— Я никогда не думал… Я не знал, не предполагал, что это так серьезно.

— Вот поэтому вы и должны были перед поездкой в горы зайти ко мне. С Никоновым я ещё поговорю. Если бы вы зашли, многого не случилось бы. А самая главная ваша вина — потеря бдительности: ведь результаты вашей работы попали в руки басмачей. Счастье, что те, кто охраняет спокойствие наших границ, вовремя пришли к вам на помощь.

— Пограничники? А почему мы не видели их?

— Вы многого ещё не видите и не знаете! А надо быть более осведомленным и внимательным, если вы собираетесь работать в памирских горах, где борьба с бандами Ибрагим бека и другими продолжалась до весны тысяча девятьсот двадцать шестого года. Очень плохо то, — продолжал Максимов после некоторого молчания, — что вы не умеете обращаться с оружием.

— Что вы! — искренне возмутился Ивашко. — У нас не было ни одного несчастного случая с оружием. Это может подтвердить Попов, начальник нашей золоторазведочной группы. Он задержался в Ташкенте и должен со дня на день приехать.

— Почему то считается, — задумчиво говорил Максимов, — что уметь обращаться с оружием — это значит держать оружие в незаряженном состоянии, а носить его так, чтобы оно производило как можно больше впечатления. Вам льстит воинственный вид. Уметь обращаться с оружием, молодой человек, — значит выстрелить не позже одной секунды после того, как вы решили стрелять. Но стрелять отнюдь не в воздух, как, например, вы стреляли в урочище Ак Байтал.

— Я выстрелил вверх, чтобы привлечь внимание киргизов, находившихся в глубокой лощине. Моя лошадь устала, и я…

— Я обо всем осведомлен. Кто посоветовал вам купить по казенной цене барана у этих киргизов, возвратившихся на родину из Кашгарии, куда они бежали ещё в тысяча девятьсот шестнадцатом году?

— Туюкчи.

— Бай Туюкчи вас спровоцировал.

Юноша смутился и старался исправить положение:

— Я помог этим киргизам лекарствами из нашей аптечки, а одного, со сломанной ногой, мы на своих лошадях отправили в больницу в Уч Курган. Мы читали в кишлаках газеты и рассказывали о колхозах и совхозах, о кино и радио.

— Все знаю. Но этот ваш выстрел в воздух прокатился по всем горам Памира, по Сарыколу и Тянь Шаню и уже, наверно, пересек Кашгарию и пустыню Гоби. Когда поедете в Алайскую долину, то уплатите полную рыночную стоимость за барана. Надо понимать обстановку и быть тактичнее. Необходимо изучать обычаи народа.

— Я понимаю… — пытался вставить Юрий, краснея до корней волос.

— Пока вы ничего не понимаете… Нельзя выливать остатки недопитого кумыса в костер. Ведь хозяин пока ещё верит, что кобыла после этого не будет давать молоко. Но кое кто сразу же использовал ваши промахи, стараясь истолковать их как неуважение к обычаям народа и этим восстановить против вас население горных кишлаков.

— Это сделал один из наших! Он знает, что нельзя дуть на кумыс и выплескивать остатки в костер, но именно так он решил бороться с предрассудками. Он утверждает, что задача каждого из нас — революционизировать быт далеких окраин.

— Только не так. Услужливый дурак опаснее врага! Борьба с врагами и так занимает у нас массу времени. Врагами пущен слух, якобы всех колхозников заставят спать под одним одеялом. Эта явная чушь, а приходится тратить время и разъяснять, что этого никогда не будет. Впрочем, это только начало борьбы, и надо не давать врагам своим неумным поведением козырей в руки! Этот край богат. Простые жители в Дараут Кургане ловят ртуть на шкуры, опущенные в арыки, горцы Памира добывают ляпис лазурь10, которую, по преданиям, вывозили ещё египетские фараоны. В горах, говорят, находятся рубиновые копи царя Соломона. — Максимов взглянул на юношу и, улыбнувшись, отвел глаза. — Я могу заранее предсказать, что вы полюбите этот народ, но прежде его надо узнать. Многие богатства края открыты благодаря тому, что помогли местные жители.

