Когда позади меня слышатся шаги, я начинаю дико дрожать. Но это уже совсем не от холода, а от неподдельного ужаса.

- Ты чё, малая, не слышала? – вопит другой, и теперь вся четверка направляется ко мне. Я перехожу на бег. Несусь, что есть сил, задыхаясь от морозного воздуха, так легко проникающего в легкие. Мне ни за что не успеть. Всего пара метров, а кажется, будто это дорога, длинною в вечность.

Когда один из них хватает меня за капюшон куртки и дергает на себя, я кричу. Воплю заветные слова, но никто их будто бы не слышит.

- Помогите! Помогите, пожалуйста!

- Заткнулась, сучка! – шипит мне на ухо их главарь. Я не знаю ни его банду, ни самого урода. Он затыкает мне рот одной рукой, а второй крепко держит за талию. – Тшшш, лучше замолчи. Хуже будет.

Я дергаюсь изо всех сил, пытаюсь отбиться от нападения, но ничего не выходит. Даже самая сильная девчонка не сладит с мужика. Это закон.

Другие тащатся за нами следом, переговариваясь между собой, подшучивая, гогоча – мерзко. Я стараюсь не плакать, когда меня затаскивают в подъезд соседнего дома. Наверное, кто-то из них там живет, потому что дверь открывается, как по заказу. Мой рот все еще заткнут его большущей ладонью, а вот вторая рука исследует мое тело. Теперь нет сил сдерживаться – рыдаю, как маленькая девочка. Мне больно, холодно и страшно до ужаса. Внутри все трясется, словно желе.

- Пацаны, на девятый? – спрашивает один из банды, останавливаясь перед лифтом. Те кивают, главарь тоже. Когда двери перед нами открываются, он толкает меня в лифт, а сам заходит следом. Остальные не заходят, бегут к лестнице. Возможно, для них это просто очередное соревнование. А для меня – конец жизни.

- Пожалуйста, отпустите меня…- умоляюще шепчу я, глядя на него огромными глазами, - Я никому не расскажу, правда. Меня дома ждут, пожалуйста.

Парень молчит, ухмыляясь. Не отпустит. Ни за что.

Дверцы лифта открываются на девятом этаже. Здесь никто не живет, закрытый этаж. Вспоминаю, что несколько месяцев назад тут случился пожар, и жильцов переселили на седьмой и шестой этажи, а кого-то даже в соседние дома. Здесь никто меня не услышит. А дальше – крыша. Наверняка, туда-то он меня и тащит.

Руки снова хватают меня в охапку и буквально силой вытаскивают из кабинки. Я кричу. Вдруг удастся до кого-то дозваться? Может мне повезет? Ну пожалуйста, пусть мне повезет.

- Помогите! Кто-нибудь, помогите!

Он наотмашь бьет меня по лицу, и я падаю, ударяясь головой о перила. Чувствую, как кружится голова. Перед глазами темно, в душе – страшно. Мне не выбраться отсюда. Никогда не выбраться.

- Если не заткнешься, убью, поняла? – шипит он, наклоняясь надо мной. Площадка девятого этажа пустая, черная от сажи и копоти. Здесь ужасно воняет мочой и чем-то еще, но мне не распознать этот запах. Меня ничего не волнует сейчас. Только моя жизнь. Может, просто стерпеть и потом они отпустят меня?

Дурочка ты, Алина. Никуда ты не денешься.

Я лежу на спине, руки распластаны в стороны, голова все еще кружится и звенит от боли. Слышу шаги снизу. В мыслях мелькает надежда, что это кто-то с нижних этажей пришел мне на помощь, но она тут же рушится, когда я замечаю тех парней, что были с моим обидчиком. Ну вот и все.

Почему-то нет сил отбиваться. Наверное, из головы вытекает кровь. Возможно, у меня сотрясение. Но кому это интересно? Главарь стаскивает с меня яркую малиновую куртку и кидает ее в сторону, подальше. Я остаюсь в одной майке и джинсах. Уже не плачу. А зачем? Это только разозлит.

- Ты чё, прям тут ее хочешь что ли? – слышу голос одного из банды, но не так отчетливо, как раньше. Затем чувствую, как уши наполняются кровью – горячей и густой. У меня кровотечение.

- Идите на хрен отсюда, - ворчит главарь, - На крышу давайте поднимайтесь. Я щас.

Они уходят, переговариваясь, а он остается. Чтобы изнасиловать меня.

