– Я понятия не имею, чьи это кости. Какой-то несчастный кит, видимо, был принесен в жертву лишь для того, чтобы меня истязать.

В ее словах не было никакого смысла. Но он ухватился за единственное внятное слово среди прочей ерунды.

– Кит?

– Да, там китовый ус. Из моих корсетов.

– Ваших корсетов?

– Именно!

Она радостно хлопнула в ладоши, как будто он был учеником-тугодумом, наконец решившим задачку.

Это было уже слишком. Невзирая на острую боль, пронзающую ногу, он наклонился вперед.

– Вы что, хотите сказать, – взорвался он, – что едва не убили меня только для того, чтобы закопать свои корсеты?!

– И свои ботинки тоже. И свой секретер. Он невероятно тяжелый.

И в это мгновение, когда совершенно не укладывающийся в голове разговор довел его до крайней точки раздражения, случилось ужасное.

Он ее узнал.

Глядя на Софию, Энтони нахмурил брови. Она сильно изменилась. Ее потрясающие белые локоны были неаккуратно обстрижены. Высокая, с царственным телом, она лежала, раскинувшись, на грязной земле. Вместо изысканного наряда на ней сейчас был перепачканный рваный балахон. Она обратила свое спокойное милое лицо к нему с таким видом, словно сумасшедшим здесь был он. И все же он узнал ее.

– Боже мой, леди София, что с вами случилось?

Она прищурилась и, неспешно сев, пристально уставилась ему в глаза. Факелы давали достаточно света, чтобы она могла хорошо его разглядеть. Вне всякого сомнения, сейчас он выглядел иначе, чем она его помнила: отощавшим, с измученным лицом. Теперь он не такой, каким был в госпитале, его тело уже не измождено лихорадкой.

– Майор? Вы живы!

Ее шепот подтвердил его самые мрачные мысли. Это несчастное существо перед ним действительно являлось его ангелом милосердия, его суженой, Софией. Он видел, как ее взгляд блуждает по его телу, вдруг переместившись на раненую ногу.

– Болит, – сказал он прежде, чем она успела спросить. – Но нога цела. Надеюсь, со временем окончательно восстановится. И то сказать, я уже могу ездить верхом.

Он обернулся туда, где на краю поляны его послушно ожидал Демон.

– Слава Богу, – сказала она. – Ах, слава Богу.

Ее голос дрожал от волнения, когда она повторяла эти слова. Она протянула свою тонкую руку, но задержала ее в воздухе, так и не прикоснувшись к его ноге.

Улыбнувшись, он взял ее ладонь и нежно прижал к раненой ноге. Сколько ночей он мечтал именно об этом… Мечтал о ее прикосновении – теплом и успокаивающем боль.

– Она уже почти здорова, – сказал он, – хотя я должен оберегать ее, а не выкарабкиваться из ям.

Она, видимо, не уловила его мягкий упрек и продолжала глядеть на него в изумлении во все глаза.

– Мне сказали, что вы умерли. Мне дали это понять достаточно недвусмысленно.

Это недоразумение. Со мной все в порядке.

Она покачала головой.

– Мне об этом сказали совершенно однозначно.

– Это недоразумение, – повторил он и улыбнулся. – Я выздоровел. Благодаря вашему обещанию.

Прошло еще время, пока она смотрела ему в лицо, затем на его ногу, потом обвела взглядом все его тело, и в конце концов она, кажется, поверила в то, что это действительно он. Что он жив. И тогда она разрыдалась.

Нежность заполнила его сердце. Он ласково привлек Софию к себе, поглаживая ее вздрагивающие плечи.

– Тш-ш, миледи, – прошептал он. – Этот кошмар уже позади. Я выздоровел.

Она обхватила его руками, теснее к нему прижимаясь, как будто желая удостовериться в его реальности. Он безмолвно ее обнимал, широкими движениями поглаживая ее руку и наслаждаясь каждой секундой их воссоединения.

– Я бы сам не справился, – проворковал он, касаясь губами ее волос. – Ваше обещание удержало меня на этом свете. Вы дали мне надежду, когда все остальное уже не имело значения.

Ее всхлипы начали затихать, а тело вздрагивало меньше по мере того, как она брала себя в руки.

– Ах, София, – прошептал он, запечатлев на ее лбу нежный поцелуй. – Я ждал вас целую вечность.

