Через два дня у Мелани в школе был концерт. По вполне понятным причинам Николь туда не пошла, и Стив тоже остался дома. Мы с Брон и Реджисом поехали на машине Карла. Брон обмолвилась, что там будет Эмили Хейс, и мне было очень любопытно на нее взглянуть. Мел, Стив, Николь — все упоминали, что Карл проявляет к учительнице Мел какой-то интерес. Мне не верилось, что там что-то серьезное, потому что за все эти три месяца она ни разу не появилась в Хай-Вайнсе, — а может, они держат свои отношения в тайне? Может быть, это к ней Карл иногда ездит по вечерам? Почему-то эта мысль меня чрезвычайно взбудоражила. Разумеется, я не претендовала на какое-то особенное внимание со стороны Карла. Мы дружили, я ему явно нравилась, несмотря на то что загружала его своими проблемами. Казалось бы, с какой стати мне расстраиваться при мысли о том, что в недалеком будущем он, может быть, женится на Эмили Хейс? Но я расстроилась. Сама не знаю почему.

Когда мы вошли в зал, все места уже были заняты родителями и друзьями выступающих. К нам подошли поздороваться Питер Хейс и стройная девушка в темном бархатном платье и меховом жакете. Эмили и Брон коснулись друг друга щеками. И что в ней такого особенного, мрачно подумала я, глядя на ее прямые каштановые волосы, неопределенные черты лица и светло-голубые глаза. Но улыбка у нее была очень приятная. Полная противоположность эффектной Николь!

— Айрис, дорогая, познакомься: это Эмили, учительница Мел. Моя племянница, Айрис Мэдден, приехала к нам погостить, — сказала Брон.

Эмили пожала руку мне и дяде Реджису. Карл наклонился и поцеловал ее в щеку.

Концерт в школе Мелани был, наверное, похож на многие другие: оркестр, хор, выступления солистов; девочки — в длинных черных юбках и белых блузках, мальчики — в темных костюмах. Мел должна была петь и в хоре, и соло, но я едва обращала внимание на то, что происходит на сцене. Когда Карл наклонился поцеловать Эмили Хейс и я увидела ее взгляд — взгляд, адресованный очень близкому человеку, — во мне что-то перевернулось. Словно кто-то приподнял тяжелую завесу, и я увидела, что творится в моей душе. Я влюбилась в Карла: это открытие меня оглушило. Ведь я настолько себя уверила, что после того, как со мной обошелся Биван, никогда ни в кого не влюблюсь. Ну, по крайней мере, сильно и надолго. Удивительно, все было совсем не так, как с Бивом. Это чувство застало меня врасплох. Все вечера, которые мы коротали вместе, шутки, над которыми мы смеялись, мягкое покровительство Карла по отношению ко мне — все это заставило меня смотреть на него совсем по-другому. А ведь это можно было предвидеть. Я привыкла ко множеству приятных мелочей, которые сулило общение с ним, к тому, что я могу на него положиться, что он всегда выслушает, поймет и поможет. Если мне придется с ним расстаться, или, еще того хуже, он объявит о том, что женится, я этого не переживу. Теперь мне отчаянно хотелось, чтобы он женился на мне и любил меня вечно.

Он сидел поодаль от всех нас, рядом с Эмили. Брон устроилась рядом со мной и то и дело что-то шептала мне на ухо; я кивала или качала головой, не слушая, и в то же время украдкой пыталась разглядеть, чем там заняты Карл и Эмили. Они не держались за руки, но, вполне вероятно, лишь потому, что находились на официальном мероприятии. Раз или два он наклонялся к ней, чтобы сделать какое-то замечание, и она улыбалась ему в ответ. Наконец пришла очередь Мел выступать. Она должна была спеть арию Скарлатти и, к вящему неудовольствию Брон, арию из оперы Эндрю Ллойд Уэббера «Кошки». Виртуозная ария требовала гибкого владения голосом, и Мел выпевала все ноты с легкостью и изяществом. Голос у нее был чистый и ясный, как у мальчика в хоре. Я заставила себя послушать внимательно, зная, что мое мнение примется выспрашивать Брон, и, наверное, не только Брон. Мел заработала громкие аплодисменты. Затем все стихло, и настал черед более известной композиции.

Спела Мелани прекрасно; она хорошо расставляла акценты, а финал исполнила по-своему. Публика прыгала от восторга, кричала, топала ногами, а кто-то из школьников даже выкрикнул «Да здравствует Мел!»

Нечего было и сомневаться, что Мелани Блейк стала звездой вечера.