Его руки теплые, как ни странно. Он расстегивает пуговицу на моих джинсах, а у меня по щекам льются горячие слезы. Просто сами по себе. Я не делаю никаких усилий. Просто не могу. Мне уже не страшно – все равно. Перед глазами все расплывается еще сильнее, я только чувствую, как он стаскивает с меня джинсы и трусики. А затем…пустота. Я словно умираю раз за разом, ужасной смертью. В голове мелькают образы мамы и папы, Андрея, Вики и всех тех, кто был мне дорог. Я уже знаю, что не вернусь домой.

До моих ушей доносится его сиплое дыхание и мой тихий плач. Сердце бьется медленно или мне просто так кажется. Я уже почти ничего не ощущаю, не осознаю. Просто пустота – во мне, вокруг, повсюду.

В случае опасности всегда нужно кричать «Пожар!». Люди трусливы и, испугавшись за себя, могут покинуть свои теплые, насиженные места. Возможно, они смогут вас спасти. Меня – не смогли.

Когда парень, наконец, отпускает меня, мое тело жутко ноет от боли. От стыда и ужаса, который с каждой секундой все больше закрадывается в мою душу. Я лежу, словно мертвая, хотя все еще дышу. Слышу, как он застегивает ширинку, хмыкает, словно недоволен, а я молча лежу в луже собственной крови. Голова оказалась ранена сильнее, чем я думала.

Меня посещают последние мысли – папа, который говорит мне возвращаться домой засветло. Он улыбается, отчего у него появляются морщинки возле глаз. Гладит меня по макушке и приговаривает «Вот станешь родителем, посмотрим, как за своих деток переживать будешь». Ах, папа, я так тебя люблю.

Затем мысли путаются, не могут собраться воедино, словно им тяжело это сделать. Наверняка, мои мозги похожи на кашу с ягодным сиропом. Наконец, я чувствую, как парень берет меня на руки и тащит куда-то. Мы идем на крышу – догадываюсь я. Так и есть.

Его банда стоит там, ожидая своего главаря.

- Ну чё? Как тебе девчушка?

- Да ну так себе, - отвечает он, грубо скидывая мое тело на холодный, заснеженный бетон крыши. Тело снова прознает острая боль, но я не обращаю на это внимания. Может, они оставят меня здесь и уйдут? Может, я смогу встать и добраться каким-то образом до нижних этажей? Там я смогу попросить помощи. Но следующие слова насильника выбивают из меня эту надежду. – Убрать ее надо. Она головой долбанулась, сдохнет скоро.

- Ты офигел? Я на мокруху не подписывался! – верещит один из них, а другие ему поддакивают. Это раздражает главаря. Он хватает меня на руки и тащит к краю крыши. В этот момент перед затуманенными глазами пролетает вся моя короткая жизнь. Дни рождения, Рождество, тусовки с друзьями, посиделки с родителями. Все, чего у меня больше никогда не будет.

Дальше я больше не слушаю их разговоров. Приоткрываю глаза и вижу лицо своего обидчика. Его яркие зеленые глаза смотрят в мои еще пару секунд, а затем…я лечу вниз. Так быстро, скоротечно. До земли остается пара метров, и мои глаза снова закрываются. На этот раз навсегда.

Удар – и точка.

__________________________________________________________________________________

ДЖОЗЕФ

Joseph

Мальчик по имени Джозеф Хайнц сидит в своем инвалидном кресле уже почти пять лет. Для ребенка это страшная, тяжелая ноша.

Он закрывает глаза каждый день ровно в 11.32 и начинает мечтать о том, чего нет.

Он видит себя, бегающим по влажной от утренней росы траве, гуляющим по парку с красивой рыжеволосой девочкой из соседнего дома. Зимой он катается на санках с большой крутой горы, усыпанной белым покрывалом снега, и смеется – громко и весело.

Он помогает своей маме сажать цветы в саду. Его мама любит свой сад. Для нее он как маленькая отдушина, как окошко в мир без горестей.

Для Джозефа отдушина – его фантазия. Каждый день он в новом месте, с новыми друзьями.

Но когда он открывает глаза, мечта исчезает.

Он снова в инвалидном кресле, снова обвязан трубками, перекачивающими густую кровь по его тщедушному тельцу.

Джозеф смотрит в зеркало. По щеке Джозефа стекает слеза, и он тихо шепчет: