— Спасибо, Сэмюель… спасибо, Мак–Клостоу… Во всем Каллендере не найдется человека, чье посещение порадовало бы меня больше вашего… Когда–то мы ссорились…

— Пустяки, мисс, — самым любезным тоном пробормотал Арчибальд, — забудем об этом…

— Да–да, часто я вам обоим доставляла лишние хлопоты… и теперь испытываю некоторые угрызения совести…

Тайлер чуть не плакал — ему казалось, он слушает предсмертную исповедь Иможен.

— Не надо так, мисс Иможен, не надо! — почти простонал он. — Мы тоже наделали немало глупостей!

Сержант счел, что Сэмюель малость перегибает палку, и сердито зашипел ему на ухо:

— Говорите, черт возьми, за себя, Тайлер, и только за себя!

Меж тем мисс Мак–Картри продолжала:

— Впрочем, та, что брала на себя смелость поступать таким образом и добивалась–таки блестящих результатов — уж об этом, надеюсь, вы не станете забывать, друзья мои? — увы, теперь бесконечно далека от меня… примерно как младшая сестра, с которой давно разошлись пути… Вы не против, джентльмены, если я буду иногда с грустью и нежностью вспоминать о ней?

Давненько Арчибальду Мак–Клостоу не доводилось испытывать столь благородных чувств.

— Мы никогда не позабудем той, что была славой Каллендера!.. — задыхаясь от волнения, воскликнул он.

— …и, отчасти, его кошмаром? — лукаво добавила Иможен.

Сержант отвесил галантный поклон.

— Совсем чуть–чуть… Ну, Тайлер, я думаю, теперь, когда мы выразили мисс Мак–Картри всю свою преданность, пора и честь знать…

Но констебля так душили слезы, что он не мог пробормотать ни слова. Сэмюель лишь поклонился и побрел следом за шефом и миссис Элрой. Оставшись одна, Иможен бросилась в спальню, открыла чемодан и отхлебнула приличный глоток виски из бутылки, купленной накануне в Лондоне, дабы уберечь себя от дорожной усталости.

Констебль и сержант возвращались в Каллендер под впечатлением недавней сцены. Встреча с Иможен оживила воспоминания. Наконец Тайлер нарушил молчание, спросив Мак–Клостоу, что тот думает о мисс Мак–Картри. Арчибальд ответил не сразу — он любил производить впечатление человека рассудительного, а когда все же решился открыть рот, голос его звучал скорбно и сурово:

— Вы хотите знать мое мнение, Сэмюель… Ну так вот… По–моему, бедняжка вряд ли долго протянет…

ГЛАВА II

Агнес Неджент не понимала, что за муха укусила ее супруга, почтенного Малькольма Неджента, владельца скобяной лавки на улице Джона Нокса в славном городе Перте. Несмотря на субботний день, ей пришлось встать спозаранку, ибо до полудня предстояло заниматься магазином в одиночку — муж, видите ли, уезжает в Каллендер, где, как мальчишка, облачившись в смешные короткие штанишки и курточку, должен трусцой бегать по полю то под аплодисменты, то под улюлюканье сотен мужчин и женщин. Нет, Агнес решительно не понимала своего Малькольма, хоть и прожила с ним двадцать два года, успев нарожать за это время пятерых детей. А Малькольм Неджент просто–напросто мечтал о славе. Политическая карьера показалась ему слишком трудной, и мысли сами собой обратились к спорту — другой не менее блестящей возможности добиться желанной известности. А поскольку ни малейшего спортивного дарования у Неджента не обнаружилось, он решил заняться арбитражем. К несчастью, Малькольм отнюдь не блистал умом, и ему было очень трудно с нужной быстротой штрафовать нарушителей правил и замечать ошибки в схватке или нападении. Инструкторы скоро утратили на его счет какие бы то ни было иллюзии: если с теоретической точки зрения Неджент отвечал безукоризненно, то практические результаты далеко не дотягивали даже до среднего уровня. Дело обстояло так скверно, что к пятидесяти годам Малькольму Недженту лишь впервые предстояло самостоятельно судить состязания по регби. Злые шутники, очевидно решив навеки отбить у бедняги охоту к спортивной карьере, ибо та сулила ему одни неприятности, предложили назначить Неджента арбитром на матче между командами Каллендера и Доуна, хотя все отлично знали, что таковые значительно больше напоминают корриду, нежели дружескую встречу соперников. Узнав о назначении, Мальком ног под собой не чуял от счастья. Совершенно забросив торговлю, он погрузился в изучение разнообразных комбинаций, могущих возникнуть в ходе матча. Несчастной Агнес то и дело приходилось задавать мужу каверзные вопросы насчет спорных случаев и других ловушек, в которые часто попадают арбитры. И всякий раз Малькольм выходил из положения с таким блеском, что кроткая супруга, ничуть не подозревавшая о широте познаний Неджента в области регби, взирала на него с возрастающим изумлением.