Подняв голову, она потянулась к нему, и он помог ей сесть так, чтобы их губы могли соприкоснуться. Для поцелуя. Но прежде чем он прильнул к ее устам, она заговорила:

– Обещание? Какое обещание?

Ему вдруг стало трудно дышать. Вот она, жестокая действительность: София не помнит об их помолвке. Это ранило его сильнее, чем меч, изувечивший его ногу. Сильнее лихорадки истощившей его тело. И даже сильнее, чем осознание того, что все его будущее теперь повисло на волоске.

Но как это могло стать для него неожиданностью? Глядя на это грязное существо в его объятиях, он понимал, что она не в себе. Ее рассудок повредился, вероятно, еще от того события, которое разлучило ее с ним.

Разумеется, он мог это понять. Из-за ложной вести о смерти суженого нежная психика Софии вышла из равновесия. Она была раздавлена настолько, что покинула роскошный водоворот светской жизни, чтобы навсегда остаться в Стаффордшире и оплакивать его. А теперь его выздоровление стало для ее чувствительной натуры слишком сильным потрясением.

Все, что от него сейчас требовалось, это деликатно напомнить ей о том, что между ними произошло. О ее обещании выйти за него замуж. И тогда ее сознание вернется в свое естественное взвешенное состояние.

Улыбаясь, он погладил ее щеку.

– Ваше обещание выйти за меня замуж.

Она решительно высвободилась из его объятий.

– Несомненно, я такого обещания не давала!

Энтони сжал кулаки, он начинал терять терпение.

– В госпитале. Когда я был болен. Вы пообещали выйти за меня.

– Но вы были при смерти, – сказала она, блуждая по его телу взглядом.

Он молчал, давая ей время осмотреть себя и убедиться в том, что он здоров.

– Как видите, я выздоровел.

– Что ж, значит, выздоровели, – резко ответила она. Затем она неожиданно вскочила и, выпрямившись, обратилась к нему, глядя сверху вниз: – Так или иначе, что вы делаете здесь? И как вы посмели помешать моему ритуалу?

Он опешил от того, как внезапно изменился ее тон, но все же сумел с собой совладать. Потрясение иногда вызывает у восприимчивых натур странные перемены настроения. Он махнул рукой в сторону ямы, зиявшей у их ног.

– И что это за ритуал?

Обернувшись, она бросила взгляд на яму, и он заметил отблеск факельного огня в ее глазах.

– Я приносила в жертву… ну, и вас тоже, среди прочего.

– Меня?

– Да! За то, что вы пытаетесь решать за меня, как мне жить, подобно всем прочим, с тех пор, как я достигла совершеннолетия! – Господи, даже когда вы были в бреду, вы приказывали мне выйти за вас замуж. Я была вынуждена согласиться только затем, чтобы успокоить вас. – Она вдруг уперлась руками в бока. – Честное слово, мне следовало бы снова бросить вас яму вместе со всем остальным, что меня сковывало и обременяла Как вы посмели испортить минуту ритуального освобождения от всего, что связано с Лондоном?

– Освобождения от всего, что связано с Лондоном. Что за чушь?

Он поднялся и, не обращая внимания на острую боль в колене, выпрямился, взглянув ей прямо в глаза.

– И вы сказали, что я стал превосходным завершением вашего ритуала.

– Это было до того, когда я узнала, что вы – это вы, – резко возразила она. – Теперь мне придется совершить весь ритуал заново, с новыми корсетами. А китовым ус, знаете ли, ужасно дорого стоит.

Он в ярости уставился на нее, а затем у него лопнуло терпение.

– Это же безумие! – взревел он.

– Нет, не безумие! – завопила она в ответ. – Это символический ритуал, и я полагаю, что вы должны купить корсеты.

– Что? – спросил он, отпрянув.

– Вы испортили все действо. Либо мне придется провести ритуал заново, либо вы снова спуститесь в яму. Выбор за вами.

Она скрестила руки на груди, словно бросая ему вызов.

– Я не полезу в вашу яму…

– Тогда нужно бросить туда ваше чучело.

– Еще чего! И я не стану покупать вам корсеты. Пока, по крайней мере. А вот что я собираюсь сделать, так это женить на вас, а уж затем купить вам новые корсеты. Потом я заберу вас в Лондон, а после мы уедем в Индию!