— Набоб Аудэ — низкий, жестокий деспот, — выкрикнул Филипп Францис, — а рахиллы — благородные, свободные и храбрые племена.

— Набоб Аудэ, — говорил капитан, — друг и союзник Англии, и поэтому задачей английского правительства стало возможно большее расширение власти набоба. Решение человека, старающегося завоевать для своего отечества чужую часть света, не могут основываться на романтических чувствах. Смею спросить уважаемое собрание, осудит ли кто-нибудь из присутствующих тех, кто, защищая старую династию в Шотландии, взялся за оружие против государственного устройства и законов Соединенного королевства? Все это были люди, достойные полного уважения, храбрые и мужественные, как рахиллы, и опять-таки никто из присутствующих не осудит правительство за то, что оно погубило этих людей и осудило их как государственных преступников. Иногда для достижения великой национальной цели политика заставляет прибегать к таким поступкам, которые для частного лица считаются беззаконием, даже преступлением; в таком положении находится и генерал-губернатор Индии. Его цель — величие и могущество Англии, и все, что препятствует ее достижению, он должен уничтожать.

— Верно, совершенно верно! — подтвердил лорд Дундас, и со всех сторон раздались громкие одобрительные возгласы.

— Рахиллы, — прервал их Филипп Францис, — уже хотели стать друзьями Англии, а набоб Аудэ — фальшивый друг, который каждую минуту может сделаться врагом.

— Набоб Аудэ, — спокойно продолжал капитан, отвечая на брошенное замечание, — никогда не может сделаться врагом Англии, потому что этим он подписал бы себе смертный приговор. Его владение и столица заняты английскими войсками, заботы о которых он взял на себя; во главе же его собственных войск стоит полковник Мартин, который может занимать этот пост только с согласия губернатора; на содержание войск государство Аудэ дает ежегодно миллион фунтов стерлингов, и при первой же попытке освободиться от власти англичан государство перестанет существовать, и Аудэ станет английской провинцией. Вот результат покорения рахиллов. Я спрашиваю уважаемое собрание, найдется ли хоть один англичанин, который осудит средство, давшее такой результат?

— Цель не оправдывает средств! — крикнул со своего места Эдмунд Бурке. Со всех сторон, однако, слышались одобрительные возгласы по адресу капитана.

— Но всему, таким трудом созданному губернатором, — продолжал капитан, — грозила большая опасность в лице Гайдера-Али. Если б ему удалось взять Мадрас и двинуться с юга, тогда действительно оказалось бы невозможным подчинить князей севера английской власти. Со всех сторон чувствовалась какая-то ненадежность и склонность к измене, но тут Уоррен Гастингс вполне проявил свое величие, предугадав планы Гайдера-Али и подготовив победоносную битву, которую выиграл сэр Эйр-Кот. Я сам находился в лагере Гайдера-Али, переодетый, рискуя своей жизнью, как лазутчик, и я знаю, как велика была грозившая опасность!

Далее капитан рассказал про Мизорского льва, его могущество, жестокость и ненависть к христианам и европейцам. Все слушали, затаив дыхание. Капитан вдруг стал героем дня; а когда он описал битву при Мадрасе, отступление Гайдера-Али, его внезапную смерть — о ней он упомянул глухо и вскользь, — когда он рассказал о своих переговорах о заключении мира с Типпо Саибом, то со всех сторон послышались радостные, одобрительные восклицания, так что Филипп Францис не мог вставить ни слова.

Потом капитан рассказал, как Гастингс, всем рискуя, отправился в Бенарес и без посторонней помощи покорил Шейт-Синга; как он заставил набоба Аудэ заплатить военные издержки, так что из величайшей опасности Англия вышла более могущественной, чем когда-либо, а богатство компании достигло небывалых размеров.

— Итак, — закончил капитан, — враги сэра Уоррена обвиняют его в том, что он поколебал власть Англии и нажил ей врагов. Это не так. Напротив, врагов Англии он поразил, а приобрел друзей, которые, может быть, стали таковыми из страха перед непобедимостью Англии; и если теперь Индийское царство стало надежной, неотъемлемой собственностью Англии, то только благодаря самоотверженной, неутомимой и бесстрашной деятельности генерал-губернатора.