Утром, входя в гостиную, где Агнес уже поставила на стол яичницу с ветчиной и чайник, Неджент гордился собой не меньше, чем маршал Монтгомери, узнав о паническом отступлении маршала Роммеля. И, словно разделяя восторг, переполнявший сердце Малькольма, небо над Пертом в тот день поражало необычной голубизной и явно обещало на редкость хорошую погоду. Неджент уселся за стол и, энергично работая вилкой, начал быстро уничтожать яичницу.

— Поймите же, Агнес, для меня это великий день! — объяснял он жене, проглотив очередной кусок. — Надеюсь, в Каллендере я сумею так провести матч, что заслужу одобрение обеих команд и восхищение публики. Я буду тверд, но справедлив, и придираться не стану. Возможно, тогда джентльмены из Шотландской лиги уразумеют наконец, что я прирожденный арбитр, а тогда — вы только представьте, Агнес! — не исключено, что уже в следующем сезоне я выйду на поле в Эдинбурге или Глазго. Честно говоря, дорогая, нынче ночью я уже видел во сне, что меня назначили арбитром на турнир пяти наций в Твикенхеме… Но это, конечно, пока лишь сон…

Однако, судя по горящему взору и самодовольству, написанному на лице супруга, миссис Неджент заподозрила, что на самом деле ее благоверный считает подобную перспективу весьма близким будущим. Когда Малькольм садился в машину — до Каллендера ему предстояло проехать около сорока миль, — Агнес подумала, что он очень напоминает воина, с верой в победу спешащего в Каллендер громить англичан. Это мрачное сравнение так расстроило миссис Неджент, что она из–за сущих пустяков отшлепала подвернувшееся под руку последнее по счету чадо.

В Каллендере царило праздничное возбуждение. Каждый расхаживал с таким решительным видом, будто собирался лично участвовать в матче. Последний намечался во второй половине дня на поле Кейта Мак–Каллума, чей сын Гарольд, капитан «Непобедимых», сидя в «Гордом Горце», объяснял почитателям, каким именно образом задаст нынче хорошую трепку доунским «Бульдозерам» и отомстит за поражение со счетом 38:3, нанесенное их команде два месяца назад. Разумеется, виски текло рекой, и можно было предсказать заранее, что примерно пятая часть мужского населения Каллендера наверняка не сможет присутствовать на матче. Тед Булит и его официант Томас не успевали откупоривать бутылки и наполнять бокалы и кружки. Миссис Булит подумывала, что регби — весьма прибыльный вид спорта, а Элизабет Мак–Грю, бакалейщица, как всегда, пилила супруга:

— И главное, Уильям, не вздумайте под тем предлогом, будто вам нужно отпраздновать победу или утешиться после поражения, прийти домой пьяным как свинья! Я этого не потерплю! В пьяном виде вы ведете себя по–хамски даже со мной! Можно подумать, вы совершенно забываете, что я ваша законная жена!

— Будь это так, Элизабет, я бы не трезвел ни на минуту!

Доктор Элскотт, большой любитель регби, прикрепил к двери записку, что едет на матч, и, взывая к спортивному духу сограждан, умолял не отвлекать его от состязания без крайней нужды. Преподобный Хекверсон дал такие же указания своей экономке Элизе, от души надеясь, что Господь не станет призывать к себе никого из его прихожан в ближайшие два часа, то есть во время схватки «Непобедимых» и «Бульдозеров».

В сотрясавшей Каллендер лихорадке все и думать забыли об Иможен Мак–Картри. На какое–то время она как будто умерла для соотечественников. Мало–помалу люди привыкли говорить о ней в прошедшем времени. Все знали, что Иможен вернулась домой уже четыре дня назад, но, поскольку до сих пор она ни разу не показывалась в городе, даже самые ярые поклонники — Тед Булит, Уильям Мак–Грю, Питер Конвей — смирились с горькой мыслью, что Воительница, о которой они сохранили столь волнующие воспоминания, теперь принадлежит Истории. Матч по регби помешал им окончательно впасть в уныние.