«Да вот, госпоже моей взбрело в голову по рынку прогуляться, товару какого-то посмотреть, – ответил возница. – Она с девкой-служанкой разгуливает по торговым рядам, а моя долюшка – сидеть, скучать да ворон считать, их дожидаючись… Но теперь, – добавил парень, игриво двигая тёмными, длинными бровями, – теперь-то ужо скуке моей конец настал. Не уходи, поговори со мною, Ивушка! Столь редко тебя вижу, что каждая наша встреча мне всё равно что праздник великий!»

Лукаво покусывая пухлую нижнюю губку, девушка прищурилась.

«А что мне будет за это?» – спросила она, хитро склонив голову набок.

Возница, сложив губы для поцелуя, самозабвенно потянулся к ней, но красавица со смехом шлёпнула его по ним.

«Э, нет! Быстрый какой! Сначала подарочек мне купи, а потом уж всё будет. И разговоры, и всё остальное…»

Многообещающий взгляд из-под тенистых ресниц-опахал привёл возницу в состояние щенячьего восторга.

«Что же тебе подарить, моя ладушка?» – глуповато-восхищённо вытаращился он на девушку.

«Ожерелье хочу янтарное, – ответила Ивушка, жеманно двинув плечиком и наматывая на палец бахрому платка. – Тут продаются всякие: и янтарные, и бирюзовые, и каких только нет!»

Возница вдруг спохватился, и лицо его потемнело от досады.

«Вот ведь незадача… На службе я, лебёдушка моя. Нельзя мне отлучаться: вдруг колымагу угонят или коней сведут? И-эх! – с горечью взмахнул он зажатыми в руке перчатками. – Да что ж за доля-то моя такая-разэтакая, несчастная?!»

«Ну, коль так, прощевай, милый друг, – безжалостно молвила красавица со звоном инея в голосе, становясь неприступнее каменной крепости. – Что ж, служба есть служба. В другой раз увидимся, когда свободен будешь».

Изящной уточкой она неспешно поплыла прочь, выбирая ножками в красивых сапожках места почище, а парень в отчаянии провожал её взглядом. Вдруг он заметил стоявшую в тени колымаги Цветанку и махнул ей рукой, подманивая:

«Эй, паренёк! Заработать хочешь? Подь сюды».

Цветанка, щурясь от ненавистного солнца, подошла. Возница полез себе под полу, выудил кошелёк и отсыпал ей в ладонь с десяток серебряников.

«Будь другом, посторожи повозку с конями, а?»

Цветанка звякнула деньгами, привередливо скривилась, прищёлкнула языком.

«А повозочка-то богатая, – окинула она оценивающим взглядом раззолоченную колымагу. – Надо думать, и жалованье ты получаешь хорошее. Скуповат ты. Молодой, а уже этакий скряга!»

Парень зарычал, сорвал с головы шапку, снова её яростно нахлобучил, оглянулся на уходившую девушку, а потом махнул рукой, отсыпал Цветанке ещё несколько монет и пообещал:

«Ладно! Вернусь – получишь столько же!»

«Ну вот, другое дело! Гулять так гулять», – усмехнулась воровка, а сама не могла отвести взгляд от Ивушки, которая, заслышав этот разговор, задержалась и обернулась с торжествующей усмешкой…

Похожа! До оторопи, до столбняка похожа, но… не она. А вот сапожки – точь-в-точь такие, какие купила Цветанка своей «ладушке-зазнобушке» в день знакомства.

Вскочив на козлы и взяв вожжи, воровка проводила взглядом удаляющуюся парочку. Возница вышагивал пышнохвостым петухом, раздуваясь от счастья, а Ивушка поглядывала на него снисходительно-благосклонно, опираясь на его руку и с глубокомысленным видом слушая его болтовню. Ей и невдомёк было, что оставшийся сторожить повозку «паренёк», закрыв измученные солнцем глаза, уплыл в овеянное летней истомой прошлое, дивясь тому, как легко сердце ныряло в сладкую печаль, а память воскрешала все звуки, запахи и виды. Серебристо-зелёные косы ив, дыхание расплавленного солнца на лениво текущей воде, а рядом – девушка, о которой и вспомнить-то было нечего, кроме красных сапожек да пухлых, ярких губ привередницы и сластёны. А всё ж вспоминалось что-то, и трещинка на сердце ныла, сочась янтарными слезами, которые сразу больно затвердевали, врастая в живую плоть.

Из чертога воспоминаний на землю Цветанку вернула запыхавшаяся девушка, подбежавшая к колымаге. На вкус воровки, она была довольно блёклой и заурядной – белокожей и светловолосой, с россыпью светло-рыжих веснушек. В её удлинённом лице с выпуклыми и круглыми, как плошки, глазами было что-то овечье. Мимо такой девицы Цветанка прошла бы равнодушно.

