— У Оскара Нельсона есть сердце? — усмехнулся я. — Да вы шутите!

— Это вы не понимаете или не хотите его понять, — горячо парировала она. — Да, ему нравится выставлять себя каким-то типичным пройдохой, сукиным сыном, но на самом деле он очень милый и чуткий человек.

— Ладно! Все мы, девочки, не спим с ним и потому не знаем, каков настоящий Оскар Нельсон.

В сияющих синих глазах мелькнула боль, и сразу же Ленора отвела взгляд.

— А это так необходимо?

— Только пытался примерить подход Оскара Нельсона. Но вы правы, он не совсем уместен.

Она опустила глаза на пишущую машинку.

— Если вы не против, Рик, мне нужно закончить этот пресс-релиз.

— Надеялся, что смогу купить вам чего-нибудь выпить.

— Спасибо, может быть, в другой раз.

— «Найти тех или того, кто пытался убить Каролу Руссо вчера, и найти быстрее, чем они совершат вторую попытку, возможно, с лучшим результатом», — процитировал я ровным голосом.

— Что? — Ленора резко вскинула голову.

— Это четкие указания Оскара Нельсона мне. Все было бы намного проще, если бы я был полицейским. Тогда мог бы ходить и задавать вопросы вроде: «Где вы были между двенадцатью и двумя часами дня?..» И люди отвечали бы полицейскому. Можно было бы послать моих помощников проверить алиби тех, на кого падает подозрение, и, возможно, методом исключения найти того, кто выстрелил из пистолета. Криминалисты извлекли бы пулю из дверного косяка, а у меня было бы заключение баллистической экспертизы. Полдюжины человек прочесали бы склон горы у домика и, может быть, нашли пистолет или след ноги, словом, что-нибудь!

Она зажмурилась.

— В чем же дело?

— Я не полицейский…

— Ну, не полицейский! — оборвала Ленора. — Что же прикажете делать мне? Поплакать немного?

— Лучшее, что я могу сделать, — это походить вокруг, задавая вопросы, на которые люди могут не отвечать или, если пожелают, солгать, мне их все равно не проверить. Но если я стану грубить, воздействовать на них особой техникой допроса, которая отчасти оскорбляет, отчасти разжигает злобу, — возможно, они выйдут из себя, или обидятся, или почувствуют настолько сильную боль, что выболтают правду, даже не успев обдумать сказанное.

— О! — Ленора улыбнулась с искренней теплотой впервые за время нашего знакомства. — Теперь понимаю! Что же это за правда, которую вы надеетесь вытянуть из меня, Рик?

— Надеялся узнать кое-какую правду о Нельсоне.

Ее глаза вдруг стали отчужденными.

— Мы не станем проходить через все это снова?

— Он использует людей в своих интересах, — сказал я с отчаянием. — Так поступают многие, но Нельсон использует людей до конца, высасывает досуха! Ему нужно обязательно раздавить их. Поездка с ним — это билет в один конец, на мусорную свалку, разве вы не видите?

— За что вы его так ненавидите? — Она посмотрела на меня почти испуганно. — Вы его совсем не знаете!

— И что из этого? — Я безучастно уставился на нее. — И кто сказал что-нибудь о ненависти к нему?

— Пожалуйста, уходите, Рик! — Ее голос был приглушенным, мне пришлось напрячься, чтобы расслышать слова. — Не хочу больше говорить об этом, это заставляет меня чувствовать себя такой… такой вероломной!

— Если вы не разорвете ваших отношений с Оскаром Нельсоном как можно скорее, — строго произнес я, — вы закончите свою жизнь в клинике, Ленора. Думаете, он будет приносить вам цветы?

У моего дома стоял автомобиль с опущенным верхом.

Выйдя из машины, я разглядел затылок девушки, сидевшей на месте водителя, восхитился естественным темно-каштановым цветом ее волос и направился к ней.

Девушка, не отрываясь, смотрела прямо перед собой сквозь ветровое стекло и, казалось, не заметила меня даже тогда, когда я остановился возле ее автомобиля, заглянул ей в лицо и присвистнул:

— Ну и ну! Как тут не стать сексуальным маньяком? Неужели сама малышка Дженни Трент? Что это привело вас в маленький серый домик Холмана, затерянный в шумных кварталах Беверли-Хиллз — символа состоятельности и престижа?

Личико феи осталось совершенно спокойным. Карие глаза невозмутимо продолжали созерцать через ветровое стекло очаровательный вид на закрытые ворота моего гаража. Только некоторая жесткость в уголках ее рта выдавала скрытую напряженность.