— Айрис, разве не прекрасно она поет? — От счастья и гордости на глазах у Брон выступили слезы. Я искренне согласилась. Теперь я вполне разделяла ее беспокойство. Мел обладала чудесным даром. Забыть о нем действительно было бы сродни греху.

Мел присоединилась к нам в фойе, щеки пылали от сыпавшихся на нее со всех сторон комплиментов. Брон, не стесняясь, обняла ее. Карл тоном старшего брата заметил: «Молодец, сестренка, просто здорово!» Эмили и дядя Реджис тоже ее поздравили.

— Айрис, тебе понравился концерт? — с сияющими глазами спросила она.

— Еще бы. Ты была просто обворожительна. Мне и невдомек было, что ты так поешь. Не вздумай бросать это дело, — искренне вырвалось у меня.

— Извините… — За ее спиной вырос Питер Хейс. — Мел, ты пела просто потрясающе, — сказал он, а глаза его договорили, что он чувствует на самом деле.

— Эмили, дорогая, поехали к нам на кофе. Ты у нас не была уже целую вечность. Это и неудивительно, при таком-то насыщенном графике, — вмешалась Брон и добавила: — Питер, разумеется, и ты с нами. — Но взгляд ее, обращенный на молодого человека, стоявшего рядом с ее дочерью, сразу похолодел.

Эмили с Питером поехали за нами в своей машине. Мел села с ними. «Просто мне нужно поговорить с Эмили о концерте», — беспечно заявила она.

Дома, в Хай-Вайнсе, Карл взял на себя роль хозяина и принялся разливать напитки, пока мы с Брон занимались на кухне кофе. Когда я вошла в гостиную, он сидел на подлокотнике кресла рядом с Эмили, но тут же вскочил и взял у меня из рук поднос, улыбнувшись так, что у меня едва сердце из груди не выскочило. Я в отчаянии подумала, что же мне теперь с собой делать. У них не было никакой возможности остаться наедине, и я измучилась от страха, что он вот-вот объявит о помолвке. Когда Эмили с Питером собрались уезжать, Карл еще раз поцеловал ее в щеку. Я поднялась наверх, вместе с Мел, и плохо спала эту ночь.

Двумя днями позже Карл повез меня в аэропорт Торонто встречать маму. Я с огромным нетерпением предвкушала встречу с ней, хотя и нервничала немножко. Я так хотела, чтобы ей запомнилась эта поездка, но меня беспокоило, найдут ли они с сестрой общий язык после такой долгой разлуки. Брон, должно быть, сильно изменилась. Она умудрялась выглядеть элегантно даже в одежде для работы в саду. Приветливая и дружелюбная, она отнеслась ко мне с такой теплотой и заботой. Но Брон привыкла жить на широкую ногу. Она могла позволить себе такие прихоти и капризы, которые моей маме и не снились, а я знала, на какую откровенность, вплоть до бестактности, способна моя мать. Меня болезненно тревожило, понравятся ли друг другу мама и Карл. Он, конечно, не такой, как Бив, и все же… Мама всегда оставалась самой собой, — приземленной деревенской жительницей, которая привыкла называть все своими именами, порой и вовсе не церемонясь с подбором выражений. Втайне мне было стыдно, что я так думаю о ней, словно сравниваю с Блейками не в ее пользу. В итоге я постоянно держалась наготове, чтобы в случае чего ее оправдать. И когда я наконец увидела, как она проходит таможенный контроль, то утвердилась в своих опасениях. Я и забыла, какая она грузная, какое у нее старое, вышедшее из моды серое пальто, а мягкая серая фетровая шляпа, которую она почти и не носила, куплена на деревенской распродаже три года назад.

— Айрис!

Я бросилась к ней.

— Мама, как хорошо, что ты приехала! — Я осторожно высвободилась из ее объятий. — Это Карл.

Они пожали друг другу руки.

— Ну что ж, молодой человек, очень приятно с вами наконец познакомиться.

Я с беспокойством взглянула на Карла — не обиделся ли он на то, что его назвали «Молодым человеком». Мама ведь вовсе не хотела показаться высокомерной. Они улыбнулись друг другу, как старые знакомые, хотя виделись впервые. Они словно понимали друг друга без слов, и я тут же припомнила странное поведение Карла, когда он так и не сказал мне, как получилось, что мама отступила от своих принципов и согласилась, чтобы Брон и Реджис оплатили поездку. Ну ничего, скоро она мне сама все расскажет, уж об этом я позабочусь.