуть от неожиданности, она уже была в его объятиях.

Улыбнувшись, он позволил Софии, удивленно округлившей свои полные красные губы, себя обнаружить. Он решил прильнуть к этим губам. Сегодня. Пока София вновь не обрела способность ему противостоять. Его улыбка стала еще шире, а тело заныло в предвкушении.

– Я так понимаю, это мой танец, – негромко сказал он, еще крепче сжимая ее в объятиях.

– Но…

Он не дал ей времени прийти в себя. Не обращая внимания на острую боль в ноге, он со всем доступным ему изяществом и легкостью увлек ее в танец, которым надеялся вскружить ей голову.

Музыки не было, да он в ней и не нуждался. София, такая теплая и податливая в его руках, очень скоро заставила смягчиться его решимость, хотя к этому вальсу он приступал как к боевому заданию. Уже через минуту они кружились по комнате, и это был танец мужчины, держащего прекрасную женщину в своих объятиях, а не скандальный германский вальс, который он поначалу намеревался ей продемонстрировать.

– Вы неотразимы, – прошептал он, надеясь, что именно это она хочет от него услышать.

– Я пьяна.

– Да, и это тоже, – улыбнулся он.

– Вам до…

У нее перехватило дыхание во время очередного стремительного па, и он, видя, что она закрыла глаза, осклабился. Бедная девушка, она явно разрывалась между желанием запрокинуть голову назад, отдаваясь танцу, и крайней необходимостью не делать резких движений, чтобы не побеспокоить свой наполненный бренди желудок. Из жалости к ней он снизил темп и дал ей возможность прийти в себя.

– Вам… – снова начала она. – Вам должно быть противно.

– Противно? – воскликнул он. – Отчего? Вы прекрасны, даже когда пьяны. Ваше лицо горит, глаза широко распахнуты, а полные алые губы жаждут поцелуев.

Он скользнул взглядом по ее губам, задаваясь вопросом, долго ли сможет сопротивляться искушению. «Совсем недолго», – подумал он.

Он уже подался вперед, склоняя голову, ощутил на своей щеке ее дыхание.

Вдруг она отстранилась, явно сглатывая, затем широко открыла рот. У нее был вид выброшенной на берег рыбы, и он выпрямился, озадаченный ее непонятным поведением. Затем, удивляя его еще больше, она повторила всю последовательность своих действий.

– Что с вами?

Нахмурившись, она снова все это проделала. Потом он почувствовал, как тело ее обмякло, и она тяжело вздохнула.

– Не могу! – простонала она.

– Что?

– Рыгать. Мой брат Джеффри постоянно это делал. Но я, кажется, не могу.

Она снова сглотнула и открыла рот. После того, как ничего не произошло, она испустила стон.

– Я считаю, что это очень омерзительно, и, уверена, вы тоже. Если только…

София попытала снова, и опять безрезультатно.

Он уже не мог сопротивляться, внутри него теснился смех, который, словно пузырьки шампанского, вспенивал его кровь. Он широко улыбнулся.

– Дорогая моя, вы прелесть.

– Я пытаюсь быть отталкивающей.

– Вы очаровательны.

Затем, чтобы еще больше ее раздразнить, он снова закружил ее, стараясь не замечать боли в ноге, ощущая лишь тяжесть ее тела, так интимно к нему прижатого. Он кружился все быстрее и быстрее, принуждая ее разделить свое счастье, до тех пор, пока она не засмеялась таким веселым смехом, какой ему редко доводилось слышать.

И они продолжали вместе танцевать.

Где-то в полумраке комнаты тихонько захрапела тетя Агата.

У него не было права целовать Софию. Таких вольностей до свадьбы честные мужчины себе не позволяют. Тем не менее у него не было и сил сопротивляться. Он прикоснулся к ее губам, как уже много раз делал в своих мечтах.

Он так крепко прижимал ее к себе, что она не могла уклониться, и ей ничего не оставалось, как позволить ему отведать вкус ее уст.

Она не воспротивилась. Ее тело обмякло, и она запустила ладони ему в волосы, склоняя его голову к себе, хотя он и намеревался не поддаваться.

Они снова поцеловались.

Он словно испил невинности. Ее рот был непорочен, безыскусен и неопытен. Но она училась на лету, и вскоре их танец приобрел совсем иной характер. Между ними не осталось никакой пустоты. Все ее тело каждой своей частью доверчиво прижималось к его телу. Ее жар проникал ему в кровь, сводя его с ума от вожделения. Более того, он ощущал ответное желание с ее стороны. Ее руки уже не ощупывали его, а властно притягивали к себе, требовали, прижимали все крепче и крепче.

– София, – хрипло промолвил он, отстраняя губы от ее рта, стараясь хоть немного вернуть себе здравомыслие. – Я больше не могу вам сопротивляться. Соглашайтесь выйти за меня замуж.

Она остановилась, и он ощутил, как ее тело слегка напряглось. Затем с ее губ слетело одно-единственное слово:

– Нет.

Отказав ему, она все же его не выпустила. Вместо этого она начала целовать его лицо, глаза, лоб. Его голова оказалась притянутой к ее шее, и он нащупал пульсирующую жилку у основания ее горла.

– София, выходите за меня, – умолял он ее.

– Нет.

Она сводила его с ума. Он не мог поверить: после всего произошедшего между ними только что, после того, какой она была в его объятиях, она может его отвергать! В его крови, вдобавок к жару страсти, забурлила злость. Одним молниеносным движением он отклонился и подхватил ее на руки. Она не вскрикнула, но лишь еще крепче в него вцепилась, а тело ее осталось таким же податливым и мягким.

Он ни на мгновение не задержался, чтобы обдумать свои действия, а сразу пошел прочь из гостиной прямиком к двери ее спальни. София, похоже, этого даже не заметила. Она обхватила его руками, и в ее учащенном сладостном дыхании, щекочущем его горло в то время, как она целовала его лицо, шею – все, до чего могла дотянуться своими жадными губами, – ясно читалось желание.

Остановившись, он прильнул к ее губам со всей силой своего вожделения, упиваясь ею, требуя от нее отклика настолько же жаркого, насколько сам ее жаждал. И она отвечала ему взаимностью. Она будто вступала с ним в дуэль, как никогда прежде пылко приникая к нему. Их языки сплетались и боролись яростно, как в самых ожесточенных боях, какие он только видел.

В тумане похоти он пинком распахнул дверь в ее спальню, отскочившую и с грохотом захлопнувшуюся, но она даже не вздрогнула. Ей, похоже, было безразлично, разбудил он своими любовными ухаживаниями всю прислугу в доме или нет.

Однако ему было не все равно. Он бесцеремонно сбросил ее на кровать. Это произошло так неожиданно, что она не успела схватиться за него, но он все равно ощущал себя привязанным к ней околдованным глубокой тайной ее глаз. Ее губы опухли от поцелуев, платье пришло в беспорядок. Как он мог сопротивляться?

– Выходите за меня замуж, София, – снова повторил он тихим нежным голосом.

Говоря это, он склонился над ней, касаясь ее кожи невесомы ми поцелуями, уже предвкушая ее упоительную капитуляцию.

– Нет, – сказала она, притягивая его губы к себе для очередного поцелуя.

И он стал ее целовать, обхватив ее голову руками.

– Я хочу вас, София, – прошептал он, касаясь ее губ, вместе с этим ложась на нее сверху и интимно прижимаясь к ней всем телом.

Выгнувшись под ним, она издала тихий стон вожделения, сводящий его с ума.