Капитан поклонился.

Когда возгласы одобрения несколько стихли, Филипп Францис вскочил:

— Лорды и джентльмены! Все, что мы сейчас слышали, звучит очень красиво, а капитан Синдгэм — слуга губернатора, он обязан сэру Уоррену Гастингсу всем своим положением и существованием! И если он говорит в пользу губернатора, то он говорит в свою пользу. Я не хочу обвинять капитана в заведомо ложном изображении фактов, но если вы будете основывать свое решение на его словах, то вы с таким же успехом могли бы основывать его на докладах самого сэра Уоррена Гастингса.

— Францис прав. Капитан чересчур пристрастный свидетель, — поддержал Эдмунд Бурке. — Он произнес защитительную речь в адрес губернатора, но у нас есть еще показания свидетелей, внесенные в акты комитета лорда Дундаса, а также и в мои.

Тогда лорд Дундас поднялся и заговорил снова:

— Я согласен, что уважаемый сэр Эдуард Синдгэм — друг генерал-губернатора, и это обстоятельство, конечно, не могло не наложить отпечаток на его речь. Но я хочу вам огласить мнение человека, мне близкого. Он лично на месте изучил все стороны дела. И хотя я знаю, что, отправляясь в Индию, он имел предубеждение против губернатора и его управления, теперь он изменил свои взгляды. Свидетель, о котором я хочу сообщить уважаемому собранию, — лорд Чарльз Торнтон, мой племянник, сын маркиза Хотборна. Лорд Чарльз основательно познакомился с положением дел в Индии и тогда только прислал мне свой доклад.

Лорд Дундас прочел доклад своего племянника, в котором тот убедительно доказывал, что при своеобразных индийских условиях, о которых в Европе никто не может правильно судить, губернатор сэр Уоррен Гастингс сделал все необходимое для упрочения английского владычества и притом с крайней осмотрительностью и полным забвением собственных интересов.

В своем докладе лорд Чарльз изображал все принятые меры совершенно так же, как капитан; он доказывал, что управление, взимание податей и торговые мероприятия Англо-Ост-Индской компании организованы отлично, глубоко продуманы и дают блистательные результаты. Кончал он свой доклад, так же как капитан, твердым заявлением, что сэр Уоррен Гастингс оказал своему отечеству огромную услугу, так как Индийское царство надолго и прочно закреплено за английской нацией только благодаря его управлению и умелому ведению дел.

Доклад произвел на собрание, находившееся еще под влиянием речи капитана, такое впечатление, против которого ничего не могли поделать ни Филипп Францис, от злобы совершенно утративший способность соображать, ни Эдмунд Бурке. Как опытный парламентский оратор, вполне понимавший настроение своих слушателей, Бурке молчал. Филипп Францис попробовал усомниться в показаниях лорда Торнтона, но многочисленные возгласы неудовольствия прервали его речь. Тогда встал директор компании.

— Я думаю, — подытожил он, — что после всего услышанного уважаемое собрание может решиться оставить без рассмотрения предложение палаты общин как основанное на недостоверных сведениях. Верхняя палата сама убедится, что ее предположения неверны, и не усмотрит в нашем решении, на которое мы имеем полное законное право, ни малейшего пренебрежения к мнениям и желаниям парламента.

— Конечно, нет, — кивнул лорд Дундас, — и я сам, подавший повод к подобному предложению, позабочусь, чтобы и парламент, многие уважаемые члены которого тут присутствуют, был вполне осведомлен о настоящем положении вещей.

— Поэтому я предлагаю, — продолжал председатель, — уважаемому собранию выразить генерал-губернатору Индии сэру Уоррену Гастингсу признательность и благодарность компании за его ведение дел и добавить, что компания не только согласна с его руководящими принципами, но и со всем тем, что он на основании их сделал, и что оно уполномочивает его и впредь поступать в том же духе.