Так за разговорами прошел день. Солнце клонилось к закату. Пора было думать об отплытии. Что делать с Зейнаб и Лугаль, Савва ещё не придумал. А вот на Земфиру у него были планы. Каким образом сложится побег, предугадать было трудно. Но по пути следования через Трансильванию и Бессарабию кочует много цыган, и, возможно, за свободу дочери Барона они окажут неоценимую помощь.

Как только солнце спряталось за гору, отплыли от причала. Алёшка и Давыд – на вёслах, Савва взял штурвал, и фелюга медленно двинулась вдоль пустынного в этот час берега. Тишина оглашалась далёким городским шумом и криком чаек. Плыли не торопясь, держась в тени берега. Как только совсем стемнело, Алёшка с Давыдом бросили вёсла и стали на парусе. Ветер дул попутный и дело пошло веселей. По Саввиным расчётам часа через три они должны были проплыть первую заставу – самое узкое место пролива, перегороженное цепями. Здесь предстояло пройти досмотр и оплатить проход через пролив, заплатив проездную пошлину. Обычно первая и вторая заставы охранялись янычарами, они и получали львиную долю прибыли от проходящих судов. Казна ежегодно недополучало сотни тысяч лир дохода, а янычары покупали доходные дома, женщин и рабов. В полночь подошли к таможенному причалу. Надежда была на то, что в связи с восстанием, контроль будет не столь суровым, да и в гареме, возможно, не хватились беглецов – евнухам и стражникам было хорошо заплачено. По всем расчётам беглецов кинутся искать не раньше чем через два-три дня.

Причал освещался кострами на берегу, у которых сидели группами янычары, охраняющие пролив. Слышался шумный возбуждённый спор – по видимому охранники обсуждали недавние события и пытались предугадать свою судьбу. А задуматься было о чём. Уже давно янычары – обуза власти, источник смуты, мздоимства и хаоса в империи. Время от времени происходили события, подобные вчерашним, тогда или убивали султана и всё его окружение, или султан расправлялся с верхушкой янычар, тогда летели головы тысяч солдат и офицеров этих неподкупных стражей порядка. На этот раз молодой султан оказался гораздо более решительным и энергичным, чем можно было предположить по первому году его правления, и судьба всего корпуса была под большим вопросом.

Обычно для больших галер, иностранных судов и военных кораблей проход открывали только днём, но малым рыбачим фелюгам можно было проплыть и ночью, через узкий, не более 20 метров пролив между надолбами, к которым крепились цепи, и причалом. Через этот узкий пролив и предстояло проплыть нашим беглецам после досконального осмотра судна. Договорились, что Савва де – хозяин лодки, Зейнаб же его жена, а остальные – их слуги. Едут они в Синопу к родственникам, а почему ночью – опасно в городе днём во время бунта. Говорить будет один Савва, представившись греческим торговцем, поставщиком женского товара для гаремов янычарских офицеров. Как правило, на борт для проверки входило два-три человека, так, что при возникновении опасности можно будет попытаться отбиться и в темноте уйти на вёслах.

Медленно лодка подплыла к причалу. На борт взошли трое янычар во главе с высоким, могучего телосложения, агой, с крашенными рыжими усами, качающимся от выкуренного гашиша.

– Салям Алейкум, Кто здесь будет хозяин? – низким хриплым голосом спросил ага.

– Я хозяин – ответил Савва, – это моя жена – кивок в сторону Зейнаб, забившуюся в угол, – а там наши слуги… Еду в Синопу, к брату, у него там есть товар для вас. Могу предложить по очень низким ценам…

– Так… Будет врать-то. Ждём мы вас весь день. Баб из гарема воровать вздумали… Вот мы сейчас возьмём вас в оборот, да и сдадим куда надо. – Рыжий ага говорил с сильным акцентом, выдававшем в нём нетурецкое происхождение.

– Так если и сдадите, то всё равно не сносить вам головы. Вон в городе уж и казни идут, никому пощады не будет. Наш султан оказался сильным человеком, хоть и молод, и за предательство ваше всех офицеров повелел схватить и никого не щадить. Так что утром ждите сипахов, и не поможет теперь вам ваша запоздалая преданность – перешёл в наступление Савва. Рыжеусый замялся.

– А что, правда всех казнят? – спросил смущённо он…

– Да уж всех офицеров, без разбору…..

В этот критический момент послышался душераздирающий крик Давыда– Брату-у-ха, Семён!!!!

Рыжеусый осветил лицо Давыда и в ужасе отпрянул, потом бросил факел на пол и схватился с Давыдом в крепком объятии. Молчаливая сцена длилась несколько минут. Они смотрели друг на друга, пытаясь разглядеть один другого в мерцающим свете факелов, только сейчас стало ясно, как два брата похожи – одинакового телосложения, глаза, нос, только один помоложе – крашенный, безбородый, а другой – сивый, заросший дикой бородой. Наконец объятия кончились…

– Ты откуда, это когда сюда, зачем, мать жива, отец…. – плакал Семён. – Как ты… Как Дон наш тихий, как баркас….

– Эх Семён, Семён, ну что ты… Что ж теперь, вот видишь, как свидеться пришлось. Э-эх, судьба… Батя вишь, тогда и погиб, мать сгорела в хате, а я убёг. Теперь вот видишь, службу царю нашему служу. Итить нам надобно, братуха, итить надоть, помоги, Христа ради помогни, ведь сгинем оба два.

Ноги не держали обоих, сели на пустые бочки, Давыд раскурил люльку. Все замолчали, янычары всё поняли, у каждого из них могло быть такое, да и бывало не раз, бывало, что и на поле боя сходились братья или отец с сыном. А уж рассказов об этих случаях было не счесть. Ну а что было делать, ведь все они теперь рабы государевы.

Первым нарушил молчание Давыд.

– Семён, бабы-то нам ни к чему. Ты нам мальчонку только отдай, а. А Баб энтих забирай, может так и спасешь жизнь свою. А без мальчонки энтого не сносить нам головы. Оторвёт нам её государь наш, Пётр Алексеич. Он – то построже султана вашего будет. И барам моим, и мне, заодно, башку снесёт. А то пойдём с нами, авось к нашим уйдём – не пропадём…..

– Подумать надо… На этих ребят я надеюсь – Семён кивнул на двоих своих товарищей – но на берегу сидит наш ашик, который обязательно донесёт. Добавил, помолчав.

– Сделаем так, ты и твой хозяин берёте баб и выводите их на причал, как вроде вы арестованные. Потом по моему сигналу бьёшь меня по голове, баб оставляешь а сами бегите на лодку. Пока то да сё, вы уже будете в море. На второй страже сегодня ночью нет никого – все здесь – вас ловят. Плывите быстро, пока не организовали погони, я скажу, что вы плывёте в Синопу, а вы уж уходите открытым морем на север, на Бургас. Авось ещё свидимся. Ну прощай братуха….

Савва и Алёшка одобрительно закивали головами. План был хорош. Учитывая темноту и неразбериху на берегу, он имел шансы на успех.

Давыд, схватил за рукав Зейнаб, а Савва поднял на руки лёгкую, как пушинка, Лугаль и они во главе арестантской команды вышли на причал. На причале Савва поставил на землю верещащую что-то негритянку и достаточно сильно ударил Семёна по красной шапке рукоятью кинжала. Семён закричал и упал, двое его товарищей, мешая друг другу пытались схватить арестованных, но те рванулись и в один миг были уже в лодке. Алёшка – уже на вёслах, Давыд прыгнул к нему на скамейку, а Савва – к штурвалу. Земфира стояла возле борта, держа Абрама в объятиях, одной ладонью, закрывая ему рот. Уже через минуту они были в темноте, метрах в десяти от берега. Раздался одинокий выстрел куда-то вверх, крики на берегу, бегущие тени людей, истошный крик Лугали. Последнее, что увидел Абрам, как его мать бросилась с причала в море и поплыла за лодкой. Через мгновение темнота поглотила и её и очертания берега, а ещё через несколько минут и свет костров и факелов на берегу. Кромешная тьма окутала беглецов. Задул свежий западный ветер, парус надулся и лодка, подгоняемая неистовыми взмахами вёсел и попутным ветром, мчалась на Восток, к выходу в Чёрное море, навстречу новым испытаниям.