Конечно, Люси действовала из лучших побуждений, искренне желая, чтобы сестре было как можно лучше, но Анжела все-таки не была выпавшим из гнезда птенчиком. До сих пор ей удавалось самой держаться на плаву, и, даже если иногда ее суденышку грозило крушение, она считала, что вполне достойно справлялась со всеми испытаниями, выпадавшими на ее долю.

— Знаю, знаю, — отвечала Люси миролюбиво. — Но в твоей комнате негде готовить. У себя ты сможешь только завтракать, а обедать и ужинать будешь в ресторане.

— Я буду платить за еду, — настаивала Анжела.

— Даже не думай. Они столько всего выбрасывают каждую неделю. Ты только поможешь уменьшить расходы. Но если это для тебя принципиально, можешь помогать на кухне.

Анжела промолчала. По правде говоря, предложение Люси ее очень устраивало. На деньги, которые она ежемесячно получала, было не разгуляться. Все складывалось как нельзя лучше.

— Знаешь, я должна кое-что сказать тебе…

Люси замолчала на полуслове, отвлекшись на машину, решившую обогнать их.

— Дело в том, — начала она снова, — что по вечерам мы не всегда свободны… Понимаешь, детям рано вставать, а Ив очень устает на работе. В течение рабочей недели мы живем совсем как домоседы, редко куда-то выходим вечером. Конечно, засветло спать не ложимся, но, честно говоря… В общем, семейная жизнь накладывает определенные обязательства, которыми нельзя пренебрегать.

— Понимаю.

— Но ты сможешь проводить вечера с Жаном-Мишелем и Мирандой. В ресторане вечером жизнь просто кипит, там всегда полно народу. К концу недели ты перезнакомишься со всеми завсегдатаями, у тебя и минутки свободной не будет!

При мысли о том, что вечера ей придется проводить в одиночестве, сердце Анжелы сжалось. Хотя, действительно, она ведь сможет постоянно торчать в баре. В Париже она редко ходила в подобные заведения, денег не хватало. Но ей редко случалось сидеть одной несколько вечеров подряд — рано или поздно на горизонте непременно появлялся кто-нибудь из ее многочисленных знакомых. Кроме того, в Париже всегда было полно развлечений — бесплатные концерты, выставки, акции, фестивали. Анжела надеялась, что и в Брюсселе найдется что-нибудь в этом роде.

По дороге сестры без умолку разговаривали, рассказывали друг другу о том, как жили все эти годы. Выяснилось, что в их жизни было несколько удивительно похожих событий. Обе начали вести дневник на следующий день после того, как им исполнилось двенадцать, и забросили его примерно в шестнадцать с половиной лет. Через несколько дней после пятнадцатого августа по одной и той же причине — закончился летний роман — произошел тяжелый разрыв с предметом первой любви. Люси все еще хранила дневник, Анжела потеряла свой во время одного из бесконечных переездов. Похожие события происходили с ними и в школе, хотя Анжела провела это время гораздо более бурно, чем Люси. В один и тот же учебный год в первом триместре они почувствовали склонность к математике, но потом передумали и после каникул перешли в гуманитарный класс. Обе играли в школьном театре — Люси в предпоследнем классе, Анжела в выпускном.

Но сильнее всего их поразила другая история. Люси поделилась, что в одиннадцать лет, катаясь на роликовых коньках, сломала левую ногу. Анжела помнила, что в этом же возрасте у нее сильно болело левое колено — две недели она даже не могла ходить. Ее отправляли на рентген, делали анализы, но ничего не нашли и решили, что врунишка Анжела притворяется. Через некоторое время боли прошли таким же загадочным образом, как и появились.

Эта история потрясла сестер. Люси приходилось слышать о подобных случаях, о некой невидимой нити, связывающей разлученных близнецов, даже если им не известно о существовании друг друга и между ними сотни километров. Но она была просто ошеломлена, узнав, что это случилось и с ними. У Анжелы тоже перехватило дыхание от волнения.

Когда очередное воспоминание непостижимым образом вновь оказывалось общим, сестры вскрикивали и начинали перебивать друг друга. Каждая хотела первой рассказать о том, что происходило с ней. Одни и те же слова, фразы одновременно срывались с их губ, словно в салоне машины звучала партия на два голоса.

Пару раз Люси едва не врезалась в идущую впереди машину из-за необычайного волнения, которое взяло верх над ее обычной осторожностью. Через час, оглушенные шквалом сильных, не поддающихся контролю чувств, они остановились, чтобы выпить кофе и немного прийти в себя.

— Как это может быть? — спрашивала Анжела, взволнованно помешивая кофе в стаканчике.

— Не знаю, — чуть слышно ответила Люси. — Наверное, в момент нашего рождения звезды расположились таким образом, что…

— Да, но боль в колене? Ведь не звезды же две недели не давали мне ходить?

— Не знаю, — повторила Люси в полной растерянности. — Я действительно ничего не понимаю.

Вдруг она засмеялась, словно вспомнила что-то забавное.

— Чему ты смеешься? — спросила ее сестра.

— Подумать только, все эти годы я читала гороскоп и даже не догадывалась, что это и твой гороскоп тоже.

Анжела очень удивилась.

— Ты что, веришь звездам?

— А почему бы и нет? Все знают, что Луна влияет на нас и на животных, на приливы и отливы.

Сестра задумчиво покачала головой.

— Если звезды действительно управляют нашей судьбой, скажи мне, почему тогда я не замужем за богатым и красивым мужчиной и у меня нет двоих чудесных детей?

Люси насторожилась. Она услышала зависть в голосе сестры — пусть неосознанную, но от которой стало не по себе.

— Не так уж мы и богаты, — пробормотала она, словно извиняясь.

Больше Люси ничего не сказала. Она поражалась тому, насколько жизнь Анжелы была не похожа на ее собственную. Впервые она подумала об этом еще в Париже, когда увидела комнату, в которой жила сестра. Довольно милая, но бедно обставленная мансарда без особых удобств. Одежда Анжелы была настолько старой и изношенной, что скрывать это уже не получалось. Ей исполнилось тридцать пять, а финансовое положение было весьма плачевным, но Люси не заговаривала с сестрой на эту тему.

Через несколько минут сестры отправились дальше.

— А как твоя мама? — спросила Анжела. — Что она думает обо всем этом?

— Она очень рада, как я и предполагала. Немного взволнована, конечно, как любой на ее месте, но, должна признать, она проявляет такую выдержку, на которую, как мне казалось, не способна.

— Что ты имеешь в виду?

— В смысле ей трудно сдерживать радость, особенно после того, как я рассказала, что наша мать умерла. Я не сержусь и прекрасно ее понимаю… Кстати, завтра она устраивает небольшой званый ужин в честь твоего приезда.

— Очень мило с ее стороны.

— Она очень хочет познакомиться с тобой. Ведь вся эта история закончилась для нее благополучно. Ей не придется делить меня с другой матерью, наоборот, она стала матерью второй дочери. И это ее устраивает гораздо больше.

— Какая она? Расскажи о ней.

Люси вздохнула, подыскивая слова.

— Скажем так, Мирей — очень сильный человек, но не тиран. Она всегда добивается того, чего хочет. Если ей не удается добиться желаемого сразу, она без колебаний начинает играть чужими чувствами. Мама никому не желает зла, но ей все-таки не хватает деликатности. Кстати, именно это раздражает меня в ней больше всего. В остальном она замечательная мать и я не могу сказать, что недовольна ею.

— Тебе повезло, — усмехнулась Анжела.

Люси снова замолчала, смущенная реакцией сестры. Она чувствовала растерянность оттого, что у них с Анжелой такая разная судьба. Было даже немного стыдно, что ее собственная жизнь похожа на выставку всевозможных материальных и нематериальных благ. Но, с другой стороны, не могла же она нарочно устроить себе несчастливое детство, лишь бы Анжеле было приятно!

— А твой отец? — спросила Анжела, нарушая неловкое молчание.

— О, это совсем другое дело. У мамы довольно властный характер, и отец во всем с ней соглашается. Он мало говорит и поэтому никому не мешает. Я его знаю только таким. Даже когда я была совсем ребенком, мама уже тогда все решала за него. Мне, конечно, не хватало отцовской твердости, но что поделаешь…