Он хотел бросить на нее свой «холодный пристальный взгляд архивариуса», но это означало бы опустить глаза в сто­рону ее вздымающегося бюста. Голос его оказался на пол-октавы выше, когда он, запинаясь, произнес:

—   Это довольно личный вопрос, вы не находите, мисс Браун?

Элиза продолжала, как будто не слышала его:

—   Когда вы в последний раз ощущали, что сердце готово вырваться из груди, что кровь закипает, или когда вы хотя бы просто понимали, что от вашей сообразительности зависит, увидите вы следующее утро или нет? Когда вы в последний раз по-настоящему жили?

Тепло горячего женского тела настолько отвлекало его, что у него буквально отнялся язык.

Ее губы, на вид такие же мягкие, как теплый бархат, при­открылись, и она шепнула:

—   Когда вы в последний раз делали это, Велли? Чувство­вали себя живым?

Он натужно сглотнул, стараясь не обращать внимания на исходивший от нее аромат сирени. Но по непонятным для не­го в данный момент причинам его аллергическая реакция на ее запах куда-то пропала. Проклятье.

—   Это было в тот день, когда я пил чай с совершенно незна­комой женщиной. Она была очень красива, мисс Браун. Глаза — как изумруды. Кожа — словно шелк. Просто необыкновенная.

—   Ну и?..

—   Всю следующую неделю я просыпался в трюме дири­жабля, направляющегося в Антарктиду.

Браун кивнула.

—   Что ж, это многое объясняет.

—   Что объясняет? Что, когда я в последний раз последовал за прекрасной женщиной, это был неправильный выбор?

Ее хитрая улыбка немного смягчилась, затем Браун подня­ла руку и слегка щелкнула его по кончику носа.

—   Это все из-за того времени, которое вы просидели в ар­хиве. Один. Вам необходимо научиться соображать быстро, чтобы не оказываться в ситуации, в которой я вас нашла. Вам, мой дорогой коллега в области каталогизации, сортировки и раскладывания по полочкам, необходимо помнить, что зна­чит жить по-настоящему.

Внезапно она отпустила его, отступив назад и унеся от не­го пьянящее тепло своего тела. Веллингтону потребовалось какое-то время, чтобы собрать вместе осколки своего само­обладания. Когда же он наконец поднял глаза, то увидел, что она жестом зовет его за собой.

—   Пойдемте, Велли. Давайте с вами немного повеселимся.

Он до сих пор чувствовал запах ее духов и обнаружил, что тот вызывает в нем смешанные эмоции. И одной из этих смешан­ных эмоций было чувство крушения. Он понимал, что ни при каких условиях не сможет убедить ее вернуться в архив. Сей­час, по крайней мере. Более того, аромат ее духов полностью расстраивал его способность мыслить логически. Вероятно, все дело было именно в этом: пока он слышит этот запах или ощу­щает ее тепло, он никогда не сможет противостоять ей. По не­понятным причинам Веллингтон Торнхилл Букс вдруг обнару­жил, что не может собраться, чтобы в чем-то ей отказать.

Лучше ей об этом не догадываться.

Элиза уже засомневалась, не начал ли парадный фасад Вел­лингтона давать трещину. Он позволил усадить себя в кэб и увезти на север в сторону Флит-стрит, не проронив ни еди­ного комментария, — хотя он не мог не заметить, что направ­ляются они прямо в центр города. Это явно была не скорая поездка в местное отделение их организации. Они сидели, при­жавшись друг к другу в тесном двухколесном экипаже, и Эли­зе все время приходилось сдерживаться, чтобы не взять его крепко под руку. Было бы крайне любопытно посмотреть, ка­кую реакцию вызвало бы такое ее поведение, но она не позво­ляла себе усугублять их близость. Тереться здесь об него бы­ло как-то очень не к месту и одновременно почему-то казалось опасным. Элиза всегда испытывала волнующее возбуждение, шокируя особ противоположного пола. Это было частью ее натуры, которая немало поражала Гарри. От возможности по­толкаться с мужчинами, стоя на самом краю пропасти, она впадала в неменьшую эйфорию, чем от взрывчатки и секрет­ных операций, а Веллингтон иногда напоминал ей какую-то карикатуру на англичанина — сплошная суета, просто дым ко­ромыслом. Наблюдение за тем, как он постоянно нервничает и ерзает в ее присутствии, несколько сглаживало острые углы ее наказания в архиве.

