Он откашлялся.

— Мадам Келлерманн, вы кажетесь мне слишком таинственной, когда молчите. Расскажите, о чем вы думаете!

— Вы не спросили у меня разрешения, прежде чем привести меня в такое унизительное положение. Мне не очень нравится говорить, вися вниз головой. Особенно если на нее давит тропический шлем.

Вдруг он поставил ее на землю.

— Тогда заставьте поработать свою ногу. Нам осталось идти полчаса.

Он пошел вперед, а Паула похромала за ним, ненавидя его за то, что он постоянно вел себя по-хамски. Она очень хотела бы, чтобы за ней прислали норвежца, который никогда не позволил бы себе такого тона по отношению к ней. Но затем она напомнила себе: «Ты собралась в эту страну, Паула. Все тебя предупреждали и пытались отговорить, потому что Мадагаскар — это неподходящая страна для молодой немецкой женщины». Ее губы расплылись в язвительной улыбке. О браке никто ничего подобного не говорил. Нет, брак для молодой женщины — это нечто подходящее и крайне желанное. Во рту Паулы начал распространяться горький привкус. Ее мать ничего не опасалась, отдавая свою семнадцатилетнюю дочь за барона Эдуарда фон Вагенбаха, который был в три раза старше Паулы. Напротив, она наконец-то гордилась своей дочерью. Паула содрогнулась. По сравнению с замужеством путешествие на Мадагаскар было прогулкой, а этот хам — просто джентльменом. В случае с Вильневом было сразу понятно, с кем имеешь дело. Он ни перед кем ничего не стал бы разыгрывать, сочтя это обременительным.

Она молча шла за ним, не отрывая взгляда от его широких плеч и сильной спины, которая только потому привлекала ее внимание, что под мокрой рубашкой отчетливо просматривался каждый мускул. Паула с удовлетворением смотрела на красноватые пятна тины, которые оставила на нем.

Однако вскоре она была вынуждена сосредоточиться, чтобы он не слишком обогнал ее. Нужно было освободиться от лианы и перелезть через скользкий истлевший ствол дерева. С листьев над ее головой капли падали на шлем, который она завязала так крепко, что даже после катания на плече Вильнева он оставался на своем месте. Вода капала ей на плечи и лицо. Ей все время приходилось пробираться сквозь ветви деревьев и следить при этом, чтобы не поцарапаться о растущие из ниоткуда воздушные корни.

Ее стопа горела, будто она наступила на смесь крапивы и чертополоха, она только надеялась, что нигде не подцепила одного из тех пауков, которые откладывают яйца под кожу. С каждым шагом становилось все темнее, вокруг нее жужжали комары, и ей хотелось скорее попасть под свою москитную сетку, но та была спрятана в одном из ее сундуков. Так много попутчиков, из которых Вильнев был самым злобным! Однако он ошибался, в ее дорожных сундуках не было ни вечерних платьев, ни шляп с перьями, ни сатиновых перчаток.

Еще задолго до того, как она увидела огонь, Паула уловила его запах: запах костра, на котором туземцы готовили еду. Едкий запах, который царапал ей нёбо. Теперь она нашла бы дорогу даже вслепую, так как ее нос видел лучше, чем глаза, поэтому она больше не шла за Вильневом, а искала собственный путь, который в конце концов привел ее к цели быстрее его.

Она наслаждалась этим маленьким триумфом, несмотря на то что никто не заметил, как она его опередила.

2 Не все то золото, что блестит

Если бы я не встретил Эдмонда и не знал бы все точно, я тоже поверил бы мадам Келлерманн. И меня поражает, как ей удается хранить молчание о своих истинных намерениях. Насколько я знаю, для женщин практически невозможно сохранить что-либо в секрете, но ей это удается без труда. При этом не бросается в глаза, что она неразговорчива, нет, она хитрая, ей удается производить на остальных безобидное впечатление. Это, конечно же, хорошо и для меня, ведь если никто не знает, что здесь на самом деле происходит, нам легче будут доверять.

Я уже дважды просматривал ее багаж: невероятное множество вещей; и я был уверен, что найду там что-нибудь. Ее бабушка должна была оставить записки. Но из двух сундуков один был заполнен женским хламом, а в другом лежали странные приборы: медный котелок, металлические трубки, газовые горелки, стеклянные колбы, пустые темно-коричневые бутылки со шлифованными стеклянными пробками, стеклянные плиты в деревянных рамках, бутылочки с маслами, настойками, бутылочки с эссенциями, парфюмированные помады. Какой нормальный человек отправится в такую страну, как Мадагаскар, со стеклянными бутылками и плитами? Она — мастер маскировки, хоть мне и не хочется это признавать. Никто и предположить бы не смог, что на уме у нее не то, что она говорит.