Максимов встал и, дымя папиросой, начал ходить из угла в угол. Лицо его потеряло суровость, и он так понимающе улыбнулся Юрию, что у того мгновенно исчезло чувство досады и смятения. Он за одну эту улыбку, будившую в нем уверенность в своих силах, готов был многое сделать для Максимова. Сейчас юноша внимательно слушал его простые слова. Он был благодарен за доверие и дружеское расположение, за то, что этот занятой человек тратит на него, молодого геолога, так много драгоценного времени.

— И вот, — продолжал Максимов, — мы, большевики, должны за несколько лет переделать то, что веками укоренялось в сознании народов Средней Азии как оправдание векового угнетения и произвола. Об этом угнетении таджики говорят так: «Судьба разбила камнем сосуд надежд, и исторгнутые из сердца вопли и крики пронеслись над этой горной страной». Вот почему каждый советский человек, едущий по своим делам в горы, должен действовать так, будто его специально командировали укреплять Советскую власть на местах. Здесь прекрасный народ. В трудный момент вам всегда помогут местные дехкане, лишь бы только они увидели в вас настоящих советских людей. Отборная гвардия из национальных добровольческих формирований помогает нам бороться в пограничной зоне с басмачами. Джигиты добровольческих отрядов одеты в халаты, вооружение у них разнокалиберное, но это наши, так сказать, альпийские войска. Они и вам помогут… в случае чего.

Максимов улыбнулся, но вдруг лицо его снова стало суровым:

— Мы вам поможем подыскать проводника переводчика получше Мурзая. Слухи о вас, конечно, будут самые чудовищные, но вы должны разоблачать клевету словом и делом. Откровенно говоря, я бы сейчас не пустил вас дальше Алайского хребта…

Увидев обиженное лицо Юрия, Максимов продолжал:

— Вам надо научиться отлично обращаться с оружием и уметь скрывать его. Ваша голова уже оценена.

— Моя? Кому она нужна?

— Тем, кто уже давно стремится овладеть Памиром и, во всяком случае, не допустить его советизации, воспрепятствовать разработке недр, помешать постройке автомобильной дороги Ош — Хорог. Вашу голову оценили в английских фунтах стерлингов, молодой человек!

— Но ведь мы с Англией в нормальных отношениях!

— Именно так. Королевская Англия была в ещё более нормальных отношениях с царской Россией, но, как известно, поцелуи, которыми обменивались цари, короли и президенты, не предотвратили ни одной войны между ними.

Максимов вынул из серебряного с золотой монограммой портсигара папиросу, прикурил от зажигалки и, не выпуская папиросы изо рта, сказал:

— Традиционная политика Англии заключалась в том, чтобы не позволять усиливаться России даже тогда, когда Англия была с царской Россией в наилучших, казалось бы, отношениях. Вы помните историю Отечественной войны двенадцатого года с Наполеоном?

— Конечно, помню! — поспешно отозвался Юрий, не сводя удивленного взгляда с Максимова. Он не понимал, какое это имеет отношение к их разговору.

— Значит, вы знаете о том, как Англия в период нашествия Наполеона организовала в Персии войну против России?… Да вы садитесь! Разговор только начинается.

Юрий покраснел, сел на стул, вытер ладонью вспотевший лоб и промолчал. Этого он не знал.

— А что вы знаете о действиях Англии в тысяча девятьсот четырнадцатом году, в начале войны, направленных на то, чтобы заставить Турцию, предлагавшую России нейтралитет, воевать с Россией на стороне кайзеровской Германии и таким образом ослабить военные силы России, заставить её воевать на два фронта?

Максимов прошелся по комнате, присел на подоконник и, удерживая папиросу так, что она пряталась в полусогнутой ладони (старая привычка закрывать ночью огонек тлеющей папиросы), не спеша затянулся.

Он молча ждал, что ответит юноша: найдется ли у него смелость сознаться в незнании или он начнет юлить и хитрить?

— Ничего этого я не знал, — твердо ответил Юрий. Максимов сочувственно кивнул головой и весело посмотрел на него.

— Ну, а что вы знаете из истории отношений царской России к народам Средней Азии?