Опасность, однако, заключалась в том неоспоримом фак­те, что Веллингтон Букс, хотя и был довольно нудным, отли­чался воспитанностью и приятными манерами. Ее эксцентрич­ная выходка там, в узком переулке, также разогрела ей кровь и даже пощекотала в самых интимных местах. Неужели она настолько долго не прижималась к привлекательному муж­чине? Пока Веллингтон ломал себе голову над тем, куда они направляются, Элиза закрыла глаза и отогнала нахлынувшие чувственные ощущения. Вероятно, встреча с Гарри подняла на поверхность старые восприятия.

Свое неуместное удовольствие она придержит для себя. Да, так оно будет лучше.

Она взглянула через плечо и подмигнула Веллингтону — в ответ он непонимающе выгнул бровь. Была и еще одна опасность, ворчливо напоминавшая о себе где-то в дальнем уголке ее мозга; она состояла в том, что в это конкретное приключение она берет с собой неопытного Букса. Его мир — это мир пергаментных свитков, всяких реликтов и статисти­ки. Однако это было ее представление, и какая-то ее без­нравственная, порочная часть получала удовольствие от факта, что с собой она взяла такого типичного архивариуса — со­вершенно наивного, глядящего своими идеалистическими глазами на реальный мир из-за древних побрякушек. К тому же постоянно иметь его в поле зрения было лучше, чем если бы он вдруг неожиданно возник рядом в самый неподходящий момент.

Она удостоила его улыбки. Элиза не подумала про АОС, а Букс оказался достаточно находчивым, чтобы взять в руки отслеживающее устройство. Элиза искоса наблюдала за ним своими голубыми глазами, мысленно формулируя собствен­ные вопросы относительно этого маленького умника. «Вы ведь не такой, каким кажетесь на первый взгляд, агент Букс, вы представляете собой нечто большее, верно? Однажды я обя­зательно узнаю, как глубоко ведет эта кроличья нора».

Они доехали до Флит-стрит, и Элиза постучала по крыше, давая понять кэбмену, что они приехали. Расплатившись с ним через окошко в крыше, она вывела Букса на тротуар. Она не удержалась от того, чтобы взять его под руку и повести по небольшой аллее, якобы по окольному пути в архив. «Старый чеширский сыр»[4]. Эта небольшая веселая вывеска над две­рью заставила Веллингтона остановиться и напряженно за­драть голову. Он так был похож на сбитого с толку спаниеля, что Элиза едва не рассмеялась.

—   Очень интересный и весьма литературный выбор паба, мисс Браун, — прокомментировал он.

Ага, значит, он снова хочет блеснуть своим хваленым ин­теллектом и выставить ее полной дурой. Что ж, пора все рас­ставить по своим местам.

—   О, вы имеете в виду Диккенса и Джонсона, или даже са­мого придворного поэта мистера Теннисона? Да, я полагаю, что все они выпивали здесь. В чем дело, Букс, — неужели вас отпугивает присутствие нескольких виртуозов пера?

Он опять удивленно поднял бровь.

—   Разумеется, нет, мисс Браун. Просто я подумал, что это не то место, куда вы обычно ходите.

Элиза понимала, что его комментарий не предполагал ни­какой грубости, но тем не менее ощетинилась.

—   Вопреки распространенному мнению, не все мы, жите­ли колоний, полностью лишены культуры, но сегодня вечером я, вероятно, продемонстрирую вам нечто такое, в чем мы дей­ствительно знаем толк: в выпивке.

«Вот так, — решила она, — я все-таки нагну этого сухого типа, стряхну с него хотя бы часть архивной паутины. Он ведь не такой старый. Пора ему об этом напомнить».

Но другой тихий голос где-то в голове шепнул: «А не будет ли любопытно взглянуть, что находится у него внутри, под этим внешним лоском?»

Когда они зашли в «Чеширский сыр», все разговоры в про­куренном зале, отделанном изнутри панелями из темного де­рева, внезапно затихли. Все посетители здесь, как и в боль­шинстве пабов респектабельных районов Лондона, были мужчинами. Элиза привыкла к устремленным на нее взгля­дам мужчин — иногда в них была похоть, иногда неодобре­ние, иногда — и то и другое вместе. Да, сегодня определен­но был именно этот последний случай.