— Что меня привело? — переспросила она ровным голосом. — Ваше саркастическое замечание насчет того, что может пойти под рубрикой «Больше благоразумного опыта для двадцатитрехлетних». И еще эта идиотская ухмылка на вашем глупом лице, когда закрывались двери лифта.

— Ах, вот оно что! — серьезно отреагировал я.

— По какой-то безумной причине, которая мне самой неясна, — продолжила она тем же ровным голосом, — у меня возникло сильное желание объяснить вам, что я делала в квартире Брюнхоффа вчера вечером. Правда, с другой стороны, не вижу особых причин, по которым вы захотели бы меня выслушать. Или как?

— Ну что вы! Меня всегда интересуют интимные подробности ночи, проведенной незамужней девушкой в квартире молодого плейбоя! Давайте зайдем в дом. Что-нибудь выпьем, и вы раскроете тайны своего потрясающего времяпрепровождения на бульваре Сансет.

— Спасибо, зайду! — сладко улыбнулась Дженни. — Вы настоящий бродяга с извращенными садистскими мыслями.

Спустя три минуты она уже восседала в кресле в моей гостиной с рюмкой скотча в руке. Я устроился на кушетке, посасывая свой излюбленный бурбон.

На мой взгляд, портной, который сотворил ее элегантное платье из серебристой парчовой ткани, был не только большим мастером дизайна, но и хорошим скрягой. На ткани он сильно сэкономил. Когда Дженни скрестила ноги, подол автоматически задрался на добрых четыре дюйма выше колен. Вверху все творение держалось на двух лямочках шириной с ее мизинчик. А закругленный вырез прозрачно намекал, что серебристая парча не может соревноваться с манящим углублением между волшебными грудями.

— Моника Хейс — моя лучшая подруга, — сказала Дженни решительным тоном. — Знаю, у нее есть свои недостатки, но она добра ко мне более чем кто-либо.

— И добрее, чем была к Таланту? — Леденящий взгляд карих глаз заставил меня моментально нырнуть в укрытие. — О’кей, буду только слушать!

— Два дня назад, вечером, мне позвонил человек, назвавшийся Сэмом Брюнхоффом, — продолжила она еще более решительно, — и сказал, будто бы узнал от приятеля своего друга, что я близка к Монике Хейс. А дело в том, что Моника вернулась с выездных съемок и не обнаружила в городе мужа, он куда-то пропал. Я постаралась сохранить спокойствие и ответила, что, по крайней мере, первая часть его сообщения верна. Тогда он сказал, что Дон Талант скрылся вместе с Каролой Руссо тремя днями раньше и никто, кроме него, не знает, где они. Между прочим, и Джино Амальди тоже вернулся из Рима раньше, чем ожидалось, а если он первым узнает, где прячутся любовники, то вся преисподняя вырвется наружу. Естественно, мне тут же захотелось задать Брюнхоффу очевидный вопрос — почему он рассказывает все это мне, а не Монике? Брюнхофф рассмеялся и заявил, что у него от природы доброе сердце и он считает, будет лучше, если она услышит это от меня, своей лучшей подруги. Пришлось его спросить, не сошел ли он с ума, если думает, что я расскажу ей эту историю? Ведь мне даже неизвестно, правда ли это. До этого Брюнхофф говорил дружеским тоном, но тут его голос совершенно изменился. Стал просто рычать. Объявил, что Талант с итальянкой находится в своем доме в горах, а если я, безмозглая девка, ему не верю, то могу утром туда поехать и увидеть сама. И бросил трубку…

— …оставив вас наедине с этой проблемой, — закончил я фразу, начатую Дженни.

Она отпила скотч и зябко передернула гладкими обнаженными плечами, словно пытаясь таким образом отделаться от воспоминаний.

— Совсем не могла заснуть в ту ночь, раздумывая, как поступить, — сказала она тихо. — Но утром позвонила Монике и предложила поехать туда вместе, чтобы избавиться от беспокойных мыслей. Она согласилась. — Дженни подняла голову и чуть ли не вызывающе посмотрела на меня. — Подумала, если Брюнхофф лгал, то в этом не будет никакого вреда. А если все правда, для Моники даже лучше все узнать самой до того, как одна из ее подружек изложит ей эту историю, добавив подробности собственного сочинения. Когда мы приехали к домику, Моника увидела спортивный автомобиль Дона и сразу все поняла. Она хотела, чтобы я пошла с ней, но мне показалось, что будет лучше, если она пойдет одна, потому что мое присутствие только вызовет больше смятения. Ну, все остальное вы знаете сами.