«Ты кто?» – удивлённо спросила девушка.

«А зачем тебе знать?» – чуть заметно усмехнулась воровка уголком губ.

«Поговори мне тут! – сердито и начальственно цыкнула на неё девица. – Где Живко?»

Ещё пару мгновений назад Цветанка была и душевно, и телесно скована устремлёнными в прошлое мыслями, а сейчас встряхнулась и ожила, придя в своё обычное напружиненное состояние готовности к любому подвоху. Мысли её тоже завертелись и забегали, как муравьи в муравейнике.

«Это ты про возницу спрашиваешь? – сообразила она. – Так отошёл он, а меня тут посторожить оставил».

«Куда он отошёл, охламон этакий? – ахнула девушка, сердясь ещё больше, отчего её лицо покрылось розовыми пятнами. – Ему ж велено тут быть неотлучно!»

«Не забавы ради, а токмо по надобности великой отлучился он, – отвесив с сиденья возницы шутовской поклон, ответила Цветанка. – Уж не серчай, госпожа!»

«Какая я тебе госпожа, – проворчала девушка. – Девка я на побегушках, а госпожа наша где-то меж торговых рядов, в толпе людской потерялась… Бегаю, ищу – не могу сыскать! Думала, что она сюда вернулась… Ну Живко, ну засранец! – Служанка негодующе хлопнула себя по ляжкам, вытягивая шею и высматривая кого-то среди прохожих. – Ишь, приспичило ему! На службе хоть малая нужда, хоть большая, а всё одно – терпеть надобно! Перед выездом, что ль, заблаговременно облегчиться не мог?»

Цветанку насмешило то, как служанка по-своему истолковала её иносказательно-туманный ответ о причине отлучки возницы. Хлопнув себя по колену, она затряслась от хохота, а девушка уставилась на неё.

«Над чем потешаешься, зубастый? Ишь, клыки… какие… – Каждое последующее слово звучало тише предыдущего, а под конец служанка и вовсе попятилась, испуганно тараща на Цветанку свои круглые овечьи глаза и оступаясь на ровном месте, словно у неё подворачивались лодыжки. – Ай, ай, нелюдь!»

С этим воплем она бросилась бежать, а Цветанка, соскочив наземь, крикнула вслед:

«Да стой ты, дурёха!»

При желании она могла бы легко нагнать девушку, но для этого той требовалось быть намного красивее. Терять время в беготне за дурнушками с овечьими мордахами она не собиралась: гораздо больше её озадачила загадочная владелица колымаги, которую Цветанка ни разу не видела, но почему-то сразу захотела разыскать. Было ли тому виной её природное любопытство, а может, Птица-Грядущее пощекотала ей душу своим пером – как бы то ни было, воровка, соглашаясь покараулить колымагу, заранее не задумывала обмануть возницу. Она намеревалась честно дождаться его возвращения и получить вторую половину вознаграждения, но сейчас это показалось ей глупым и бесполезным занятием. Сиденье отталкивало её с напряжённой силой, словно сделанное из хмари, и воровка, грызя в раздумьях ногти, сперва отправилась бродить вокруг повозки. Обходя лошадей, она трепала их по шелковистым шеям и длинным, заплетённым в косички гривам, а они, чуя в ней зверя, шарахались и топали копытами.

«Ладно, ладно, будет вам, – проворчала она. – Стойте, где стоите, лошадушки, а мне надо сбегать… выяснить кое-что».

Бродя по торговым рядам, она соблазнилась яйцами. Ими торговал пузатый, коренастый мужичок, сытый, румяный и приветливый на вид.

«Яйцо куриное, яйцо утиное да гусиное! А для особых лакомок – перепелиное!» – зазывал он во всю свою здоровую и откормленную глотку.

Вспомнив, как она с ребятами разоряла гнёзда лесных пичуг и пила вкусные сырые яйца, воровка облизнулась – тем более, что завтрак уже давно растаял в её ненасытной утробе, а время, судя по всему, перевалило за обед. Да, ей срочно надо разыскать ту госпожу, но… гораздо удобнее делать это на сытый желудок, рассудила Цветанка.

Яйца были разложены по корзинкам и туескам – по одной, по две, по три, по четыре и по пять дюжин. Облюбовав трёхдюжинную корзинку с куриными яйцами, стоявшую с краю, Цветанка улучила момент, когда к прилавку подошла покупательница. Торговец осторожно, чтоб не разбить, отсчитывал яйца, а покупательница, пожилая женщина, до самых глаз закутанная в серый шерстяной платок, качала головой: