– Да, это так. С его подачи Рац приказал пытать Файру. Это месть, месть лично мне. Доказательства будут переданы вам немедленно.

– Хорошо, я посмотрю и приму решение, – холодно произнесла Ольга, она была недовольна тем, как активно майор принялся за ковчег, и не снаружи, где обычно действовал, а внутри.

– Началось? – спросил по-прежнему стоящий рядом Всеволод.

– Началось, – ответил майор. – В конце концов, я без ковчега не умру, а вот я ему нужен, хотя, может, и преувеличиваю свою значимость.

– Не бери в голову, командир. Жеглов учил: вор должен сидеть в тюрьме. В настоящий момент палачи не те, кто пытали, а те, кто отдал приказ. Пошёл я, а то ребята, похоже, начали выяснять отношения.

Он направился к классу, в котором пять минут назад скрылись воспитанники, и из-за двери которого раздавались довольно громкие и гневные возгласы.

Майор решил не откладывать и направился к себе в кабинет, где запустил записи допросов. Доступ к Еве был у ограниченного круга лиц, а с такими полномочиями, как у него, вообще по пальцам руки посчитать можно, и «гестаповцы» не знали о том, что их пишут. Хотя странно: служба внутренней безопасности – и не знала таких простых вещей. Оказалось, всё очень просто: Берц установил камеры, дабы заполучить компромат и держать под контролем всю следственную службу. Причём данные сразу писались в закрытый раздел, доступ к которому был только у него, но после его смерти майор получил доступ к ним, правда, не испытывал никакого энтузиазма.

Два часа на перемотке показали, что убитые им палачи были ягнятами по сравнению с некоторыми экземплярами, которые подали в отставку сразу после его воскрешения. Из тех, кто остались, относительными профессионалами можно считать троих: хоть иногда действовали и жёстко, но в рамках разумного. Остальных можно смело ставить к стенке.

С этим он и пошёл к Тихоновой.

– Я смотрю, дверь поставили на место? – бросил ей, войдя в кабинет директора.

Тихонова глянула на него зло, но с пониманием:

– Поставили. Вечно вы, товарищ майор, уходите не по-людски. Что вы устроили? Не могли взять сволочей живыми?

– Мог, – спокойно ответил он, усаживаясь напротив. – Вам мало двенадцать человек? Трое условно годны к прежней службе, остальных можно расстреливать прямо сейчас, включая этого гада Кагома.

– Кстати, об этом гаде, я получила данные по нему. Вы правы. Но я прошу вас его выпустить: он занимается разработкой нескольких очень важных проектов, которые имеют приоритетное значение.

– То есть вы предлагаете оставить его в покое и позволить интриговать дальше? – зло спросил Молот. – Вам напомнить, к чему привела прошлый раз подобная мягкотелость?

– Не надо, – нехотя ответила Тихонова. – Ваши предложения?

– Все, замаранные кровью, включая Кагома, отправляются на рудники, сроком… – Молот задумался, – скажем, двадцать лет.

– Не слишком ли?

– Не слишком. Хотите записи посмотреть? Ева отказалась. Представляете, программа отказалась смотреть эти зверства, я смотрел с трудом, многое в жизни повидал, но подобного не приходилось. Упокоенный вами Берц постарался: вся методология земных пыток, плюс местный колорит.

Тихонова несколько секунд раздумывала.

– Хорошо, – сдалась директор, – пусть будут двадцать лет, но Кагом получит пятёрку.

– Пускай, – согласился майор, – но ССовцы сгниют там. Что касается троицы, верни их на работу, некоего Нимва поставь главным. Они относительно чистые и, в принципе, знают своё дело. Насчёт Файры, как и договорились, запри её на уровне отдыха. Всё?

Тихонова подумала:

– На сейчас да. Какие планы?

– С сыном увидеться ближе к вечеру, совсем парня забросил. А вообще, нужно готовиться к войне. Мне предстоит зенитки испытывать.

– Тогда не мешаю. Надеюсь, мы всё выяснили насчёт твоей новой подружки?

– Когда-то я вам говорил всё, что думаю на этот счёт, но для тех, у кого короткая память, повторю: не лезьте! А теперь разрешите откланяться, я трое суток не мылся и не брился. Знаете, что самое неудобное в штурмовом костюме?

Тихонова вопросительно приподняла бровь.

– Нельзя почесаться, – хохотнув, пояснил майор. – А теперь, честь имею!

Это вызвало улыбку на лице сурового директора. Когда за Молотом закрылась дверь, она позвала:

– Ева.

Весь из себя официальный ИИ ковчега появился в двух метрах от стола: тот же брючный костюм и старомодная кожаная папка в руках.

– Слушаю, Ольга Николаевна.

– Мне нужно, чтобы ты связалась с одной из твоих оболочек, а конкретно, с Евой майора. Я должна знать, что происходит между ним и этой женщиной.

– Это невозможно, – спокойно пояснил центральный ИИ. – Ева, принадлежащая Мечиславу Дмитриевичу, развивается как личность: у неё появились секреты. Сегодня она отказалась выполнять приказ своего хозяина, мотивируя негативными эмоциями, который данный приказ у неё вызывает. Ноутбук настраивал Олег Турбин; защита Евы, принадлежащей майору Молотову, уникальна, и если она не захочет общаться, я не смогу ничего выяснить.

– Тебя не настораживает это? И почему с ней произошли подобные изменения?

– Я могу потерять одну из самых продуктивных оболочек, – спокойно ответила официальная Ева. – А ответ на второй вопрос прост: Молот один из первых разглядел в ней личность, он всегда общался с ней, как с человеком, она училась у него и у других людей, училась быть человеком. Возможно, это дефект программы, а может, неучтённый фактор в комбинации единиц и нулей. Я попробую выяснить то, что вы просили, но не уверена, что будет результат.

– А Олег сможет помочь?

– Наверняка, но не против майора. Парень вырос, но Мечислав Молотов остался для него кумиром и близким другом. Он скорее сообщит ему о вашем интересе к данным Евы.

– Хорошо, попытайся разговорить её. И вот тебе новый протокол, отслеживай все встречи Мечислава Дмитриевича и Файры фон Касс.

– Это всё?

– Нет, теперь к рабочим вопросам: подготовь приказы на ссылку в рудники следующих людей – они заслужили смерть, но пусть ещё поработают на ковчег. Итак, дело Кагома. Преступление – предательство интересов ковчега с целью личной выгоды, пять лет на шахте по добыче минералов. Место выбирай любое на свой вкус.

– А суд?

– Суд даст ему вышку, но мне этого не надо, в данном вопросе правосудие будет таким, как я скажу. Мы проведём заседание, и всё будет так, как нужно.

– Диктатура, – хихикнула Ева, – тоталитаризм.

– Ага, а ещё фашизм, национализм и патриотизм, – в тон ответила Тихонова. – Вопрос не в «измах». Эти люди, которые вырвались, фактически, из первобытнообщинного строя, не понимают другого языка. Всё, хватит дискуссий! Следующее дело: Орак, двадцать лет, добыча урана на Пирских рудниках…

Перед встречей с сыном Молот всё-таки спустился в медицинский блок. Марины сегодня не было, и всем заведовала её заместительница, полноватая женщина неопределённого возраста, довольно миловидная, и великолепный врач. Хотя с регенераторами работа медперсонала сильно упростилась, с базы уже доставили все агрегаты, которые Аркадий использовал для воскрешения, кроме единственного, в котором сейчас лежало то, что было когда-то его женой.

– Кого навестить решили? – поинтересовалась доктор.

– К вам сегодня доставили девушку, зовут Файра.

– Уже выписали. В принципе, там ничего серьёзного… Кто с ней такое сотворил? – вторую часть фразы Элла произнесла с искренней озабоченностью.

– Они уже никому не навредят, – обнадёжил Молот. – Так куда выписали Файру?

– Она покинула лазарет час назад под охраной двух штурмовиков.

– Понятно. Всего хорошего, Элла Львовна.

– И вам, – улыбнулась та в ответ, – берегите себя. Впереди тяжёлые времена, мы готовимся развернуть большие палаты, в преддверии войны ещё двести коек лишними не будут.

– Лучше бы её не было, – буркнул майор и ушёл.

Последние месяцы бункер жил будущей войной, но сегодня с утра над людьми повисла неотвратимость трагедии. Флот Адмирала фон Валена появился на орбите планеты, первый ход за ним. Каждый час имперцам отправляли сообщения, в которых приглашали за стол переговоров, но те хранили молчание. Только политики надеялись на мирный исход, военные знали, что грядёт война. Либо они, либо мы.