В ходе моего прежнего обыска я не нашел ничего существенного; очевидно, она хитрее, чем я думал. Я должен еще раз тщательно осмотреть ее сундук с приборами, но для этого мне нужно больше времени. Или она спрятала что-то в кожаной сумке, которую носит вместе с флягой для воды, повесив через плечо и не выпуская из виду. Но я ни в коем случае не могу допустить, чтобы меня поймали, это касается и остальных носильщиков. Риск, что меня кто-то предаст, слишком велик. И кто знает, на что она окажется способна, если выяснит, что я все знаю о ее жалкой бабушке, кости которой, я надеюсь, жарятся в аду.

Я уже подумывал о том, чтобы подлить ей в лимонный чай ром, может, тогда она разговорится, но, боюсь, она заметит это: у нее чрезвычайно развито обоняние. Должно быть, она унаследовала это от Матильды.

3 Анис

Pimpinella Anisium, анисовое масло бесцветное или светло-желтое. Имеет ярко выраженный анисовый запах, быстро затвердевает на воздухе. Лучший анис произрастает в Воронежской губернии России.

Лагерь Нориа и носильщики разбили возле небольшого выступа скалы, недалеко от реки. Река Икопа была очень широкой и журчала весьма громко. Возможно, эта река была еще и достаточно глубокой и чистой, чтобы Паула могла там искупаться. Она пошла дальше к своей палатке, которую носильщики уже установили. Как и каждый вечер, в один миг стало совершенно темно. Весь лагерь был освещен мерцанием сильно дымящегося костра, который отважно боролся с сырыми ветками.

Ласло и Мортен подошли к ней и засыпали ее вопросами, конец которым положил Вильнев своим появлением.

— Мадам Келлерманн понравилось принимать ванну в болоте, — объяснил он обоим.

Вздохнув, он опустился на одну из сплетенных из пальмовых веток циновок, разложенных вокруг костра. Как только он сел, Нориа подошла к нему, протянула эмалированную кружку и налила ему из бидона чай из померанцевой травы, аромат которого тонко перебивал горький дым костра, так что Паула уже была близка к тому, чтобы присоединиться к ним, но затем решила сначала искупаться в реке.

Она пошла вниз, к своей палатке, и присела перед платяным сундуком. Открыв крышку, она почувствовала аромат лаванды, который встретил ее знакомыми объятиями. Но долго она не мешкала, а начала искать запасную обувь.

— Вот, это пойдет вам на пользу.

Она с удивлением обернулась. Мортен совершенно беззвучно зашел в ее палатку. Норвежец протянул ей кружку с чаем и улыбнулся так дружелюбно, что она невольно улыбнулась ему в ответ. Это была ее ошибка: его участие смягчило ее. Внезапно у нее на глазах появились слезы, и ей вдруг стало так нехорошо на душе, намного хуже, чем было прежде, когда она сидела совершенно одна на стволе дерева.

Она сделала большой глоток, и получилось так, будто слезы на глазах выступили оттого, что она обожгла рот.

Мортен смотрел на нее, словно на ней было роскошное бальное платье, а не эта испачканная в болоте юбка, которая приклеилась к ее ногам, как старое одеяло. Паула совсем не хотела знать, как выглядят ее непослушные волосы или лицо, и она была благодарна за сумеречный свет.

— Вы сильная женщина, как раз такая, которая необходима миссионеру в этой стране.

Он сильно шепелявил, и звук «с» получался у него затяжным и шелестящим, и это придавало каждому его предложению некий шарм, независимо от того, что он говорил, главное, чтобы там были звуки «с» или «ш». Хотя его волосы и были белокурыми и взъерошенными, как раз такими, какими, по представлению Паулы, они бывают у норвежцев, однако его глаза были темно-карими, а кожа приобрела на солнце золотисто-оливковый оттенок, что Паула считала довольно соблазнительным, хотя мужчины ее больше не интересовали. Кроме того, его гармоничное лицо выражало что-то невероятно простодушное. Чаще всего он казался ей задорным медведем, который еще ни разу не попадал носом в чертополох. Хотя ему явно и было далеко за тридцать, он вызывал в ней чувства, которые при иных обстоятельствах она могла бы обозначить как материнские. Но уже при их самой первой встрече она хорошо понимала, что он уже давно не ребенок.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: